Хелот из Лангедока

душный и могучий великан, -- предположил Хелот. Он решил быть вежливым, насколько у него это получится. Гури Длинноволосый изрядно подпортил ему манеры, и Хелот не раз поминал валлийскую знаменитость незлым тихим словом.

-- Не только великан! -- вскричал барон. -- Я спою тебе мою боевую песнь, юноша из рода дакини, дабы ты оценил... -- Он поперхнулся и долго кашлял, пока не стал совершенно багровым. -- Я спою ее тебе на древнем языке моего народа! Внимай!

И он заревел, напрягая шею и колыхаясь брюхом. Хелот не понимал ни слова, но этого было и не нужно. Песнь была воинственна, архаична и, без всякого сомнения, сочетала в себе похвальбы и угрозы. Кроме того, барон явно не попадал в такт и был не в ладах мелодией. Но пел он от всей своей великаньей души, и это тоже было весьма ощутимо. Наконец он замолчал и с торжеством уставился на Хелота:

-- Ну, понял что-нибудь?

-- Да, -- сказал Хелот и привел свою версию пе-ревода:

"Я -- Теленн Гвад из замка Аррой,

Я убил много-много врагов.

Я убью еще больше врагов..."

-- Верно, -- озадачился Теленн Гвад. -- А ты умнее, чем я думал, дакини. Тебе ведом язык великанов? Ты знаешь древние наречья?

-- Нет, что вы, сэр. Мне ведомы нравы воинов, -- скромно отозвался Хелот. -- Я и сам воин...

-- Да, это было сразу заметно, -- сказал Теленн Гвад. -Поэтому я и пришел тебе на помощь. Да, я сразу понял, кто ты такой. А знаешь ли ты, кто я такой?

-- Вы, сэр, -- Теленн Гвад, который убил много врагов, -сказал Хелот и поднял свой кубок. -- И я хотел бы выпить за процветание вашего рода.

-- Благодарю. -- Теленн Гвад вылил в себя еще полпинты эля и заговорил снова: -- Даже боги с уважением относятся к нам, великанам. Знаешь ли ты, кем была моя мать? Могучая великанша Скади -- так ее звали. Когда она потеряла отца, то, не помня себя от горя, надела лыжи, подбитые мехом куницы, и помчалась по снежным холмам, все выше и выше, покуда не добралась до крепости, за стенами которой отсиживались боги. Ибо струсили они, прослышав о том, что Скади идет. Мстить за отца бежала она на лыжах, и все трепетали. И вот Скади предстала перед богами, пылая гневом, ужасная в своей печали по отцу. И тогда боги сказали: "Сейчас ты рыдаешь, Скади, но ведь настанет время, когда вновь будешь ты смеяться". Но безутешная дочь отвечала: "Нет, никогда не перестану я убиваться по отцу". Так она сказала, гордая, непреклонная Скади, и приготовилась уничтожать богов своим могучим копьем.

Барон вытащил из тарелки горностая, подержал его за шкирку и выронил на пол. Пискнув, зверек умчался. -- И тогда боги сказали: "Хорошо, убей нас, Скади. Но ответь сперва: если нам удастся развеселить тебя, откажешься ты от своей мести?" И она дала слово оставить злые думы на богов, если им удастся насмешить ее в час великой скорби по убитому отцу.

-- И что? -- спросил Хелот. -- Удалось им заставить смеяться безутешную сироту?

-- А как же! На то они и боги, -- ответил барон и звучно рыгнул. Один из горностаев, сидевших возле