Проклятие Шалиона

ным, – он вылил в рот последние капли вина со дна своей чашки. – У меня ужасная боль в животе, которая то отпускает, то снова накатывает, – сейчас он не чувствовал боли, но живот все еще был раздут. – И я устал. Я не чувствовал себя таким усталым с тех пор, как валялся в приюте Матери в Загосуре.

– Думаю, – осторожно проговорил Умегат, – что очень, очень важно, чтобы вы сказали мне правду.

Губы его улыбались, а серые глаза словно прожигали насквозь. Кэсерилу пришло в голову, что хороший следователь храма и должен быть таким: обаятельным, мастером внушать допрашиваемым доверие. Уметь смягчить их сопротивление выпивкой.

«Ты уже принес свою жизнь в жертву. Теперь поздно хныкать и сожалеть о содеянном».

– Прошлой ночью я попытался использовать смертельную магию против Дондо ди Джиронала.

Умегат не выглядел ни потрясенным, ни удивленным.

– Да. Где?

– В башне Фонсы. Я пробрался туда через дыру в крыше. Я принес собой крысу, а вот ворон… он пришел ко мне сам. Он не боялся. Я ведь кормил его раньше.

– Продолжайте… – выдохнул Умегат.

– Я перерезал горло крысе, свернул шею бедному ворону и молился, стоя на коленях. Потом была боль. Непереносимая боль. Я не ожидал такого. Я не мог дышать, свечи – погасли. Да, и я сказал «спасибо», потому что почувствовал… – он не мог объяснить словами, что именно он почувствовал, описать это странное спокойствие, словно он безмятежно отдыхал в тот миг в тихом безопасном месте. И остался в нем навеки. – Потом я потерял сознание. Я думал, что умираю.

– А потом?

– Потом… ничего. Я проснулся в предутреннем тумане, больной, замерзший, чувствуя себя полным идиотом. Нет, погодите-ка… я видел сон. Мне снился кошмар, я видел, как умирал Дондо. Но я знал, что проиграл. Тогда я встал и полез по крышам, чтобы вернуться в постель. А потом ворвался ди Джиронал…

Умегат побарабанил пальцами по столу, глядя на Кэсерила из-под полуприкрытых век; затем он стал изучать его с закрытыми глазами. Снова открыл их.

– Милорд, можно мне осмотреть вас?

– Хорошо… – на короткое мгновение, пока рокнарец вставал, шел к нему и наклонялся, Кэсерил испугался некой нежеланной ласки с его стороны, но прикосновения Умегата были точными и профессиональными, как у опытного врача: лоб, лицо, шея, позвоночник, сердце, живот… Кэсерил напрягся, но руки Умегата дальше не двинулись. Когда он закончил осмотр, лицо его было задумчивым. Рокнарец направился к двери, где в углу, в большой корзине, стоял еще один кувшин с вином, и принес его на стол. Кэсерил показал жестом, что вина ему больше не нужно, и отодвинул чашку.

– Мне, пожалуй, хватит. Я буду спотыкаться по дороге к себе, если выпью еще.

– Мои грумы проводят вас чуть погодя. Нет? – Умегат пожал плечами, наполнил свою чашку и сел. Его палец вывел на скатерти маленький узор, потом еще и еще – три раза. Кэсерил не знал, были ли это священные символы или просто нервические движения. Наконец Умегат заговорил:

– Исходя из свидетельства священных животных, ни один из богов