Проклятие Шалиона

ше. Умегат ухмыльнулся и сел обратно.

– Но вы понимаете, насколько бессильными могут быть боги, если самый низкий раб способен изгнать их из сердца? А если из своего сердца, то и из мира вообще – ведь боги могут добраться до мира только через живые души. Если бы боги смогли проникать, куда им заблагорассудится, люди стали бы обычными марионетками. Только если богу удается найти такой вход – каковой может быть предоставлен ему человеком, призывающим его по доброй воле, – бог может влиять на этот мир. Иногда богам удается проникнуть сюда через разум животных, но это довольно трудно. А иногда, – Умегат снова поставил чашку на донышко и поднял кувшин, – иногда человеку позволяется открыть богам свою душу и дать им возможность прийти в наш мир, – он наполнил свою чашку. – Святой – это не добродетельная душа, а пустая. Он – или она – по собственному желанию отдает свою волю избранному богу, – поднеся чашку к губам, Умегат взглянул поверх нее на Кэсерила. Затем выпил. – Вашему настоятелю следовало использовать не воду. Вода не оказывает должного эффекта. Вино. Или кровь. Какая-нибудь более существенная жидкость.

– Хм… – выдавил Кэсерил.

Умегат откинулся на спинку и некоторое время молча изучал его. Кэсерил знал, что рокнарец разглядывает не его тело. «Ну так скажи мне, что рокнарский отступник, настоятель храма, ученый, посвященный, святой Бастарда делает тут, прикидываясь грумом в зангрском зверинце?» Однако вслух он произнес:

– Что вы здесь делаете?

Умегат пожал плечами.

– То, чего хочет бог, – затем, словно сжалившись при виде растерянного выражения лица Кэсерила, уточнил: – Похоже, он хочет, чтобы я сохранял рея Орико в живых.

Кэсерил вздрогнул и выпрямился, пытаясь справиться с дурманящим голову вином.

– Орико? Он что, болен?

– Да. Государственная тайна, хотя это невозможно утаить от того, кто обладает разумом и острым глазом. Тем не менее… – Умегат приложил палец к губам, призывая никому об этом не рассказывать.

– Да, но… я думал, что лечение – привилегия Матери и Дочери.

– Если бы болезнь рея имела естественные причины – то да.

– А причины не естественны? – Кэсерил заволновался. – Темное облако… вы его тоже видите?

– Да.

– И у Тейдеса есть такая тень, и у Исель, и у рейны Сары. Что это за дьявольщина, о которой нельзя говорить?

Умегат поставил чашку на стол, потянул себя за косу и вздохнул.

– Все началось во времена Фонсы Мудрого и Золотого Генерала. Полагаю, для вас это лишь история. Я же жил в то отчаянное время. Знаете, однажды мне привелось увидеть генерала. Тогда я был шпионом в его провинции. Я ненавидел все то, чем он занимался и чего хотел, но… если бы он велел мне, просто сказал единственное слово, думаю, я пополз бы за ним на коленях. Он был больше, чем тот, кого просто коснулись боги, больше, чем посвященный, осененный. Он был воплощением, реализацией высшей воли, посланным в мир в подходящий момент. Почти. До того мига, пока Фонса вкупе с Бастардом не пресекли его жизнь, – Умегат замолчал,