В третью стражу. Трилогия (СИ)

   - Он говорил по-немецки? - справа.

   - Я же сказала, не помню! - "Боже, какая пискля!"

   - Не помните, на каком языке он говорил?

   - Нет.

   - Так, где он к вам подошел?

   - Не помню.

   - Ну, хотя бы в какой части города? - опять Штейнбрюк.

   "ОН..."

   - Сэйнт... Амадеус?

   - Может быть, Синт Амандус? - предлагают из-за спины.

   "

В танго, в парижском танго

..."

   - Да, точно. Синт Амандус.

   "

Я подарю вам сердце в танго

..."

   - Как он выглядел?

   "

А ночь синяя, и сладкое вино

... Господи!"

   - К... кто?

   - Этот мужчина, - снова Штейнбрюк. Спокоен, деловит, равнодушен...

   "Машина..."

   - Высокий...

   - Насколько высокий? - слева.

   "Ведь ОН высокий? Ведь так? О, да. ОН теперь высокий..."

   - Н-ну, у меня были туфли на низком каблуке, - она пытается вспомнить, но перед глазами несется круговая панорама комнаты, смазанная скоростью и визгом разогнанного до высоких оборотов мотора. - Я... мне кажется... я не доставала ему до плеча...

   - Метр восемьдесят, примерно, - предполагает капитан Паша справа.

   - Да, возможно.

   "Возможно... Скорее всего... Где-то так... Метр... и еще... почти метр... ОН..."

   - Итак, он подошел к вам, - слева.

   "А кто устроился на подоконнике слева? Знакомое лицо..."

   - На кого он похож?

   - Ни на кого.

   - Можно предположить, что он француз? - из-за спины.

   - Нет, - трясет она головой. - Нет. Если только не из Лотарингии или Нормандии...

   - Значит, сразу видно, что немец, - кивает Штейнбрюк. - Типичный немец, не так ли?

   "Сколько раз он ее об этом спрашивал? Десять, двадцать? И еще художник рисовал... два раза? Или, нет. Кажется, три... Или мне это только приснилось?"

   - Или голландец, - говорит она, но губы и язык не слушаются, и горло способно, кажется, издавать только хрип. - Или... или бельгиец.

   - Он хорошо говорит по-французски? - справа.

   - Грамотно, -

отвечает она,

- небыстро, но... он ошибается... не часто, но... иногда. Достаточно, чтобы... И акцент...

   - Акцент немецкий? - из-за спины, хлестко, угрожающе.

   "Сукин сын! Выблядок!"

   - Нет, еврейский! - выплевывает она вместе с густой слюной.

   - А по-немецки он с вами говорил? - Штейнбрюк невозмутим, холоден, деловит. И предельно вежлив. Ни ругани, ни перехода на "ты", ничего...

   - Нет, - выдыхает она с силой, пытаясь прочистить горло. - Ни слова.

   - Вы сказали, что встреча произошла в Синт Амандус, - снова капитан Паша. - На какой улице?

   - Не помню.

   - А какую-нибудь другую помните? - вопрос уже слева.

   "Пинг-понг! Туда-сюда, обратно... Тебе и мне... Тьфу!"

   "Устрой истерику! - предлагает Жаннет. - Я бы..."

   "Ты бы... УЙДИ!"

   - Вы слышали вопрос?

   - Да... Бругстраат... бруг - это мост, ведь так?

   - Да, по-голландски это мост, - подтверждение приходит из-за спины, и сразу же шелест бумаги.

   "На карте ищет..."

   - Почему вы запомнили именно эту улицу? - а это снова Паша-капитан.

   - П... потому что... Вы мне не верите?! Вы!!! Вы...

   - Прекратите истерику! - властно, как хлесткой пощечиной... Штейнбрюк...

   "Мразь!"

   - Итак? - Паша-инквизитор.

   - Там была улица Бругстраат, и... мост. Я подумала, это значит "Мостовая". И еще... я запомнила кондитерскую. Проходила мимо... открылась дверь, и на меня пахнуло теплом, ванилью, и еще кофе... Я хочу пить!

   - Высокий, похож на немца, - говорит Штейнбрюк.

   - Я хочу пить!

   - Высокий, похож на немца, - равнодушно повторяет Штейнбрюк.

   "Не сдавайся! "В Париже..." В Париже Эйфелева башня и... танго. В Париже..."

   - Я хочу пить! Дайте, пожалуйста, воды!

   - Высокий...

   - Воды!

   - Похож на немца.

   - Во... Я не сказала, что на немца. Может быть, скандинав, бельгиец... Воды?

   - Волосы? - слева, от окна.

   - Дайте воды! Темно-русые...

   - Может быть, каштановые? - гад из-за спины.

   "Ну, ничего, сволочь! Когда вам будут отбивать яйца в НКВД, вспомнишь этот день!"

   - Я хочу пить.

   - Вы не ответили на вопрос.

   "Мразь троцкистская!"

   - Нет, не каштановые, - она сглатывает, но и слюны нет. - Темно-русые, волнистые... немного... Подстрижен коротко... Дайте пить... - глас вопиющего в пустыне - безнадежно, ясно - не дадут. А комната уже не вращается - плывет. Медленно, тягуче, как балтийская волна. Тянется...

   - Он был без шляпы?

   - Ч...то?

   - Он был без шляпы? - пот заливает глаза, и в ушах гул, и непонятно уже, кто задает вопросы и откуда.

   "Чудище стозевно, многолико... Но... Но в Париже... ОН... И танго... В Париже..."

   - Нет, - трясет она головой. - Нет... Он был в шляпе... но когда мы зашли в кафе... В кафе... в кафе...

   - Вы зашли в кафе, и он...

   - Он ее снял.

   - И вы увидели его прическу?

   - Да.

   - Где расположено это кафе?

   - Не помню.

   - Опишите место. Как выглядит кафе? Что напротив? Что рядом?

   "Боже мой! Мой... мой... Голова... Вопросы, вопросы... тридцать тысяч одних только вопросов... Гоголь... Не помню, не знаю, где-то, как-то... Ну, чего вы все от меня хотите?!"

   А время тянется, и комната то кружится в вальсе, то скользит в фокстроте, то мечется в танго. И хочется пить и в туалет. И умыться. Смыть пот с лица и тела. И кофе, и закурить. И... Да, и водка сейчас бы не помешала.

   "Стакан!"

   "Ты выпьешь стакан водки?" - ужасается Жаннет.

   "Выпью..."

   "А два?"

   "А это уже анекдот, Василий Иванович! Уйди, а?"

   "Мон шери! Расскажи им это... по-французски!"

   - Почему вы смеетесь?

   - Я? Я хочу пить. Можно мне воды? - спросила, описав в подробностях кафе, где ужинали с Бастом.

   - Позже, - холодно останавливает ее Штейнбрюк. - Опишите еще раз этого господина. Все, что запомнили. Внешность, одежда, манера говорить...

   "Баст... О, ты красивый мужчина, Баст фон Шаунбург. Сволочь немецкая! Бош! Шваб! Скотина... Фашист! Но да, красавец".

   - Я хочу пить! - повторяет она после каждого очередного пассажа. - Вы слышите, я... хо... хочу... пить! Высокий, широкоплечий... Нет, не вата... Знаю. Женщины это видят.

   "Отвлеки их, переключи..."

   - Вот вы тощий. И плечи... узкие. А у Паши задница, как у бабы... А этот настоящий мужчина. Атлет! Дайте воды!

   - А я хочу знать, почему вы нам лжете! - кажется, Штейнбрюк совершенно спокоен. Но это не так. Он уязвлен. Но ему это, как слону дробинка. А вот капитан Паша... Вот его она уела, таки уела! - Сопит! Но ведь все правда. Рыхлый, белый, и бедра широкие...

   - Что случилось во время посещения Гааги? - слева.

   - Что вам сказал резидент? - справа.

   - На кого ты работаешь? - из-за плеча, перейдя на "ты".

   "Но...

   В танго, в парижском танго,

   Я подарю вам сердце в танго,

   А ночь синяя, и сладкое вино..."

***

   Прессовали долго - больше суток - плотно, упорно, методично наматывая нервы на барабан, не жалея себя, и уж, разумеется, не жалея ее. Пережидали обмороки, - немного воды на лицо и пару глотков, когда из ее горла невозможно было уже извлечь ни капли голоса, но спать не позволяли, и расслабляться не давали тоже. Жали, выдавливая сознание, рвали жилы, пытаясь добраться до подсознания, которое расскажет им все. Но не били, это правда. Не пытали, хотя пытка бессонницей и жаждой...