Машина снов (СИ)

– А ты помнишь среди них Чиншина? – в памяти Марка почему‑то всплыл давний рассказ Хубилая о своём любимом сыне.

– Чиншин? Конечно, я помню его. Я думал, ты о нём не слышал, и как раз хотел упомянуть его. Чиншин‑небожитель. Чистокровный чингизид, прямой потомок Тэмуджина. Без примесей чужой крови. Не то что мы – полукровки. Темур, кстати, тоже чистокровный… У них с Чиншином одна мать. Они самые старшие, родились ещё до того, как отец решил осчастливить мир сотворением нового племени. Чиншин, конечно, был лучшим из нас. Он как‑то умудрился взять то хорошее, что растворено где‑то в глубине отцовского характера, что‑то запрятанное глубоко между его легендарной злобой и подозрительностью. С ним хотя бы можно было разговаривать по‑человечески. Можно сказать, что какое‑то время он заменял мне вечно отсутствующего отца. Защищал меня от Темура… Жаль его. Он страдал падучей. Это делало его недопустимо уязвимым… нельзя иметь слабостей в таком гадюшнике, как наша семейка, а уж болеть – просто дело невозможное. Я сначала думал, что в нужный момент наши милые слуги, по доброму совету кого‑то из наших сестёр или братьев, просто оставили его без помощи, и он умер. Он таинственно умер. Кстати, я не слышал, чтобы кто‑то видел его труп вблизи или был на его похоронах. Я помню отцовское горе – отец как раз был в походе и пропустил и сам момент смерти, и последующие похороны, помню, как рабы пронесли его тело на руках через двор, но годами позже мне почему‑то пришла в голову мысль, что это был фарс, спектакль, что Чиншин обманул нас, один или в сговоре с отцом, не знаю, но обманул… Мне кажется, что он просто ждёт своего часа, спрятавшись, затерявшись на просторах Империи. И как только отец ослабнет…

– А Темур? Чувствует ли он себя преемником Кубла‑хана, если он самый старший?

– В том‑то всё и дело, Марко. Чувствуешь ли ты, как отец слабеет?

– Честно говоря, нет. На днях он снова развлёкся поединком с быком – убил его, ударив рукоятью меча промеж рогов. С одного раза.

– Ах, Марко‑Марко, в тебе нет голоса нашей кипящей крови. Ты хороший парень, но тебе не хватает того яду, что плеснул в наши жилы Тэмуджин. Что такое для императора физическая сила? Прошли десятилетия, судьба Великого хана решается вовсе не на борцовских состязаниях, не в белых юртах немытых идиотов, которые считают себя старейшинами. Империя стала слишком большой, слишком много кровей слилось в её безграничное море. Я говорю о внутренней силе. Сможет ли он, как раньше, одним блеском своих глаз удержать от броска взбесившийся легион?

– Да нет, я не думаю, что он слабеет, – соврал Марко, и осознание того, что он лжёт, лжёт намеренно, лжёт, совершенно искренне надеясь обмануть собеседника, отрезвило его. Он заглянул в сузившиеся от алкоголя глаза Тогана и попытался изобразить наивный взгляд ребёнка. Тоган немного высокомерно всхрапнул, смешок вышел комканым, как фырканье породистого коня, и Марко мельком отметил: удалось.

– Ты не видишь. Ты просто не видишь. Причина проста – ты не помнишь его молодым. Хотя у нас с тобой и небольшая разница в возрасте, но несколько лет назад отец начал сдавать так внезапно и так сильно, что внимательному человеку заметить это было бы нетрудно. Марко, присмотрись как‑нибудь к нему, и ты увидишь: где‑то глубоко он совсем старик. Если соскрести эту шелуху, называемую императорским величием, то ты увидишь растерянного старикашку, который вдруг обнаружил, что у него начинает размякать член, когда‑то казавшийся стальным, – сказал Тоган, хохотнув в конце своей шутке, которая показалась ему на редкость удачной.

– Ты хочешь сказать, что за всеми смертями может стоять Темур?

– Я хочу сказать, что ослабление отца выгоднее всего двум людям – прежде всего, Темуру, как самому старшему и чистокровному чингизиду, и Чиншину, при условии, что я прав и Чиншин сымитировал свою смерть, обманув всю семью включая отца.

– Я, кажется, понимаю, чего ты хочешь от меня, – задумчиво проговорил Марко, поводя пальцем по краю пиалы с вином. Капли густо стекали с фарфора угловатыми уступами, пошло напоминая кровь.

– Воспользуйся своим даром – загляни в сны моих братьев. Ведь главное для ищущего – точно знать имя того, кто прячется. Или место, где его искать. Ты умный парень, Марко. Даже странно, что варвар может быть таким прозорливым, да ещё в таком возрасте. Ты быстр, ты хитёр, я верю, что у тебя всё получится.

– А ты…

– У тебя есть ещё одно преимущество передо мной, Марко, – перебил его Тоган. – За тобой никто не будет наблюдать так же пристально, как наблюдают за мной. Каждый мой шаг известен моим драгоценным сёстрам и братьям. А ты можешь притвориться мошкарой. Ты странный, а странностей боятся и пытаются их игнорировать. В конце концов, ты – «белый варвар‑убийца, пришедший с Луны».

– Я не об этом.

Тоган опрокинул пиалу, словно спрятав ею своё лицо от вопроса Марка, и тонкая кроваво‑красная винная струйка стекла из угла его тонкого девичьего рта. Он бросил быстрый взгляд на собеседника. Марко подумал, что всё это напоминает игру в поддавки: кто достовернее изобразит опьянение. Этот резкий, как удар, взгляд Тогана показался ему слишком расчётливым и трезвым.

– Что выгодно тебе, Тоган?

Тоган захохотал. Он не мог остановиться, хлопал ладонями по столу, кашлял и снова хохотал, потом вдруг резко замолчал и, перевалившись через стол, злобно прошипел прямо в лицо Марку:

– Мне выгодно всё что угодно! Мне всё равно, что произойдёт, главное, чтобы произошло хоть что‑нибудь. Хоть что‑нибудь. Я больше не могу терпеть отца, я не могу, не могу… Ты же помнишь, как мы шли через Аннам, я прикрывал твой караван, мы выжигали тропу в джунглях… неужели ты не веришь мне? Ведь мы сражались бок о бок… Ты помнишь меня там… Моё место там, с мечом в руке, там, на границе Империи, а не в этом осточертевшем мне дворце…

Он кричал бессвязно, истерично, брызжа слюной, роняя посуду.

– Ты не должен думать обо мне, Марко, ты должен в первую очередь подумать о себе. Что тебе выгодно – вот в чём вопрос, главный вопрос для тебя. Я смогу прикрыть тебя, кто бы ни пришёл к власти после отца: Хайду или Найан, или если вдруг обнаружится Чиншин – а я очень хотел бы, чтобы Чиншин вдруг ожил. Но вот от Темура я тебя защитить не смогу. Потому что милейший Темур первым делом вырежет всех, кто был близок к отцу. Угадай, кто первый в этой очереди? Как только головы моих братьев и сестёр упокоятся на остриях копий, рядом с ними замаячит и твоя голова.

Марко посмотрел на него и ничего не ответил. Врал Тоган или нет, говорил он полуправду или действительно верил в то, что говорит, было совершенно ясно, что ничего хорошего ни от Найана, ни от Хайду ждать не приходится. Строго говоря, в случае ослабления Хубилая Марка не ждало ничего хорошего при любом раскладе. И если есть шанс поддержать видимость дружбы с Тоганом, это, вероятно, стоит сделать… Внезапно Марко вновь почувствовал себя беззащитным. Кто пришёл с Тоганом? Кто прячется за портьерой? Лучше не противоречить распоясавшемуся от вина императорскому сыну, не провоцировать августейший гнев.

– Я сделаю то, о чём ты просишь, – сказал Марко.

– Ты правильно меня понял. Я не приказываю тебе, Марко, не потому, что не могу приказывать тебе или не имею на это права. Вовсе нет. Я прошу тебя потому, что верю в твою дружбу. В боевую дружбу, которая связывает нас с тобой. Это больше, чем любая другая связь. Я верю, что найду в тебе того брата, которого у меня никогда не было. Так как? Я прав?

– Да, Тоган.

Он ужасно хотел спать, возвращаясь в Запретный город на лохматом гнедом жеребчике. Седло плясало под одеревеневшей задницей, сновало вперёд‑назад словно челнок. Он поплотнее запахнулся в плащ, кутаясь от влажного, до костей пробирающего ветра, но как только он немного согревался, глаза слипались сами собой, а засыпать ему не хотелось. Тревога никак не оставляла его. Стоило чуть расслабиться и смежить веки, как снова возникало туманное лицо Тогана, его изогнутые губы, искривлённые ненавистью.