В третью стражу. Трилогия (СИ)

   - Ага! - усмехнулась Виктория. - А обед?

   - О! - поднял вверх палец Раймон. - Обед дает Генеральный консул СССР в Барселоне Владимир Антонов-Овсеенко и главный советник ВМФ Испанской республики дон Николас Лопанто... Любопытный, между прочим, человек. Рекомендую познакомиться...

   - Ну, раз ты настаиваешь...

   "Помолчала бы... говорунья!" - но, с другой стороны, из роли не выпадает и на том спасибо.

   Хотя в этом он был к ней, пожалуй, несправедлив. В той или иной степени, Виктория "играла" все время, ни на мгновение не нарушая своего и так уже двойственного образа певицы и разведчицы, и оставалась "самой собой" везде и всегда, кто бы ее там не "слушал", и кто бы за ней не "присматривал". А у Раймона на этот счет была не обычная для влюбленного мужика паранойя, он просто кое-что знал и о диве Виктории, и о тех, кто мог сейчас ее "смотреть и слушать".

   2.

Кайзерина Альбедиль-Николова, Эль-Эспинар, Испанская республика, 14 января 1937

,

вечер

   К вечеру распогодилось, и на небе высыпали звезды. Большие, яркие... И настроение снова переменилось. Она поспала немного, почти сразу же по возвращении провалившись в жаркое забытье, потом проснулась, поела - как ни странно, "нагуляв" во сне аппетит - и снова поспала после того, как сестра милосердная сменила повязку на плече. Во второй раз проснулась уже ближе к вечеру, а боль-то почти и не чувствовалась уже, и слабость прошла, и в голове не звенело. В общем, как говорила одна питерская знакомая "опять свезло". Но все равно - береженого, как говорится, бог бережет - "накатила" полста граммов для поднятия тонуса и как проверенное временем обезболивающее, и, спустившись во внутреннюю аркаду второго этажа, закурила на свежем воздухе.

   - Ну, как вы сударыня? - спросил, появляясь на галерее Алекс Тревисин. - Судя по вашему виду, отпустило. Я прав?

   - Правы, - кивнула Кайзерина, подставляя лицо прохладному ветерку. Замечательно пахло апельсинами, мокрой зеленью, и варящейся на кухне кукурузной кашей. - Я что-то пропустила? Что там за шум был часа два назад?

   - Транспорт с фронта... - интонация собеседника сказала Кейт даже больше, чем сами слова.

   - Опять штурмовали Саламанку?

   "Господи, ну когда же это все кончится?"

   - Нет, - покачал головой Тревисин. - Это с юга. Наши, я так понимаю, попытались провести атаку с фланга, а Мола готовил там же свой удар - на прорыв в южный анклав. Произошел встречный бой, и, похоже, генерал

свою

задачу выполнил... А Гарсиа ударил навстречу, на Мериду и Касарес... Так говорят.

   - Много раненых? - спросила Кейт, глядя вниз, туда, где сновали через просторный двор медсестры и санитары. Скорее всего, в операционной и процедурных кабинетах продолжали работать до сих пор.

   - К нам поступило немного, всего тридцать девять. Остальные, как говорят, - в новый русский госпиталь и еще куда-то... Много. Угостите сигаретой, баронесса?

   - Курите, поручик! - Кейт вынула из кармана пальто портсигар и протянула Алексу. - Что там наш юный друг Митрио?

   - Дмитрий поправляется, - улыбнулся Тревисин. - Но ходить не сможет еще долго, и это его... Ну, скажем, это его сильно расстраивает.

   - Бесится? - усмехнулась Кайзерина, представив себе юного краскома, волею обстоятельств не только оказавшегося в испанском госпитале, где кроме Алекса никто по-русски не говорит, но и с загипсованной "по самое не могу" ногой, что напрочь лишало лейтенанта РККА всякой свободы передвижения.

   - Бесится, - согласился Тревисин и прикурил от старенькой, едва ли не самодельной зажигалки. - Спасибо, - чуть поклонился он. - Неохота, знаете ли, из-за такой безделицы возвращаться в "нумера", а курить, напротив, неожиданно приспичило. Такова несовершенная человеческая натура.

   - Да уж... Но вы мой должник, Алекс, вы это понимаете? - когда хотела, Кайзерина умела быть весьма убедительной.

   - Готов отслужить, - улыбнулся Тревисин.

   - Тогда объясните мне, каким духом вас занесло в Испанию? - Кайзерине это было и в самом деле интересно, вот и спросила, наконец. - Ведь вы же царский офицер и должны быть антикоммунистом, я правильно понимаю? А тут... Ну, это не Россия, разумеется, но все равно... Содом и Гоморра... Народный фронт... красные знамена... И еще, почему у вас французская фамилия?

   - Народный фронт, - кивнул Тревисин. - Красные знамена... - вздохнул он. - Французская фамилия...

   Помолчал, затягиваясь, выпустил дым и посмотрел в небо, на звезды, прищурив внимательные серые глаза.

   - Царский офицер... - усмехнулся он. - Не совсем так, баронесса, или вовсе не так. Я фронтовой офицер, в военном училище не учился, да и никогда, представьте, не видел себя офицером... О другом мечтал, к другому стремился. Моя настоящая фамилия Лешаков, и никакой тайны в этом нет. Тревисином я стал, когда завербовался в Иностранный легион. Так звали моего приятеля-француза. Мы с ним, знаете ли, в шахте вместе работали. Уголь добывали. Он... он погиб потом. Но вы ведь не об этом спрашивали.

   Мой отец, царствие ему небесное, был машинистом паровоза. Не знаю, разбираетесь ли вы, Кайзерина, в таких вещах, но по тому времени машинисты были элитой рабочего класса. В профсоюз входили, правда, к революционным лозунгам относились весьма настороженно, поскольку жили очень и очень хорошо. Мне батюшка учебу оплатил, так что я на войну попал с университетской скамьи, студентом третьего курса юридического факультета. Стало быть, не из князей я, и даже не из баронов, хотя и мне своей родословной стыдиться нечего.

   - Ужас какой! - воскликнула потрясенная его рассказом Кайзерина. - Они вам не дали даже доучиться!

   - Кто? - встрепенулся Тревисин-Лешаков. - Ах, да, - кивнул он, понимая. - Царские сатрапы... Но дело в том, Кайзерина, что я ушел на фронт vol'noopredelyayuschimsya.

   - Как вы сказали? - переспросила Кейт, хотя прекрасно поняла русское слово.

   - Волонтером, - перевел Лешаков.

   - Волонтером? - удивилась Кейт.

   - А что вы удивляетесь? - Алекс загасил окурок в ржавой консервной банке, приспособленной госпитальными курильщиками под пепельницу, и снова посмотрел на Кайзерину. - Я был патриотом и верил, что все русские люди должны сплотиться против супостата, то есть против германцев и австрийцев. К тому же я был социалистом, членом партии социалистов-революционеров...

   - Вы социалист? - вздернула вверх свои чудные золотисто-рыжеватые брови Кейт.

   - Я социалист, - грустно улыбнулся собеседник.

   - Но разве социалисты были не против войны? - спросила тогда она, хотя и знала, что это не так. Однако по "роли" вопрос просто напрашивался, вот она и спросила.

   - Ультралевые были против, - кивнул, соглашаясь, Тревисин. - Коммунисты, большевики. А социалисты, я имею в виду настоящих социалистов, - лейтенант сделал многозначительную гримасу, - так вот социалисты, как ваши, так и наши, поддерживали свои правительства.

   - Вот как... - озадаченно протянула Кейт. Такой поворот сюжета был ей весьма любопытен.

   - Вот так, - подтвердил рассказчик.

   - И что же дальше? - спросила она.

   - Дальше... Я вас сильно затрудню, если попрошу еще одну сигарету?

   - Да, бог с вами, Алекс! Берите, конечно.

   - Я попал на фронт в июне шестнадцатого. Прапорщик военного времени, вроде нашего Дмитрия. Впрочем, Дима малограмотный по не зависящим от него причинам, я был образован гораздо лучше, даже и в военном смысле... - Лешаков остановился на мгновение, и Кейт смогла втиснуть в его рассказ новый вопрос.

   - В каком смысле? И как это возможно? - спросила она.

   - Видите ли, Кайзерина, нас совсем неплохо готовили на ускоренных курсах... Да и ведь нам не надо было, как полуграмотным крестьянским парням, все по три раза объяснять. Господа студенты, присяжные поверенные и инженеры, - мы простые воинские истины на лету ловили. Да и какие там истины? Профиль траншеи, возможности полевой артиллерии, использование складок местности? Все это не так уж и сложно... Но дело не в этом... В феврале семнадцатого я был уже поручиком, солдатский "Георгий" за храбрость, определенный род уважения и доверия со стороны, как тогда говорили, нижних чинов... И ведь я был членом одной из тех партий, что свершили революцию. В общем, я был окрылен, полон надежд... Мне казалось, что все теперь пойдет совсем не так, как было прежде. Что Россия? Она ведь великая страна, баронесса, что бы кто ни говорил... Так вот, я был полон надежд, предполагал... верил, что Россия воспрянет, сбросит с себя обветшавшие вериги кликушества и дворянской косности, и станет... Ну, не знаю, не помню уже, какой хотелось ее видеть, но, безусловно - великой, могучей, прекрасной и доброй к своим сыновьям и дочерям.