Вечер потрясения (СИ)

– Цель? – спросил, точно выплюнул, полковник. – Авианосец?

Отсюда, с высоты больше километра, противник был для штурмана Су-34, как на ладони – заметный и казавшийся чертовски уязвимым. Отметки, которыми пестрел жидкокристаллический монитор, установленный как раз перед штурманом, заметно различались размерами. И не было ни малейшей трудности в том, чтобы выделить среди скопления отстоявших от бомбардировщика на сотню с лишним верст кораблей самый крупный, намного превосходивший размерами свое окружение. Конечно, морские супертанкеры дедвейтом по четверит миллиона тонн и больше оставили бы далеко позади эту мишень, но здесь неоткуда было взяться нефтевозам.

– К черту, – отмахнулся Кротов. – Не достанем. Ракеты собьют на подлете. Ударим по кораблям эскорта. – И, переходя на частоту межсамолетной связи, продублировал приказ ведомому экипажу: – Второй, атакуем крейсер! Пуск по команде!

– Принял, первый. Готов к работе, жду приказа!

Федор Смирнов действовал четко, не теряя ни мгновения лишнего, быстро, невероятно быстро, и при этом без какой-либо суеты. И полковник был уверен, что точно так же в эти секунды колдует над бортовым компьютером его прежний "правак". Подчиняясь требовательному запросу, стряхнул с себя оцепенение поллутопленный меж воздухозаборников "Сухого" сверхзвуковой "Оникс". Бортовой компьютер за секунды сбросил в систему наведения самолета-снаряда координаты целей, подсвеченных радаром.

– Полетное задание введено, – доложил полковник. – Тридцать километров до рубежа пуска!

Они мчались над морем, набирая высоту и разогнавшись уже до тысячи восьмисот километров в час, почти вдвое быстрее звука. Трубины, жадно глотая вливавшееся в них топливо, толкали тяжелую машину к цели, чтобы те, кто управлял ею, могли нанести свой удар накоротке, в упор, не оставив противнику ни малейшей возможности увернуться.

Тональность зуммера системы предупреждения вдруг изменилась, и Смирнов, бросив быстрый взгляд на экран кормового радара, обмер. Антенна локатора, расположенная в хвостовой балке, между килей, выхватила узким лучом стремительно сближавшийся с "Сухим" объект, который не мог быть ничем иным, нежели ракетой "воздух-воздух".

– Мы атакованы, – окликнул Смирнов своего командира. – Ракета на хвосте!

– К черту! Огонь!

Иван Кротов не почувствовал страха. все решения уже были приняты, и пилот не сомневался, что вновь увидеть землю, неважно, свою или чужую, ему не придется. И офицер вполне смирился с этим. Он был бойцом, воином, и был готов расстаться с жизнью, лишь бы только погибнуть не зря. И нельзя было сейчас желать большего – враг рядом, оружие готово к применению, и все жалкие потуги противника остановить стремительную атаку безнадежно запаздывают. Пусть и на считанные секунды, но и этого пилотам хватало с лихвой.

Майор Сеченов, занявший правое кресло в кабине ведомого Су-34, не коснулся, ударил по клавише секундой позже, чем прозвучал в шлемофоне стегнувший хлыстом по ушам выкрик приказа. И восьмиметровая сигара "Оникса", выбросив длинную струю пламени работавшего стартового двигателя, врывалась из-под фюзеляжа бомбардировщика одновременно с ракетой, выпущенной Смирновым.

– Пуск произведен, – сообщил Сеченов, не для своего напарника, и даже не для ведущего – те все и так видели – а для боровых самописцев, скорее, по привычке, ведь едва ли кто-то станет потом расшифровывать записи.

Майор видел, как ракета, молниеносно набирая скорость, уходит вниз, к воде, туда, где на некоторое время ее перестанут видеть чужие радары. Почти перестанут – обзорный локатор парившего где-то в вышине "Хокая" все равно не потеряет цель даже на фоне моря. А вот вести огонь с кораблей, не важно, из орудий или ракетами, будет все-таки затруднительно.

Стартовый двигатель, установленный прямо в камере сгорания основного, за мгновения разогнал "Оникс", массивную восьмиметровую сигару весом две с половиной тонны до скорости, вдвое превышавшей звуковую, и уже тогда запустилась маршевая турбина. Осевой воздухозаборник жадно вбирал, втягивал в себя забортный воздух, проталкивая его до камеры сгорания, а там уже обращалось в пламя ракетное топливо, создавая тягу в четыре тонны. По сути, вся ракета, топорщившая короткие крестообразные крылья, представляла собой мощный турбореактивный двигатель, позволявший развивать колоссальную скорость, хотя и на запредельную – тот же МиГ-31 мог летать значительно быстрее, а вот противнику нечего было противопоставить этому удару.

Отделился, камнем рухнув в пучину, пластиковый обтекатель, обнажив конус радиолокационного прицела "Оникса", точно острие копья, нацеленного на врага. Однако пока локатор бездействовал – ракете предстояло преодолеть почти полсотни километров, подчиняясь лишь командам инерциальной навигационной системы. Гироскопы уверенно держали самолет-снаряд на заданном курсе, выводя в рассчитанную с упреждением точку встречи с целью.

На фоне серой поверхности моря ракета казалась серебристой искоркой, и факел работавшего двигателя трепетал ярким языком пламени. И только сейчас майор, которого, наконец, оставило напряжение боя, понял, сколь смехотворна эта атака.

Две ракеты, пусть и очень мощные, летающие вдвое быстрее звука – это даже не булавочный укол для зонтика ПВО авианосной эскадры, готовой огрызнуться залпами "Стандартов" и "Си Спарроу", как только русские ракеты окажутся на границе зоны поражения. Несколько неприятных минут – вот и все, что они, все четверо, смогут сделать американцам. Этим весь ущерб, нанесенный врагу, скорее всего, и ограничится.

Майор верил, что здраво оценивает ситуацию. Боекомплект крейсера типа "Петр Великий" составлял двадцать сверхзвуковых "Гранитов", атомохода типа "Антей" и того больше – целых две дюжины, а старички Ту-22М3, никогда не атаковавшие поодиночке, могли нести в перегруз по три ракеты "Буря", и то вероятность победы никогда не оценивалась равной единице. Что ж, противник предоставил им шанс, и они использовали возможность, сделав хоть что-то, ведь многие, те, кто оставался на суше, только и могли, что вжимать головы в плечи, слыша над головой рев турбин чужих самолетов.

Додумать до конца Сеченову не дали. Взвыла система предупреждения о ракетной атаке – кормовой радар обнаружил настигавший "Сухого" управляемый снаряд "воздух-воздух", а спустя еще секунду сильный удар сотряс машину, подкинув ее вверх на несколько метров.

– Попадание, – закричал майор, перекрывая верещание аварийной сигнализации. – Мы подбиты!

Сноп осколков, образовавшихся при дистанционном подрыве боевой части ракеты стегнул по фюзеляжу стальной птицы, и волна дрожи прокатилась по ее "телу" от стабилизаторов до обтекателя радара.

– Твою мать! – Сеченову показалось, что самолет проваливается вниз, и майор был почти уверен, что слышит скрежет отваливающихся от плоскостей кусков обшивки, вырванных близким взрывом.

– Уходим, – решил командир экипажа. – Убираемся отсюда к чертовой бабушке!

Падение прекратилось так же неожиданно, как и началось. Тряска стала почти незаметна, и Сеченову вдруг стало стыдно – он позволил чувствам взять верх над разумом, не сумев обуздать свой страх, хотя с первых минут этого полета знал совершенно точно, что его ждет в итоге.

Приборная панель озарилась тревожно-красными огнями – взорвавшаяся в считанных метрах от машины ракета оставила после себя немало проблем. Но пилот, опытный инструктор, попадавший и не в такие переделки, сохранял спокойствие и уверенность. Пока самолет был вполне послушен, отзываясь на каждое движение штурвала, и неплохо держался в воздухе. Этим шансом стоило воспользоваться.

Две ракеты AIM-120A ушли из-под плоскостей "Супер Хорнита" в пустоту, ринувшись вслед за "Фланкером", а ведомый, державшийся рядом, произвел залп по второй машине чокнутых русских, видимо, окончательно плюнувших на свои жизни. Звено перехватчиков заняло идеальную позицию – позади противника, выше его на добрых четыре тысячи футов, сблизившись с чужими самолетами менее, чем на десять миль, и до последней секунды, когда изменить что-либо стало уже поздно, оставшись незамеченными. Русские слишком увлеклись атакой, сосредоточившись на кораблях, и забыли об угрозе с неба. Они должны были поплатиться за это.