Вечер потрясения (СИ)

– Достанем, – усмехнулся Кротов. – Для этого топлива у нас вполне достаточно. А возвращаться нам, полковник, теперь некуда.

Они внимательно посмотрели друг на друга, и командиру экипажа больше не потребовались слова. Там, внизу, все превратилось в руины, было поглощено хаосом. Там царили смерть, ужас, растерянность, и людям оставалось прятаться по щелям, чтобы только спасти свои жизни или хотя бы попытаться сделать это. Наверное, кто-то все же сопротивлялся, как те моряки с эсминца, но летчики не привыкли полагаться на других. Они были свободны и сильны, они уже немало сделали сегодня, чтобы на родную землю упало меньше бомб, чтобы меньше жен сегодня стали вдовами, и меньше осиротело детей. Но они сделали не все, на что были способны.

Федор Смирнов кивнул в знак согласия, да он и не мог решить иначе. И Кротов, тоже качнув головой, замкнутой в громоздкую сферу шлема, коснулся приборной панели радиостанции.

– Второй, я первый, – произнес подполковник, голос которого за секунду преодолевал сотни метров, скользя по радиоволнам. – Ставлю новую задачу. Нужно найти и атаковать американский авианосец, с которого налетели эти стервятники. Он не может быть слишком далеко, семь или восемь сотен километров. У нас еще есть вдоволь горючего, и пара "Ониксов" на подвеске, а они слишком дорогие, чтобы швырять ракеты в море.

– Понял тебя, первый. Координаты цели известны хотя бы приблизительно?

– Следуем курсом триста, туда, откуда явились американцы. Идем широким фронтом на малой высоте. Скорость – крейсерская, экономить топливо. Радары не включать до полной уверенности, что перед нами – противник. Все, мужики, пора двинуть этим козлам по зубам, чтобы зареклись трогать нас!

Звено, скользнув к поверхности моря, туда, где их не сразу увидят чужие радары, устремилось в открытое море. Где-то позади, за их спинами, приходили в себя ошеломленные яростной атакой американцы, подсчитывая потери и благодаря Бога, что уцелели сами, и, наверное, не вполне веря, что вообще встретили здесь противника. Что ж, впредь они никогда больше не станут так слепо доверять всему, что скажут штабные крысы, для которых потери – это не поглощенные пучиной тела товарищей, ставших неразрывным целым со своими искореженными, изуродованными огнем самолетами, а только лишь цифры на бумаге. А русских пилотов ждало еще одно дело.

Оставляя пенный шрам кильватерного следа на серо-стальной глади моря, атомный авианосец "Авраам Линкольн", вокруг которого сжалось кольцо кораблей эскорта – их было заметно меньше, чем когда-то покинуло базы, отправляясь в этот поход – медленно полз на юг, к норвежским берегам. Громадный корабль, дом для шести с лишним десятков всевозможных летательных аппаратов, едва держался на плаву. Внешне он все еще производил впечатление несокрушимой мощи. Но любой, кто оказался бы в его недрах, увидев скомканные переборки, опаленные пламенем отсеки, десятки, да что там, сотни трупов, превратившихся в жуткие обугленные головешки, понял бы, что этот корабль нельзя отныне считать боевой единицей.

"Авраам Линкольн" уходил прочь от боя. Эскадра атаковала, и сама приняла удар колоссальной мощи, страшнее которого, пожалуй, была только ядерная атака, чего вполне можно было ожидать от загнанного в угол, доведенного до отчаяния врага. И все же противник не решился на этот шаг, а может, просто не успел совершить его, и теперь остатки русского флота точно так же должны были двигаться к своим берегам, зализывая на ходу раны, исправляя повреждения и молясь морским богам, чтобы добраться до суши. Но там их точно не могло ждать ничего хорошего.

А сотней миль западнее того места, где находился в эти мгновения "Линкольн", море бороздила еще одна эскадра, мощный кулак, способный сокрушить любую оборону. Атомный авианосец "Джордж Вашингтон", "систершип" самого "Авраама Линкольна", описывал широкие круги, медленно перемещаясь на восток, поближе к русским берегам. Его палуба была почти пуста, если не считать нескольких вертолетов и пары установленных на катапульте истребителей F/A-18E "Супер Хорнит". Крылатые машины могли в любой миг, едва получив приказ, сорваться в небо, присоединяясь к четверке "шершней", уже паривших над эскадрой, защищая ее от атаки с воздуха. Большая часть авиации ушла туда, к берегам загадочной России, но и здесь еще оставалось достаточно самолетов, чтобы моряки могли чувствовать себя в безопасности.

Два звена тяжелых истребителей, нагруженных ракетами "воздух-воздух", прикрывали не только корабли, но и самолет радиолокационного дозора "Хокай", основу обороны авианосца. Мощный радар проникал своим "взглядом" на пять сотен километров, замечая любую цель равно в небесах и на воде, обеспечивая достаточный запас времени, чтобы принять решение и приготовиться к бою. Однако намного важнее была защита, которую обеспечивали корабли эскорта, выпроставшие вокруг лучи радаров SPY-1B "Иджис", по которым, точно по путеводной нити Ариадны, каждую секунду могли стартовать зенитные ракеты "Стандарт", ждавшие появления достойного противника в подпалубных пусковых установках. А для врага менее опасного – не на столько, чтобы тратить на него дорогие и сложные ракеты – наготове всегда были универсальные пятидюймовые орудия крейсеров и эсминцев сопровождения и давно и с лучшей стороны зарекомендовавшие себя автоматы "Фаланкс".

Командующий эскадрой, как и все его подчиненные, офицеры и матросы, просто обязан был чувствовать себя полностью защищенным, зная лучше всех прочих, какая мощь готова обрушиться на любого врага, вздумай он только сунуться сюда. Ракеты истребителей и кораблей создавали множество рубежей обороны, пробить которые было не под силу, кажется, никому. Но контр-адмирал Грин был далек от безмятежности, и причин для этого хватало.

"Джордж Вашингтон", за которым, точно свита за владетельным лордом в дальнем походе, следовала полудюжина кораблей эскорта, в том числе ракетный крейсер "Нормандия" типа "Тикондерога", переходил с галса на галс, держась в границах отведенной ему акватории. Палубы была пуста, но команды техников пребывали в нарастающем с каждой секундой напряжении. Их вскоре ждала тяжелая работа – авиагруппа, брошенная к русским берегам, должна была вернуться из атаки, на остатках топлива, которых едва хватит, чтобы добраться до корабля. И все, начиная от командующего группой и до последнего матроса, знали – этой палубы коснутся шасси меньшего числа крылатых машин, нежели оторвалось от настила несколько часов назад. За грядущую победу щедро плотили кровью, жизнями.

– Разведка докладывала, что русская авиация уничтожена на земле. Тогда откуда, черт возьми, взялись в небе над морем их перехватчики?! Авиагруппа потеряла полдюжины машин, погибли наши пилоты, наши парни! Это сделали, наверное, призраки сгоревших под нашими бомбами истребителей русских? И если мы встретили такой отпор еще над морем, что ждет нас над их территорией? Черт побери, если бы вы предупредили меня об этом, я озаботился бы подготовкой не наград, а пластиковых мешков для своих пилотов, адмирал!

Флотоводец был взбешен и изрядно растерян – то, что в штабе операции представляли себе, как легкую прогулку и почти учебную атаку, обернулось яростной схваткой. Первая кровь пролилась, кровь тех, кто служил под началом адмирала. А если вспомнить еще и судьбу "Линкольна", чей экипаж в полной мере ощутил на себе силу "разгромленных", "растерянных" и "перепуганных" русских, невольно возникали сомнения в успехе начатого дела и в том, что его вообще стоило затевать.

– Потери в допустимых пределах, – невозмутимо ответил Джордж Хэнкок, прерывая гневную отповедь моряка. – Это не учения, адмирал, а война, и мы должны быть готовы к тому, что кто-то из наших солдат неизбежно погибнет. Такова жизнь, и любой из нас может принять ее, или, будь я проклят, сорвать с самого себя погоны, превращаясь в гражданское лицо, чтобы потом со спокойной совестью пикетрировать Белый Дом, протестуя против лишних жертв. Выбирайте, адмирал, какой путь вам больше по нарву?