Rise (СИ)

Отвечать Алексу в тот день я не стал.

*

Мое настроение почти не менялось день ото дня. Я не оставлял попытки пошевелить пальцами ноги, но они по-прежнему не давали никаких результатов. Мне пришло еще несколько писем от Амелии и одно от Алекса, который только сейчас прочитал ту самую статью про нас с Гермионой. Я написал им обоим ответы, но это были скорее записки, чем письма. Особого желания общаться не было. Даже мама, видимо, заметившая мою хмурость, старалась лишний раз не дергать меня и только издалека приглядывала за своим неуравновешенным сыном.

И все было бы ничего, но вот одно письмо просто взбесило меня.

Я надеялся, что раз друзья не собираются оставлять меня в покое, то и Гермиона не обойдет меня хоть каким-то вниманием. Однако она молчала.

Когда эльф появился в моей комнате с утра пораньше и протянул мне небольшой конверт, я даже немного обрадовался. Но это письмо было не от Грейнджер. Его написал мне отец, который никак не давал о себе знать после инцидента с нападением на него. Обычно он писал маме, так что сначала я просто удивился. Вскрыв конверт, я уставился на исписанный неровным скачущим почерком пергамент.

Драко Малфой!

Ты совсем потерял совесть!

Как ты смеешь втаптывать в грязь нашу фамилию, великую и уважаемую семью?!

Почему я узнаю из газеты, что ты проводишь время с одной из грязнокровных убийц нашего Лорда? Почему там полно намеков на ваши с ней близкие отношения? Почему ты защитил эту Грейнджер? Почему ты не убил тех двоих идиотов, покушавшихся на тебя? Ты должен был отомстить за своего отца!

Я бы еще понял, если бы ты из тактических соображений сближался с этой девчонкой. Но, судя по всему, это не так, раз я до сих пор сижу в этой грязной дыре, в то время, как мог восстанавливать мощь нашей семьи, на что ты, очевидно, абсолютно неспособен. Ты уже четыре месяца провел в Хогвартсе и не сделал ничего полезного для меня!

Ты живешь в мире, полном врагов, но абсолютно не умеешь приспосабливаться. Если я еще раз узнаю о чем-либо подобном, я отрекусь от тебя, и ты перестанешь носить гордую фамилию “Малфой”!

Запомни это и не подходи к Грейнджер, если только не собираешься использовать ее в наших целях!

Л. Малфой

Я нервно засмеялся и устало потер глаза. Отец окончательно впал в маразм. Он так и не смог сделать никаких выводов из тех уроков, что ему преподала жизнь. Мне было немного обидно, но для меня он утратил свой авторитет еще лет пять назад, и сейчас я не мог понять и посочувствовать его мыслям. Но мне было искренне жаль маму. В этом письме не упомянул ее ни разу. И отдельного, адресованного специально ей, листка тоже не было. А я понимал, что это ее обязательно огорчит, ведь она все еще любила этого несносного человека, который застрял в прошлом и своих дремучих предрассудках, зациклился на злобе и превратился в непрошибаемого эгоиста.

Я не стал отвечать ему. И маме не рассказал, что отец прислал мне письмо. Я просто смял исписанный его рукой пергамент и бросил в камин, чтобы никто даже случайно не нашел это глупое послание. А вечером лишний раз обнял маму и попросил ее почаще улыбаться.

*

Когда до конца каникул осталось чуть меньше недели, я уже считал каждый час до их окончания. Страшно было подумать, что я буду делать после выпуска из Хогвартса, если не встану за это время на ноги. И как маме не надоедало постоянно находится дома?

Не только безделье было причиной моего желания поскорее вернуться к учебе. На самом деле я очень хотел побыстрее увидеть Гермиону. Мне ужасно не хватало ее сейчас, и это огорчало. После той истории со статьей в “Пророке” от нее не пришло ни строчки. Только во снах она являлась ко мне, но это было совсем не то, и только еще больше напоминало, что она очень далека от меня. А мне так хотелось говорить с ней, видеть, как она улыбается, держать ее за руку… Мне хотелось гораздо большего, но я пытался, очень старательно, заглушать эти мысли, и союзником в этом мне стала, как ни странно, боль. Вот что умело мастерски отвлекать от всего, даже просто от жизни.

В очередной раз выпив флакон обезболивающего и почувствовав облегчение, которое, как я знал, было очень кратковременным, я решил написать Гермионе письмо.

“Грейнджер!” — написал я и тут же зачеркнул, скомкал лист и бросил его на пол.

“Привет”, — вывел я на новом листе, присмотрелся повнимательнее, подумал и дописал: “…Гермиона!” Так было гораздо лучше. “Почему ты мне не пишешь? Я уже начал волноваться за тебя. И, если честно, я соскучился по нашему общению и…”

Нет! Это было совсем не то. Я еще раз перечитал написанное и выкинул этот лист туда же, где валялся предыдущий.

Еще полчаса переворачивания мыслей и поиска подходящих слов, и у меня было, наконец, готово письмо, которое не хотелось выбросить, едва бросив на него беглый взгляд. Вот что получилось:

Здравствуй, Грейнджер!

Знаю, что обещал сообщать о своем состоянии чаще, но не было настроения вести переписку. Я делаю ежедневные записи, так что не волнуйся, твоя работа не пострадает.

Как проходят первые каникулы в качестве преподавателя? Еще не соскучилась по студентам?

Не знаю, как остальным, а вот мне сейчас отдыхать скучно, так что я предпочел бы поскорее вернуться в Хогвартс.

Прикладываю к письму записи о моем состоянии, хотя они не очень разнообразны. Боль по-прежнему пытается свести меня с ума.

Хорошего отдыха!

Драко Малфой

Я позвал Тинки и приказал срочно отправить это письмо “мисс Гермионе”, пока не передумал и не выкинул этот вариант так же, как и предыдущие.

Мне подумалось, что неплохо было бы разобраться с подарками для друзей, а так как я знал об их главном увлечении, выбирать подарки отправился в библиотеку поместья. Я не сомневался, что смогу найти там что-то стоящее как для Алекса, так и для Амелии.

Спустя час поисков для Алекса я выбрал старый трактат по нумерологии, выпущенный еще в восемнадцатом веке. Пыльная серая книга с выцветшими по краям желтоватыми страницами не снималась с полки книжного шкафа уже много лет, судя по ее состоянию. Мне показалось, что если привести ее в порядок, то Алекс придет в восторг от такого подарка.

Для Амелии было гораздо труднее что-то подобрать. Я помнил, что она увлекалась чарами, трансфигурацией и арифмантикой, но мне никак не удавалось выбрать что-то стоящее. Методично перечитывая надписи на корешках и изредка доставая с полок некоторые фолианты, я вдруг наткнулся на какой-то странный предмет, стоящий в глубине шкафа. Я вытащил четыре книги, которые загораживали его, и отложил их на пол. Осторожно и медленно я вытащил незнакомый предмет на свет. Оказалось, что это была чернильница необычной формы, но из-за толстого слоя пыли нельзя было понять наверняка, красива она или уродлива.

— Тинки, — позвал я, и эльф появился рядом со мной. — Вычисти это, — я протянул ему чернильницу.

— Да, сэр, — пролепетал он, бережно принимая ее из моих рук. — Тинки сейчас же все сделает.

Я вернулся к своему прерванному занятию — поиску подарка для Амелии. Мне хотелось ее порадовать, как и Алекса. Сейчас мы стали более тесно общаться. И с одной стороны так было проще, можно было вести себя более расслабленно, но с другой стороны поведение Дэвидсон изменилось настолько, что ни на миллиметр не приближало к спокойствию и расслаблению, даже, скорее, наоборот — заставляло взвешивать каждое свое слово и настороженно наблюдать за ее поведением.

В итоге с несколько разочарованным вздохом я выбрал для нее тоненькую книжку о взаимосвязях астрономии с чарами — я уже читал ее когда-то, в ней описывалось, как расположение звезд влияет на силу различных заклинаний. Эта книга была не такой древней, как та, что я выбрал для Алекса, но лет девяносто ей точно было.

Пока я возвращал на полки все, что мне не пригодилось, вернулся эльф с вымытой чернильницей в руках.

— Хозяин Драко, Тинки все сделал, как вы просили, — быстро проговорил он.