Rise (СИ)

— Иначе я бы уже сошел с ума за эти две недели! — выдал я оправдание.

— Драко, ты уже сумасшедший! Ты знаешь, что к обезболивающим наступает привыкание, и очень быстро наступает. А знаешь, сколько у них побочных эффектов при длительном приеме, начиная с бессонницы и заканчивая серьезными нарушениями работы внутренних органов?

— Да знаю я! — мой голос сорвался на крик. — Не надо меня поучать. Я не злоупотребляю ими, пью только в случае острой необходимости, — слова легко слетали с губ, только вот по спине пробежал легкий холодок, я прекрасно знал, что это практически ложь, оправданная только тем, что боль постоянно была очень сильной.

— Ладно, не злись, — он примирительно поднял руки. — Просто будь осторожен.

— Хорошо, — угрюмо сказал я.

— Между прочим, у меня есть для тебя рождественский подарок, который состоит из нескольких частей. Но теперь я сомневаюсь, стоит ли тебе его отдавать? — проговорил обиженным тоном Алекс.

— У меня тоже есть для тебя подарок.

— Да? И какой?

— Потом узнаешь, у меня сейчас нет настроения его доставать, — сказал я.

— Ну тогда и ты свой получишь нескоро, — он отвернулся и посмотрел в окно.

Я скрестил руки на груди. Несмотря на правоту Алекса, мне совершенно не нравилось выслушивать поучительные лекции.

Несколько минут в купе стояла тишина, нарушаемая только стуком колес, но потом ее нарушил звук внезапно открывшейся двери, и мы синхронно повернули головы в ту сторону.

В дверном проеме показалась староста Слизерина Руби Таунсенд, за ней виднелся ее извечный спутник — Энтони Мэлтон, которого я всегда недолюбливал.

— Эм-м, привет, — сказала Таунсенд, окинув быстрым взглядом сначала Алекса, а затем меня.

— Привет, — поздоровался Алекс, а я только отрывисто кивнул.

— Я думала, что это купе пустое, тут было так тихо, — немного неуверенно сказала она. — Малфой, раз уж мы встретились, могу я задать вопрос?

— Давай, — я равнодушно пожал плечами. — Только не стой в проходе, заходи внутрь.

Она оглянулась к Мэлтону и кивнула ему, и Энтони тяжело вздохнул в ответ. Они зашли в купе, закрыв за собою дверь и уселись на диванчик, где сидел Алекс.

— И что ты хотела? — спросил я.

— Правда, что писали в “Ежедневном пророке” недавно? Ты спас профессора Грейнджер от бывших Пожирателей?

— Что-то вроде того, — сказал я и ухмыльнулся. — Журналисты любят излишне драматизировать.

— Сам уложил двоих? С твоим-то мастерством? — саркастично спросил Мэлтон.

Рука сама потянулась к карману, где лежала новая волшебная палочка.

— Хочешь узнать, как я могу колдовать? — с вызовом спросил я.

Алекс встрепенулся.

— Эй, Мэлтон, попридержи язык, — сказал он. — Драко, и ты тоже успокойся.

— Тони, я ведь уже просила, — раздраженно прошипела Мелтону Таунсенд, и тот отвернулся с недовольным видом. — Малфой, может, это не мое дело, но что ты делал с профессором Грейнджер в Косом переулке, да еще и в день Рождества?

— Это и правда не твое дело, — я скрестил руки на груди. — Но раз уж так хочешь узнать… Профессор присутствовала как свидетель от Министерства Магии при покупке новой волшебной палочки для меня. Вот и все. И по правде, сражались мы на равных, уложили каждый по одному уроду. Просто я первый их заметил.

— Ясно.

— Это все? — нетерпеливо спросил я.

— А ты их знал? — неуверенно задала вопрос Таунсенд.

— В некоторой мере. Надеюсь, теперь допрос окончен?

— Повезло тебе с этой историей, — сказала она и повернулась к Мэлтону, все еще разглядывающему дверь. — Тони, идем к нашим.

Открыв дверь, она, не поворачивая головы, сказала:

— Пока, Митчелл. Малфой, еще увидимся.

И они быстро покинули наше купе.

— И что это было? — недоуменно и по-прежнему слегка раздраженно спросил я Алекса.

Тот пожал плечами и взъерошил и без того торчащие волосы.

— Похоже, ты заработал несколько очков в свою пользу, — сказал он, а я только хмыкнул в ответ. — Да… А я уж понадеялся, что это Амелия пришла, но нет.

— Она и писем тебе не писала? — спросил я.

— Ни строчки за все каникулы, — он помотал головой и развел руками.

— А мне она что-то писала пару раз, — ляпнул я и тут же пожалел об этом. Алекс слегка помрачнел.

— И что она тебе говорила в этих письмах?

— Да так, ничего особенного, — отмахнулся я, и почувствовал ощутимый укол совести, все же письма Дэвидсон были весьма странными, но я не мог рассказать Алексу об этом.

— Ладно, — со вздохом произнес Алекс. — Я пока немного почитаю, не возражаешь?

— Нет-нет, — сказал я. — Мне тоже не мешало бы отвлечься от разговоров и вздремнуть.

Я уснул почти сразу, вслушиваясь в размеренный успокаивающий стук колес, а проснулся, когда за окном было уже совсем темно, и поезд подъезжал к Хогсмиду.

*

Мы так и не пересеклись с Амелией по дороге от станции к Хогвартсу. Видимо, она вышла из поезда в числе первых, а мы не особо старались торопиться. Алекс только пожал плечами, когда я заметил, что теперь, похоже, нам троим будет проблематично общаться.

Когда мы, наконец, доехали до замка, мне захотелось поскорее добраться до своей комнаты. Усталость и боль в очередной раз испортили мне настроение и аппетит, и все, чего я мог желать, было обезболивающее зелье. Без проблем и приключений добравшись до двери в слизеринскую гостиную (все-таки моя новая палочка была великолепной), я назвал пароль и переместился внутрь. Народу было достаточно много, никто особо не спешил на ужин, всем хотелось поговорить и насладиться компанией друг друга. Когда я показался в поле зрения студентов, в гостиной на долю секунды стало гораздо тише, но потом восстановился привычный уровень шума, но, к моему удивлению, с разных концов комнаты, раздалось несколько приветствий, которые явно были адресованы мне. Староста, несколько шестикурсников, имен которых я не знал, несколько девушек с седьмого курса, и даже Мэлтон, впервые сменили тон общения со мной. Я удивился, пробормотал что-то в ответ и быстро пересек гостиную, скрывшись за дверью своей комнаты.

Там уже был Райт. Он сидел на своей кровати, скрестив ноги по-турецки, и листал какую-то тяжелую и толстую книгу. Выглядел Хэролд таким же хмурым, как и до каникул. Он бросил на меня тяжелый взгляд исподлобья, задержал его на мгновение и затем, не произнеся ни слова, вновь уткнулся в свой фолиант.

Я не возражал против такого поведения. Меня абсолютно не волновали его проблемы, я хотел решать свои, которых было немерено. Уже привычно выпив флакон обезболивающего, я устроился на кровати прямо в мантии и закрыл глаза, прислушиваясь к болевым ощущениям и ожидая, когда они постепенно начнут стихать. С некоторых пор такое “развлечение” вошло у меня в странную привычку.

Злость и усталость — это все, что я мог чувствовать сейчас помимо боли. Когда зелье начало самую малость действовать, я распахнул глаза и огляделся по сторонам. Райт сидел на прежнем месте, он, похоже, так же как и я, не собирался идти на ужин. Я нахмурился. Мне пришла в голову мысль написать записку для Гермионы, но делать это в присутствии моего соседа по комнате почему-то не хотелось. Однако особого выбора не было, так что я вздохнул и потянулся за пергаментом и пером, которые всегда хранились в верхнем ящике прикроватной тумбочки. Немного подумав, мне удалось написать что-то более или менее нейтральное.

Грейнджер!

Если тебе интересно, у меня все по-прежнему без изменений, и это не радует совершенно. Пожалуйста, скажи мне, что ты придумала хоть что-то, чтобы избавить меня от боли. Не думаю, что комиссия в Академии растрогается, когда выяснит, что зелье Златоума в твоем исполнении способно не поставить на ноги, а только добавить больному мучений.

Если ничего не придумала, лучше просто убей меня.

Малфой

— Тинки! — слишком громко позвал я, и Райт вздрогнул от внезапного шума. Он снова посмотрел на меня, казалось, с ненавистью, пробурчал что-то нечленораздельное и, отложив книгу, встал. Я уж думал, что он что-то скажет мне, но он только взял со своей тумбочки какие-то пергаменты и вышел из комнаты, хлопнув дверью.