Не отбрасывая тень (СИ)

Или не человек вовсе.

Я проснулся измученный, больной, с замутненной головой и слабостью, и некоторое время лежал, дрожа и просто пытаясь отдышаться. Мне казалось, что я окончательно запутался в том, что есть сон, а что - реальность, как будто я открывал глаза и не понимал, сплю я или нет, потому что везде меня окружал беспробудный кошмар.

Проворочавшись в кровати около получаса, я наконец смог заснуть снова, и насыщенный вечер вдруг хорошо сказался на моих снах.

Потому что мне приснился Он. Лежащий на спине, подо мной, улыбающийся и сияющий, и мне казалось, что Он светится весь, до кончиков длинных ресниц и пепельных волос. Я прижимал Его к кровати, упираясь руками в Его обнаженные плечи, и рассматривал через растрепанные волосы, пока Он, закусывая губу, чтобы не рассмеяться, хватал меня за челку и пропускал ее через тонкие пальцы.

Он был похож на ребенка. Не было той убийственной грации и холодной молчаливости, не было ауры ужаса и слухов, выстроенных вокруг Него за все эти века, не было жестокости где-то в глубине Его глаз. Если бы я не знал Его, я бы не поверил, что Он в воспоминаниях и Он в Америке - это один и тот же человек.

Но я и так не знал Его, чтобы говорить об этом. Мне хотелось думать, что Он открылся мне, но Он никогда не был откровенен со мной и никогда не позволял войти в Его жизнь и стать частью того, что Его окружает.

Я смотрел на Него, лежащего на спине, и все, чего я хотел - это прогнать Его тьму, понять, что с Ним случилось и помочь Ему. Я хотел быть лекарством, которое бы Его излечило, я хотел бы вернуть Ему свет. Он смеялся, Он играл с моими волосами, Он легко касался меня и на Нем еще не было тех кандалов, которые сдерживали Его и привязывали к одному месту, одному времени, одному человеку…

Я смотрел на Него и хотел, чтобы все вокруг Него исчезло. Все, кроме Него.

А потом Его глаза начали меняться: темнеть, будто лазурное море разбавили ночным небом и утопили все звезды. В темной глубине полыхнуло огненно-красное зарево, будто солнце на закате, и тут же скрылось; весело рассмеявшись, Он схватил меня за плечи и притянул к себе для легкого поцелуя.

А потом тут же оттолкнул прямо в объятия принца.

Я не мог отвести от Него взгляд, не замечая, что чужие руки обнимают меня, гладят по груди и опускаются к животу, чуть царапают кожу когтями и прижимают к чужому телу с пьянящим запахом вина и лета. Я смотрел в темные глаза и боялся даже моргнуть, чтобы Он вдруг не исчез; машинально коснувшись пальцами губ, я протянул к Нему руку и Он, выпрямившись, переплел наши пальцы, пересаживаясь ближе ко мне. Целуя наши пальцы и перемещаясь губами по моей коже к плечу, Он положил руку на колено Виктора, поднимаясь к его бедру. Я ощущал губы принца на моей шее, его когти и пальцы на моем животе, его язык и легкие укусы, и меня разрывало от двух огней, меж которыми я оказался.

Я вдруг понял, что меня не существует, что я потерялся где-то между головокружительным запахом небес и опьяняющим запахом вина; что все мое внимание сосредоточено на руках и губах, обжигающих мою кожу; что я растворяюсь в них, медленно исчезаю, задыхаюсь.

Я запрокинул голову на плечо Виктора, и Он, подавшись вперед, поцеловал меня в шею. Наши пальцы все еще были переплетены; я ощущал Его теплую ладонь и все вокруг меня разделилось на жар Его кожи и прохладу кожи принца, и контраст температур и тел сплелся в удивительном танце, опутывая меня, поглощая и ничего от меня не оставляя.

И музыка играла во мне, потому что до меня здесь была гнетущая тишина. Мертвая.

Убрав одну руку с моего живота, Виктор взял Его за подбородок и притянул к себе для поцелуя. Я не почувствовал боли, которую ожидал; повернув голову, я смотрел, как принц чуть сжал Его подбородок пальцами и раскрыл языком Его губы, углубляя поцелуй. Они целовались медленно, осторожно, будто одно только их касание друг к другу могло разжечь огонь, который бы ничего не оставил от всех нас. Положив руку на затылок Виктора, Он притягивал его ближе к себе, не давая отстраниться, и я смотрел на то, как Он чуть прикусывает губы принца и ласкает их языком. Я наблюдал за ними так, словно меня вообще не было рядом, будто я был не более чем призраком, а потом я поднял наши с Ним переплетенные пальцы, высвободил свою руку и прижал Его ладонь к губам. Длинные, тонкие, музыкальные пальцы с длинными когтями, переплетение линий, едва заметные веснушки на мизинце и безымянном пальце, бледно-голубые вены на запястье, родинки на руках - я рассматривал Его руку до тех пор, пока Он вдруг не сжал ее в кулак, захватывая мои пальцы в ловушку, и не потянул меня к себе.

И я, прижимаясь к груди Виктора, потянулся к Нему за поцелуем, ощущая, как рука принца легла на мою спину между лопатками и длинные когти впились в мою кожу - сначала слабо, а потом чуть сильнее, так, что вниз по позвоночнику побежала струйка крови. Я не ощущал боли от когтей Виктора, не ощущал, как он наклонился, чтобы поцеловать мою кожу, стереть мою кровь; я только смотрел в темные глаза и чувствовал, что задыхаюсь, что мое громкое сердце оглушает меня, что я не могу пошевелиться.

Он не улыбался, но темные с красным заревом глаза сияли. Неяркий свет падал на Его светлые волосы и превращал их в серебро; едва дыша, я смотрел на Него, пока Он держал меня за подбородок, скользя взглядом по Его лицу. Мы молча рассматривали друг друга, будто хотели запомнить во всех деталях; я хотел отпечатать в своей памяти и линию Его пухлых губ, и точечки веснушек на них, и пушистые ресницы, и прямой нос, и скулы…

Я любил Его всем телом и всем своим существом в эту минуту, всей своей душой и каждой поглощенной мною. Я любил Его невыразимо сильно, отчаянно, больно.

И даже во сне я понимал, что не могу сказать Ему об этом.

А потом Он мягко улыбнулся. Погладил большим пальцем мои губы, опустил на них взгляд, и тихо, с нежностью в голосе, произнес.

«Томми…»

Резко распахнув глаза, я свесился с кровати, тяжело дыша; пот ручьями стекал по моему лбу, волосы прилипли к вискам, и мне казалось, что я плавлюсь, будто мороженое в жаркий полдень. Я сделал несколько глубоких вдохов, ожидая, что сейчас почувствую Его запах и пойму, что голос, который я так отчетливо услышал, мне не приснился, но я был один.

Как и раньше. Как и всегда. Только теперь, после пробуждения, что-то внутри нестерпимо сильно заболело, стоило мне вспомнить о Нем и о том, как нежно Он на меня смотрел, и мне хотелось по-детски расплакаться, когда я вспомнил слова Виктора о том, что я люблю Его, но бегу от своих чувств.

Я не хотел Его любить, но это казалось мне неизбежным, будто я уже был опутан этим чувством и все мое сопротивление делает только хуже, только сильнее погружает меня в эту боль.

Чуть позже пришел лекарь. Я не знаю, сколько времени я так пролежал, боясь даже моргнуть, чтобы не ожили все мои ночные кошмары; я был истощен, несмотря на ночную охоту, до такой степени, что когда раздался стук в дверь, я даже не вздрогнул, хотя он меня напугал. Прислушиваясь к заколотившемуся сердцу, я медленно поднялся с кровати и, придерживаясь рукой за стену, направился к двери.

Виктор щедро выделил мне большие и просторные покои. В отличие от его комнаты, здесь было только одно зеркало и совсем не было цветов, но в обстановке, в сочетании темно-коричневого и золотого цвета, легко угадывался его претенциозный вкус.

Лекарем оказалась демоница лет тридцати, с ярко-красными волосами и стрижкой каре. Ее бледно-голубые глаза неярко светились, пока она осматривала меня, касаясь длинными когтями моих многочисленных царапин и ран.

Я рассматривал свое тело вместе с ней, как бы со стороны, словно оно принадлежало не мне. В душе после охоты я смыл запекшуюся кровь и грязь и даже удивился, когда понял, что в последний раз мылся в тот вечер, когда вызвал Пола и попросил его поехать со мной в Ирландию. Потом все закрутилось - Сибилла, вызов, бой с Ним, Сайер, Виктор…

Казалось, что меня затягивает куда-то, откуда я не могу выбраться, и с каждым разом все сильнее и дольше, и потом я сижу на бортике ванны, смываю следы своих битв и думаю о том, что это лишь очередная маленькая передышка перед новым боем, новой войной.