Полет к солнцу (СИ)

— Основной постулат нумерологии, — диктовал меж тем Кей. — Каждой букве соответствует цифра. Сумма цифр в каждом лове имеет свое значение.

— Сэр, — подняла руку Айла. — А так называемые священные числа? Три, семь, двенадцать… Они что-то означают?

— Да, — поджал губы Гораций. — Или несчастливое число тринадцать, к примеру?

— Это не несчастливое число! — замахал руками Лэмми. — То есть в Европе верят, что оно несчастливое, а вот для евреев — наоборот. И для индейцев майя тоже. У них даже был тринадцатый знак Зодиака — Змееносец. Но только он не вошел в наш, обычный, зодиакальный круг, потому что в европейской астрологии знаки зодиака имеют лишь приблизительное соответствие созвездиям по причине постепенного прецессионного сдвига момента прохождения Солнца по созвездиям с момента создания зодиакального круга…

Профессор Кей вдруг зааплодировал. Лэм захлебнулся собственными словами и покраснел.

— Вижу, профессор Корнфут находит достойных учеников, — усмехнулся нумеролог. — Мне бы такое везение. Пять баллов Рейвенкло. Кстати, у кого еще какое мнение относительно числа тринадцать?

— Это невезучее число, сэр, — Альбус пожал плечами. — В том смысле, что ему не везет. Иуда был тринадцатым на Тайной Вечере. В пятницу 13 октября 1307 года французский король Филипп IV приказал арестовать тамплиеров, их пытали и казнили. На него приходится многовато мрачных совпадений, вот и все.

— То есть, вы считаете, число тринадцать — жертва клеветы? — неприятно улыбнулся учитель. — Ну что ж, интересная точка зрения, хотя при вашем скептицизме я удивлен, что вы выбрали мой предмет. Впрочем, про скептиков и идеалистов лучше с Толстым Монахом потолковать. Ответ интересный, пять баллов Гриффиндору. Но вы не все аспекты осветили.

Теперь, когда профессор Кей говорил спокойно, стало видно, что у него очень тонкие черты лица и красивые глаза.

— Осветить иные аспекты взгляда на число тринадцать и будет вашим домашним заданием, мистер Дамблдор.

— Ну как прошло занятие? — тем же вечером поинтересовалась Виктория. — Как вам этот Кей? Говорят, он ужасно мрачный и вредный тип. Судьба какая-то страшная: в детстве побывал в рабстве, в юности угодил в Азкабан…

— Бедняга, — вздохнула Клеменси.

— Что ж, для такой судьбы он держится неплохо, — Айла слегка пожала плечами. — А как он объясняет, мне понравилось.

— Не хвали его раньше времени, — скривилась Викки. — Еще про него говорят, что он женоненавистник. Мизогин. Вроде бы в Азкабан попал из-за женщины. Вот так.

— Я не заметила, — ответила Айла вяло. — Девочек он не обижал. Попытался задеть Альбуса, но тоже скоро оставил это занятие.

— Понял, что я ему не по зубам, — ухмыльнулся Альбус. — А как прорицания прошли?

Ребята сгрудились на подоконнике; Элфиасу и Альбусу не хватило места, и они уселись прямо на полу. Виктория качала ножкой в узком башмачке с пышными розовыми завязками.

— Кстати, Ал, ты не мог бы найти мне заклинание, от которого лицо зеленеет?

— Мог бы. А кого ты хочешь покрасить?

— Геспер Гэмп заявила, что я неприлично выгляжу: мол, так загорают только самые нищие из простушек.

— Как глупо, — вздохнула Айла. — И ты еще будешь обращать на нее внимание? Викки, успокойся: она просто завидует тебе, потому что сама похожа на белую мышь.

— Тоже верно, — согласился Альбус. — Так как прошли прорицания?

Виктория сердито дернула плечом.

— Эта профессор Фортескью — просто позерка! Нагоняла страху и не рассказала ничего интересного. Учила нас предсказывать по чаинкам… Как будто из чайного узора можно вывести что-то путное. Шарлатанка!

— Но ты же полагаешь, что можно вывести что-то путное из складок на руке, — меланхолично возразил Гораций. — Или у тебя привилегия на глупости?

Он, видно, уже приготовился спрыгнуть с подоконника и бежать, но Виктория отомстила иначе: послала в него жалящее заклинание.

Вскоре, впрочем, у Слагхорна появился повод взять реванш. На ЗоТИ стали проходить боггартов. Оказалось, что боггарт Виктории со времени первого курса изменился и превращался теперь ни в кого иного, как в Эндрю Спэрроу с розгами в руке. Виктория справилась — заставила его кричать петухом, да и урок у рейвенкловцев был спарен с хаффлпаффцами, но Гораций все равно узнал и не мог не посмаковать ее открывшуюся тайну.

— Страхи иногда бывают завуалированными влечениями, Викки. Ты уверена, что не влюблена в нашего завхоза и не мечтаешь оказаться в его милой комнатке снова? А может, тебе в тайне нравится, когда он… хм… готовит тебя к наказанию?

Конечно, это снова стоило ему жалящего заклинания, но в чем-то Альбус его понимал: очень уж забавно Викки злилась. Его самого редко тянуло дразнить девочек, но он замечал, что в минуты гнева они одновременно смешны и трогательны, точно рассерженные котята. А еще в тот день была странная погода, солнце довольно ярко светило из-за сизых туч, грозивших кромешным ливнем, и когда Викки, заколдовав Слагхорна, отшатнулась к окну, ее волосы загорелись красным золотом. Альбусу показалось, что если он пропустит длинные медовые пряди между пальцами, на ощупь они будут, как атласные ленты. Тогда на душе стало до странного спокойно, и захотелось глупо улыбнуться.

Удивительно, но примерно то же он испытал несколько дней спустя, когда увидел стоящего у окна Финеаса. Маленький Блэк был чем-то огорчен и сидел, понурив кудрявую голову. Он был такой хрупкий, слабый — точно девочка; хотелось подойти и поиграть завитками его кудрей. Альбус когда-то, в раннем детстве, играл так кудряшками сестры, очень уж они были забавные. Наверное, он и сейчас подсел бы к Финеасу, да, пожалуй, и пальцы бы в волосы запустил — просто чтобы посмотреть, что будет, — но Блэк заметил его первый, фыркнул и ушел. Не забыл, видно, что они в ссоре.

Говорили, он не справился с боггартом: ему являлись поочередно трупы всех членов семьи. Лэм тоже не совладал со своим: у него почему-то изменился. Теперь перед ним появлялись мертвые тела Айлы, Альбуса и Филиппа, старшего брата. Лэмми очень просил сокурсников не рассказывать никому, но те разболтали, конечно, и потом Дональд с компанией неделю не давали Лэмми жизни, дразнясь, что он влюбился в Альбуса, пока тот не вмешался и не заставил их плеваться жабами. Обычно в Хогвартсе заставляли плеваться слизнями, но жаба больше да еще вся покрыта едким секретом, поэтому ее выплевывать, конечно, сущее мучение.

Зато Клеменси с боггартом справилась отменно. Ей явилась фигура в плаще с капюшоном, окруженная зловонным желтоватым туманом; худые руки в язвах тянулись к детям. Клеменси сумела обратить ее в пьяного бородача, танцующего джигу.

— Это был дементор? — поинтересовался Альбус, узнав про ее боггарта.

— Нет, — она посерьезнела. — Это была болезнь. Как-то вся моя семья заразилась сыпным тифом. Я единственная уцелела.

Альбусу вспомнилось, как он проникал к ней в мысли, и сделалось стыдно.

У него самого боггарт нисколько не изменился, хотя раздевать его при всех, конечно, Альбус уже не стал: ограничился тем, что его ненавистное и страшное будущее прошлось на руках.

Руны, как оказалось, преподавала племянница завхоза, мисс Эмили Спэрроу. Перед уроком он сам демонстративно зашел в класс с пучком розог и, потрясая ими, потребовал отнестись к профессору с должным почтением. Бедная девушка отчаянно смотрела в сторону, потом натянуто-широко улыбнулась дяде и поблагодарила, но едва он вышел, прижала ладони к запылавшим щекам и с минуту не могла произнести ни слова.

Ей было, пожалуй, под тридцать, но ростом она казалась не выше Виктории. Тщедушная, бледная, словно не видела солнечного света (Альбус поморщился: перед глазами всплыло личико Арианы), настолько слабая, что непонятно было, как она вообще передвигается без посторонней помощи, она узенькой рукой то и дело поправляла большие тяжелые очки. Жиденькие пегие волосы были собраны в пучок на затылке, верхняя губа, когда мисс Спэрроу говорила, некрасиво приподнималась. Альбус фыркнул про себя: завхозу не было нужды их предупреждать, здесь собрались не те люди, которые могли бы умышленно обидеть подобное существо. Впрочем, при всем сочувствии к ней, он должен был признать, что объясняла она из рук вон плохо: путано и скучно, к тому же то и дело сверялась с конспектом, а в середине урока так закашлялась, что минут пять выравнивала голос.