Портреты Пером (СИ)

На спину Арсения ложится ладонь Исами.

– Ему сейчас будет тяжело, брат. Отвернись, оставь это ему.

Нынешний Перо кивает, отходит к тающему контуру дуба. На холме шуршит трава, и в стылом воздухе звенит призрак беззвучной песни, которую когда-то играла здесь Филида. Арсений останавливается под прозрачной листвой дуба и смотрит с холма вниз, на тёмную воду озера.

– Почему её не нашли? – прошелестела Исами. – Ранение было в живот, это даёт какое-то время. Джеймс смог бы помочь…

– Она пошла на испытание одна, среди ночи, – Арсений уже думал об этом. Ещё в первый раз, когда вернулся из Сида. – Надеялась на свою удачу, как и я. Получила пулю. От боли не сообразила, что надо не продолжать испытание, а звать на помощь. Может, болевой шок*, или как там ещё это называется. Через несколько минут потеряла сознание, а в себя уже не пришла. Особняк в той реальности мог проспать до утра, не зная, что Перо умирает в гостиной. Со мной могло быть так же…

– Но Джон поднял тревогу. Я помню. – Исами коснулась его руки. Сид обратил прикосновение в касание северного ветра. – Для неё он такого не сделал. Ты хотел бы променять свою жизнь на жизнь этой девушки?

Арсений обернулся. Привидение и привидение. Или вампир. Зато здесь она была откровенней, чем в реальности.

– Да какая разница, чего я хочу? Джеку от этого всё равно легче не будет.

Сзади – торопливый, панический говор Файрвуда.

– Элис… Элис, я… – Сухое, ломкое шуршание инея, будто он старается что-то сделать. – Элис, всё хорошо будет… тебя Джим зашьёт, а…

Пауза. Удивительно долгая, звенящая, а потом Джек снова начинает говорить, почти взахлёб.

– А я бомбу собрал, Кукловод не знает. Мы дверь взорвём.

– Выбе… решь… ся? – Не голос, не шёпот – дуновение.

У Джека срывается голос.

– Я… да, да. Да, мы выберемся, да. Сдадим маньяка полиции. Уже скоро, Элис, уже… уже сегодня.

– Вы… бе…

Он снова что-то говорит. Иногда неразборчиво, заикаясь, повторяясь по сотне раз. Говорит долго, неостановимо. Кажется, даже уже не думает, что именно, просто что приходит в голову. Говорит о том, как они выйдут, как он увезёт её во Францию. Как будут вместе ходить в походы.

Когда он замолкает, ещё некоторое время сидит, не двигаясь. Тишина, похрустывание инея. Арсений и Тэн не разворачиваются. Потом – рука на плече и охрипший голос Файрвуда.

– Ты, Перо, сволочь. Но я тебе даже морду бить не буду.

– Правильно, ты уже пробовал и знаешь, что не помогает, – Арсений оборачивается к дрожащему Файрвуду. – Вернёшься к Джиму?

Джек смотрит куда-то в сторону. Шмыгает, вытирая нос рукавом (не потому что физиологически нужно, Сид же; скорее по привычке) и мотает головой.

– Не, фигня какая-то. Я с вами.

Арсений не стал признаваться, что периодически у него плывёт сознание. На следующем Пере – выносливом скинхеде средних лет, он уже периодически ощущал себя не стоящим посреди подвала, а медленно погружающимся во тьму сквозь воды чёрного озера. Приходилось сосредотачиваться просто чтобы не упускать информацию.

Курт Болдуин, подпольщик. Борец за традиционные ценности. Трогательно ухаживал за по уши влюблённой в главу противоположной фракции Маргарет. Умер, ударившись головой об обитый железом угол ящика в подвале. Повздорил с Нэт из-за того, что она, встречаясь с Ланселотом, спит с Роем. Рой вступился, драка, не рассчитал силу. В общем, убивать его Ричардсон явно не хотел. Итог – печален.

Мозгование давалось тяжело. Решили, что для Пера №7 освобождением станет «торжество правды», где Нэт посылает Роя на все четыре, верна Ланселоту. Джек, посопев, предложил её переход в последователи, но потом сам же признал, что это как-то слишком.

После того, как они переписали воспоминания Курта о конфликте, он освободился. Это был самый простой случай.

Следующую петлю пришлось распутывать Исами. Подросток четырнадцати лет, ни имени, ни фамилии, только прозвище – Мангуст. За быстроту реакции его так прозвали в подполье. Увёртывался ото всех ловушек, а уж если что стаскивал с кухни, так поймать его не могла даже Дженни.

С Заком они были верными друзьями, а в дом он попал и вовсе случайно: как «поведала» старая игрушка йо-йо, которую Мангуст любил запускать, сидя у камина, он был из Вичбриджа. Поспорил со школьными приятелями, что залезет в «страшный дом на холме». Сначала трусил. Месяц ходил вокруг да около, а однажды вечером собрался с духом и залез. На свою голову.

– Отец бросил их с матерью, – поведала Исами, поглаживая кончиками пальцев шнурок от кроссовки. Он был связан из двух разномастных. – Мальчик очень любил мать. Здесь, в особняке, сильнее всего его мучило осознание, что мама осталась дома одна, без помощи.

Любил. Об этом рассказал чудом сохранившийся в Сиде надкусанный бутерброд – видать, Мангуст с Заком сидели у камина ночью, жевали стащенную с кухни еду и рассказывали друг другу о своих семьях. Так, чтобы никто из взрослых не услышал, потому что ныть – это плохо, а для подпольщика – непростительно.

Шкатулка игрушечных мышей-ворон проецировала обрывочные воспоминания: Кукловод практически каждую ночь посылал новому Перу записки с заданиями. Никто не знал, а говорить об этом Мангусту запрещалось. Маньяк не давал ему спать, заваливая требованиями проходить комнаты и собирать паззлы.

Арсений нашёл под кроватью своей их моей комок окровавленных бинтов, запиханных в шкатулку для подарков – пацану часто приходилось менять повязки, чтобы никто не заметил израненных в кашу рук, и прятать «компромат».

Джим тоже не заметил. Да и никто. А когда спохватились, было уже поздно. И не потому, что прописанный постельный режим и хорошее питание (Дженни лично носила Мангусту обеды и следила, чтоб тот ел) не работали. Кукловод успел сломать мальчишку. Как только он более-менее поправился, ночью ему пришла новая записка с требованием пройти библиотеку восемь раз в разных режимах.

Мангуст молча собрался, закинул на плечо сумку. Арсений с удивлением узнал в экономичных и деловитых движениях мальчишки собственные – роется в сундуке в поисках лазеров и запасных батареек для фонариков, прикрепляет запасной фонарик к сумке на случай зеркального режима, проверяет наличие бинтов и то, крепко ли держатся на руках нынешние повязки. Он мог стать Пером.

Будь у него чуть больше крови, а у Кукловода – меньше жестокости.

Пройдя все ночные испытания, едва держащийся на ногах подросток не пошёл к себе отсыпаться. Точнее, в комнату он завернул – собрал в картонную коробку все фонарики, батарейки, лазеры, бинты и гемостимулин в шкатулке. Туда же положил йо-йо и складной ножик – очевидно, главные свои сокровища. На картонном боку криво, негнущимися пальцами написал «Для Зака, другим не трогать» и поставил коробку на видное место.

Дальше он с одним фонариком пробрался в гостиную, долго шарился в ящике лабораторного стола. Наконец, нашёл упаковку каких-то таблеток – Сид не запомнил название. Да и мальчишку оно вряд ли волновало.

Умирал он несколько часов в одной из дальних жилых комнат, захлёбываясь рвотой. Знай заранее, что будет, точно предпочёл бы задеть одну из огнестрельных ловушек.

Последним воспоминанием отключающегося сознания было – Кукловод холодно произносит откуда-то с потолка: «ты не справился, Перо». Это стало эпитафией.

– Попытается сказать, что всё будет хорошо – не проканает, – Джек смотрел, как мучается в корчах погибающий в тысячный раз призрак. – Наша маньячная сука ему все внутренности выела.

– Согласен, – тихо признал Арсений. Для него это было слишком, чтобы простить Кукловоду.

Исами казалась спокойней, но она в Первом Акте и не такого насмотрелась.

– Я попробую его перехватить, а вы пока отдыхайте.

Тэн поймала Мангуста на пути к комнате. Выступила из темноты дверного проёма, ведущего в детскую. В руках у неё была свеча.

– Не поможете мне, Перо? Прошу вас. Я никак не могу найти пакетик заварки, хотя точно уверена, что он в комнате. Завтра Дженни планировала провести большую церемонию, не хотелось бы, чтобы всё сорвалось из-за пропажи чая.