Портреты Пером (СИ)

Это было из ряда вон. Он ощущал себя котом, которого чешут, предварительно опоив пивом.

Ла-апы разъезжаются

И… и хвост

Прикусив губу, всё-таки заставил себя заткнуться, и некоторое время не было слышно ничего, кроме их тяжелого дыхания и шуршания темноты.

Она, темнота, подхлестывала и без того напряжённые нервы.

Темнота была геометрически-острой, имела объём и плотность, при желании можно было вычислить её площадь, но проще было просто ощущать, она кололась, наполненная до предела чем-то живым, настороженным и холодным. Ей можно было жить, дышать, вливать в вены заменой крови. Он был всего лишь тонким листом льда, ломко звенящим на ветру. Но ничего другого и не надо было. Свежий острый ветер воспринимался каждой дрожащей клеткой жаждущего тела.

– Я как будто вернулся в прошлое, – Файрвуд тихо прохрипел, уткнулся лбом в его плечо, встряхивая рукой.

Это вернуло в реальность.

– Да… это уж точно.

Не хотелось думать, что весь этот внезапный приступ был вызван именно резко нахлынувшими воспоминаниями. Но тьма, играясь, стирала с Джеймса следы десяти лет, вылепляла заново пластами ламповых отсветов.

Не чужой

По груди, вырвав из транса, почти незаметно пробежались джимовы пальцы, а после он, забыв даже вытереть руки, вцепился в отвороты куртки, прижал к себе, уткнулся лбом в грудь.

– Так скучал… – отчаянно и задыхаясь. – Арсений, я так скучал по тебе…

– Нормально, – не зная, что говорить, Арсений подёргал его за воротник пальто. Наваждение схлынуло, внутри будто воздух откачали. Вакуум. – Нормально всё.

– Ага, нормально, – повторил эхом. – А я об твою куртку руку вытер.

– Она не моя. На халяву досталась, – ответствовал Арсений. – На крайняк позвоню Джону, скажу, чтоб привёз пять штук таких.

Джим глубоко вдохнул воздух у основания его шеи.

– Ты чувствуешь ту сторону? – спросил тихо.

– Не просто чую, она здесь вообще везде. Не-той стороны просто нет. Я щас как… да как из чистого стекла, которое погрузили в тёмную воду – знаешь. Пока рукой не наткнёшься – не увидишь.

– И я чувствую.

– Да мне, блин, кажется, что заново родился, – Арсений прижался к нему – на всякий случай, вдруг мёрзнет. – Дышать легче, реально. Думал, те сорок дней в больнице меня доконают, а тут как домой вернулся…

– Ну, я так понял, ты больницы не очень любишь, – с тихой усмешкой. – Возможно, дело в том, что твоя история здесь не закончена. И пока что это для тебя как вода для рыбы. А я…

Он слегка помотал головой.

– Ну так уехал бы, – предложил Арсений. – И вообще, давай возвращаться. А то я так дрова не донесу до завтрашнего утра.

Посреди ночи Арсений проснулся. Джим лежал рядом, впритык, и сопел ему в шею. В целом было холодно и темно. Слабые отсветы из-за дверцы печки едва ли рассеивали мрак; Райан спал на своей кровати, вытянувшись во весь немалый рост, по полу ходил Табурет и тыкался носом то в пустую тарелку у печи, то в снятый Джимом ботинок. У ботинка он даже остановился и как-то так подозрительно принюхался дважды.

– Я те нассу, морда, – шёпотом погрозил Арсений, показав коту кулак. – Мне, может, тоже охота, но я себе таких вольностей не позволяю.

Кот внимательно глянул на него и юркнул во тьму угла.

Перо выбрался с раскладушки, стараясь не разбудить Файрвуда, стянул со спинки стула тонкий плед, замотался в него, как мог. Тихонько стуча зубами, вышел в коридор – как во тьму колодца окунулся.

Пришлось вернуться обратно и найти в рюкзаке маленький фонарик. С ним добрался до туалета. Приятно удивил всё-таки работающий слив, зато не порадовал страшенный сквозняк. И ведро, которое зачем-то стояло поперёк входа и об которое он нехило загремел в темноте.

Тянуло на кухню. С секунду поколебавшись в коридоре, решил не сопротивляться.

Экстрасенс я, мать вашу, или кто?

Арсений, стуча зубами от холода и стягивая плед на груди, чтоб не свалился, толкнул дверь кухни.

Слабое голубоватое свечение подсказало, что он не ошибся. Кто-то из призраков определённо был здесь.

Пахнуло запахом застоялой воды и плесени.

Свет фонарика беспомощно тыкался в тёмные углы. Хлопья отслаивающейся штукатурки, гроздья отслаивающейся штукатурки, пласты отслаивающейся… На полу похрустывали осколки стекла. Любимое кресло Дженни стояло одиноко далеко от стола, но не у шкафов, а посреди кухни, в бессмысленной оторванности от всего. На разорванной подушке смутно виднелись тёмные следы. Арсений понадеялся, что это Табурет натоптал.

– Горячий, ты вернулся, – прошелестел туман на разные голоса, обвиваясь вокруг. – Мы шшш-дали. Мы шшш-да-а-али…

– Приветствую. – Арсений уселся на угол стола. Так хотя бы заднице не особо холодно, чем если на мойку опереться, а в кресле он сидеть категорически не хотел. Слегка сосредоточился, вглядываясь в туман. Из мерцающей мглы выступила Дева.

– Ты пришёл с вопросами, я чувствую.

Смотрела знахарка не на него, мимо. В пустоту.

– Да, о Перьях. Которые были до меня.

Её силуэт чуть всколыхнулся.

– Были многие. Было восемь, горячий. Ты девятый. Я пыталась сказать тебе, но Старший связал язык мой запретом. Он в сговоре с холодным человеком. Одни умирали, оказавшись на границе Сида, других железом и ядом убивал потомок Воина. Они все здесь, Перо, не помнящие себя. Ты видел одну, рядом с дубом.

Арсений вздрогнул всем телом. Призрак ползущей по ковру белокурой девушки. Обескровленные губы шевелятся, складывая забытый шёпот в одно-единственное слово: «Кукловод».

– Девятый, больше дом не выдержит. Я не желала твоей смерти, я не хотела…

– Ты не виновата, – Арсений мотнул головой. – Да и я выжил. Так что прошлое поминать не будем. Ты вот что… – он слегка поёрзал. – Я не знаю, когда вернусь обратно, а Джим там без меня с ума сходит, наверное. Сможешь передать ему, что я жив? Во сне или как-то ещё… Или через Исами.

– Я попробую, горячий. Но поторопись, время утекает… Даже я, вне времени, ощущаю, как оно проходит сквозь твои пальцы…

Шёпот Девы растворился во тьме. Туман опал к самому полу, а вскоре и вовсе исчез – наверное, знахарка собирала силы для марш-броска к сознанию Файрвуда десятилетней давности.

Что-то цепляло за сознание, что-то важное, что-то…

Холодный человек

– Мать твою… – выдохнул Арсений, срываясь с места. Проскакал по коридору, но у комнаты затормозил. Джима по-прежнему будить не хотелось. Вошёл тихо, сел на корточки возле кровати Райана и осторожно потряс хвостатого за плечо.

– Я не сплю, – прошипел Форс сквозь зубы.

– Тогда можешь записать это моим тупым вопросом номер четыре, – зашептал Арсений быстро. – Я сразу не понял, и поделом мне, но… Если в первый раз тебя выкинуло из четырнадцатого августа, то, скорей всего, в день, когда остальные заложники покинули особняк. То есть замкнутая петля получилось, так? После ты нашёл Перо и вернулся обратно в четырнадцатое августа с этим Пером, чтобы попробовать снять проклятие. Но в будущем ты должен был быстро узнать, кто будет Пером в той реальности, в которой ты оказался, потому что это помнили Джим и Джон, да и другие люди второго акта. Проще говоря, ты знал обо мне тогда, когда мне было всего двенадцать лет. Ты знал, что я окажусь в Англии, в Лондоне, в Вичбридже, у этого проклятого дома! Зачем было притаскивать других людей, делать Перьев, зачем обрекать их на смерть?

Арсений замолк, тяжело дыша. Злость, поднявшаяся откуда-то изнутри, жгла под горлом.

– Я ответил уже на достаточное количество твоих тупых вопросов, Перо, – кровать скрипнула – Форс повернулся на бок, спиной к нему. В шёпоте слышался не яд, а что-то вроде раздражения. – Я не мог знать о тебе, потому что мне в целом нельзя было знать о будущем. А теперь заткнись и иди спать, иначе Файрвуд завтра из хирурга превратится в злостного убийцу… Каким он всегда и был на самом деле.

– Врёшь. Не про Джима, про будущее. – Арсений поднялся и молча вернулся на свою раскладушку. Забрался под тёплое одеяло, прямо в пледе, прижался к нагретому со сна Файрвуду и закрыл глаза. Его всё ещё слегка трясло от холода.