Портреты Пером (СИ)

Джим сразу же прошёл к столу и принялся выкладывать из притащенной с собой сумки нужные Арсению лекарства. Теперь по большей части – витамины. Несмотря на то, что лекарств сейчас требовалось не очень много, его сумка была не просто полной – распухшей от содержимого.

– Арсений, я сюда прикреплю список, – сказал, ткнув пальцем в деревянную доску на стене (к ней крепились какие-то бумажки с непонятными графиками). – Будешь принимать. Не пропускать время очень важно.

– Да, да, – Арсений снял рюкзак, поставив у порога, обошёл комнатку по периметру, оглядываясь. Взгляд против воли искал ярко-жёлтое пятно резиновой уточки. – Его логово?

– Официально Райан Форс является приходящим смотрителем особняка, – пояснил Фолл, жестом предлагая Софи устроиться на единственной табуретке. – Я ему даже зарплату плачу, всё легально. Так что да, его комната. У него есть квартирка в городе под холмом, но там он вообще бывает от силы раз в месяц. Привыкай.

– А…

Арсений не успел ничего сказать, вернулся Райан. Он втолкнул в комнату сложенную раскладушку.

– Ваше ложе, сэр, – пропыхтел ядовито, разворачивая раскладушку у печки. – Топить печку – твоя обязанность, иначе окочуришься. Ночью здесь ещё холоднее, чем сейчас. Дрова найдёшь там же, где и раньше.

– Вас понял, – Арсений выглянул за дверь. Так и есть, за дверью стояло несколько здоровенных сумок, однако Джим ему их перетаскивать не позволил, сунул самую лёгкую.

– Тёплое одеяло, сменная одежда, еда… – Джим устраивал сумки у раскладушки, – разберёшься. Ванная на первом этаже рабочая, но там холодно. Только воду набирать.

– Да уж, – фыркнул Перо. Не хотелось сейчас слушать никаких занудствований, ему просто было хорошо. Да вообще от мысли, что вернулся в особняк, его то и дело пробирал лёгкий и приятный озноб предвкушения. Наконец-то не лежать пластом, а действовать.

Софи с некоторой смесью отвращения и недовольства смотрела на раскладушку.

– Саймил, ты уверен, что на этом вообще можно спать? – Она слегка отодвинулась вместе с табуреткой, чтобы Райан мог пройти к печке с чайником.

– Я уверен, что на этом буду спать лучше, чем на больничной койке, – Арсений, не сдерживая улыбки, плюхнулся на шаткую конструкцию.

– Подумай, тебе ничего больше не нужно? – поинтересовался Джон от двери. Глянул на часы. – Если нет, то мы поедем. Поздно, а пока доберёмся до Лондона…

– Я позвоню, если что, – Арсений махнул ему рукой.

– Я останусь сегодня тут, – негромко сказал Джим. – Завтра к обеду вы всё равно вернётесь.

– Спать будешь на полу, Файрвуд, – ввернул Форс, пристроивший чайник на печурке. – Или Перо на полу, сами разбирайтесь.

– Уверен? – Фолл посмотрел на Джима только мельком. – Ладно, можешь пока составить список медикаментов. Софи, идём.

Она кивнула, с некоторым даже облегчением покинув старый табурет.

На прощание слегка обняла Арсения.

– Я привезу тебе ещё один альбом, – пообещала, коснувшись ладонью его щеки.

Арсений вызвался их проводить, для чего внаглую тиснул у Форса фонарь. Стоял на крыльце под навесом, где не моросил дождь, смотрел, как Джон несёт Софи до джипа. Худой, мелкий – ниже будущей жены на полдюйма (каблуков не считая) – но жилистый и сильный. Ну, хоть не дохляк, и на том спасибо. Софи не любила слабых.

Хлопнули дверцы машины, мягко зашумел двигатель. Фары вспороли темноту, и стало видно, как воздух пронзают острые серебристые иглы дождя. Автомобиль тяжко заворочался, разворачиваясь на узкой бетонной полосе, и канул в тоннель, унеся за собой свет.

Арсений ещё некоторое время стоял на крыльце, вдыхая сырой осенний воздух. Дурацкая улыбка всё не сходила с губ. Здесь, в этом особняке, по-прежнему было всё прошлое. Сколько-то там временных слоёв, проклятие, несколько тысяч дней, отделявших две тысячи одиннадцатый от первого… Зыбкая грань как полотно, занавеска – протяни руку, отдёрни…

Темноту заволакивало призрачным туманом. Смутный контур проявился на миг во мраке, не разглядишь.

Они всё ещё здесь, в этом особняке.

На смену эйфории пришла жуть. Арсений опомнился, понимая, что стоит, вытянув руку вперёд. Скрюченные пальцы приготовились схватить несуществующую занавесь и сорвать прочь.

Дыхание перехватило. В тихом шелесте дождя чудился и какой-то другой шорох – неясный, тревожный.

Зыбкая полугрань, – пришло на ум странное, не могущее существовать выражение.

Он поспешил вернуться в комнатку на той стороне дома, высоко держа перед собой фонарь. По стенам с облупившейся штукатуркой бежали неровные тени. Внезапно одна из теней вырвалась из-под его ног, темней и гуще остальных, метнулась прочь, в заугловую темноту коридора.

Сердце подпрыгнуло к горлу, забилось чаще.

Подняв фонарь, Арсений свернул за ней, но коридор был пуст. Эхо собственных шагов глухо разлеталось в пустоте. Он толкнул прикрытую дверь с падающей полоской света.

Джим и Райан сидели на его раскладушке, пили чай из старых кружек и негромко, устало переругивались.

Спорили о сквозняках – надо ли затыкать в этой комнатушке окна.

– Перо, сгоняй за дровами, – Райан дотянулся до чайника, плеснул себе в опустевшую кружку дымящегося кипятка. – Хоть какая-то польза. А то Файрвуд уверен, что тебя нельзя перегружать информацией на ночь глядя.

– Райан хотел посвятить тебя в тонкости функционирования проклятия, – Джим поднялся с раскладушки. – Я не… одобряю. Разве что сам захочешь, – он зябко передёрнул плечами.

– Подождёт до завтра. Иди, фонарь держи, будешь мне светить. Дрова в кладовке, значит… – Арсений уже протянул Джиму фонарь, когда увидел, как Форс, наклонившись, постучал по ножке стола. Из-под раскладушки шмыгнула та самая чёрная тень, а длинные пальцы хвостатого грубовато поскребли вылезшего кота по загривку.

– Табурет?! – опешил Арсений. Помотал головой. Какой, нафиг, Табурет – десять лет спустя?

– Это вы его так зовёте, – отозвался Райан, почесывая зверюгу. Кот громко мурчал и щурился на свет лампы. – Но да, кот тот самый.

– Арсений… – Джим потянул его за рукав.

Пришлось снова вываливаться в тёмный холодный коридор.

Файрвуд шёл впереди, неся фонарь. Огонёк света неровно прыгал, а вместе с ним в нервических припадках корчились тени на стенах, ранясь об острые края проплешин обвалившейся штукатурки.

– Я здесь будто дышу в разы глубже, – заговорил Арсений, не узнав свой же хриплый и будто севший голос. – Того и гляди, потянусь к фотоаппарату, серьёзно. А ведь все сорок дней в больнице думал, что вообще фотографировать не смогу. Не пойму, в чём дело.

– Это тоже часть проклятия, Арсений, – почему-то грустно сказал Джим. – Но метафизика – не моя область, лучше спрашивать Райана. Он все эти годы находил в себе силы относиться к ней как профессиональный исследователь.

– Препарирует?.. – выдох хриплым смешком. Показалось, или от своих слов в воздухе пар?

Не показалось

– …да. Препарирует.

Джим остановился у открытой двери кладовки (тут все двери, кажется, были открыты, Арсений обозвал это про себя «комплексом марионетки») и поднял фонарь повыше, чтобы Арсению было удобно набирать поленья. Перо нахватал их целую охапку, оглянулся на Джима. Тот удерживал фонарь, свободной рукой опершись о стену.

Арсений вывалил всю охапку обратно, перешагнул через порог, схватил его за плечи и, не в силах сопротивляться нахлынувшей жажде, алчно вжался губами в его губы.

Дрогнул блик покачнувшегося света – Джим будто ждал, будто было необходимо, тут же ответил. Шаря по стенке – Арсений уловил из-под полуприкрытых век, не прерывая поцелуя, – умудрился повесить фонарь на выпирающий из стены гвоздь. Правда, оттуда он тут же начал соскальзывать.

– Чёртова… – Джим, недоругавшись, ненадолго оторвался от Арсения, чтобы поставить фонарь на пол. Верхняя часть коридора погрузилась во тьму, только у пола тянулся золотой овал света, они были по колено в этом свете.

Файрвуд выпрямился, позволяя прижать себя к сырой стене. Арсений жадно целовал его шею, даже сунулся под рубашку, воюя носом с неудобной жёсткой складкой ткани, называемой воротником, но та упорно возвращалась на место. Впрочем, это интересовало его ровно до той секунды, пока рука Файрвуда, быстро управившись с замком, не скользнула в его джинсы. Перо совершенно бесстыдно застонал, подаваясь навстречу грубовато ласкающим пальцам.