Loving Longest 2 (СИ)

Фингон хотел воскликнуть: «Артанис, что ты делаешь?!», когда —

Финвэ приподнялся со спускавшейся в сокровищницу лестницы, вцепившись пальцами в камни, которыми был вымощен двор; его волосы были пропитаны водой; он протянул правую руку к тому, чьё лицо он должен был, не мог не видеть под серебристым капюшоном и сказал:

— Пожалуйста… помоги мне встать… я упал… не помню, как здесь оказался… ничего страшного, просто помоги…

Тот, кто держал ларец в руках, не отложил его и не протянул Финвэ руку. Он со всего маху, яростно бросил ларец вниз. Раздался чудовищный звук. В глазах Фингона потемнело — ему показалось, что прямо перед его лицом ударила молния.

Освободившись от ларца, убийца Финвэ быстро пошёл по двору; у входа в жилые покои он уронил что-то в грязь, подобрал и побежал дальше.

Дождь стал таким сильным, кругом было так черно, что он не видел, как за ним исчез тот, кто был одет в серебристый плащ.

Фингон вскочил и подбежал к лестнице, которая вела вниз, к сокровищнице. Залитое кровью, похожее на алую маску лицо Финвэ осталось нетронутым. Но его голова, как и ларец, была разбита вдребезги.

Теперь Финвэ действительно был мёртв.

— А теперь, милые крошки нолдор, — сказал Саурон, — объясните-ка мне, какая мораль у моей сказочки. Какого хрена ваша кузина Галадриэль убила Финвэ?

Комментарий к Глава 23. Балкон Очень альтернативная история этого очень альтернативного Карантира была у меня ещё здесь: https://ficbook.net/readfic/3809805/9974846

====== Глава 24. Розовый плащ ======

— Откуда ты всё это взял? — сказал потрясённый Майтимо. — Должно быть… Это бумаги, которые ты взял из той сумки с письмами, да?

— Это совершенно неважно, — отмахнулся Саурон. — Главное, что Фингон видел именно это, и у меня в этом нет никаких сомнений. Ну, может, я добавил немного, гм, чувств. Теперь, наконец, вы всё-таки объясните…

Но никто не ответил ему. Все смотрели на Карантира.

— Морьо… — сказал Маглор дрожащим голосом. — Неужели мы… мы действительно этого не делали?

— Нет, вы этого не делали, — сказал Саурон. — Ваш дедушка просто слегка порезался, а потом потерял сознание от вашей наглости, вот и всё. Вы бы ещё любовью при нём занялись. Хотя, если верить тому, в чём ты, Карантир, обвинял Финвэ и Феанора, это бы его не очень удивило.

— Пожалуйста, — с трудом выговорил Майтимо, ни к кому не обращаясь.

— Да не волнуйся ты, — проворчал Саурон. — Морифинвэ, скажи, пожалуйста: вот ты видел, как Финвэ позировал Феанору в мастерской. Хорошо, я верю. У меня в связи с этим есть вопрос: если ты видел что-то, так сказать, менее невинное, это действительно было в Тирионе? В Форменосе такого при тебе не было?

— Да, — ответил Карантир. — В Тирионе. Тоже в мастерской.

— Скажем так, я не стал бы биться об заклад, но я думаю, что одним из участников этой сцены был не Феанор или не Финвэ, — сказал Саурон негромко. — Видите ли, в том, что наш Владыка утратил способность менять облик, его больше всего огорчает именно то, что он уже не способен на такие приключения самостоятельно. Он говорил мне, что в Валиноре ему больше всего нравилось именно это: заставлять эльфа поверить, что он (ну, может быть, и она)  — вступает в интимные отношения с родным братом, сыном или отцом, и потом получать удовольствие, видя его стыд и отчаяние. Хотелось бы мне знать, чью роль он играл в этом случае… Так есть ли какие-то предположения по поводу Галадриэль?

— Гортаур, — вздохнул Майтимо. — Видишь ли: если Фингон действительно написал или сказал «плащ Галадриэль», то он не имел в виду, что это именно плащ, принадлежащий ей.

— Как это? — на сей раз Саурон искренне удивился.

— Галадриэль соткала себе необыкновенный серебристый плащ, — объяснил Майтимо. — Ни у кого такого не было. А её отец Финарфин, припомнив тот случай, когда она не захотела дать нашему отцу прядь своих волос, заявил, что она должна, дабы её плащ не вызывал семейной ревности и неприязни, соткать точно такой же для него самого, Феанора и Финголфина.

— То есть всего таких плащей было четыре? Тогда всё намного понятнее, — сказал Саурон.

— Как — понятнее? — недоуменно спросил Амрод. — Но тогда кто же…

— Я никак не мог понять, зачем Галадриэль это сделала, — сказал Саурон. — Я слышал, что она уже тогда собиралась выйти за Келеборна и перебраться в Средиземье. Она совершенно не была заинтересована в гибели Финвэ и тем более — в том, чтобы вместе с ней за море переселялась почти вся её семья. А если это не она, то причину можно найти. Итак, получается, что в доме Финарфина были два плаща, правильно? Значит, ими могли воспользоваться как минимум сам Финарфин, его жена Эарвен, сыновья — Финрод, Аэгнор, Ангрод, Ородрет, естественно, та же Галадриэль, если у неё был свой плащ, да, кстати, и невеста Финрода — Амариэ. Насчёт Келеборна я не знаю.

— У нас этот плащ просто лежал в прихожей, — сказал Аргон. — Я уверен, что никто из нас этого не делал, но вообще его мог взять и я, и Финьо, и отец, и мать, и Турьо, и его жена Эленвэ; для моей сестры Ириссэ он был бы длинноват, но, конечно, его можно было и подколоть. Его мог надеть и кто-то из родственников, например, Элеммакил, — он ведь сын маминой сестры, — или кто-то из его братьев и сестёр.

— А что с плащом твоего отца, Нельяфинвэ? — спросил Саурон.

Маэдрос подумал и ответил:

— Насколько мне помнится, отец надел тот плащ, когда поехал в Валимар. Но… конечно, он мог и вернуться. Или же он мог передать плащ Атаринкэ — тот долго его провожал. Ещё одна возможность — я в неё не верю, но такое можно себе представить: отец, если помните, очень не любил ехать с кем-то вместе. Он, честно говоря, ездил верхом плохо, лошади его не слушались, и ему всё время казалось, что они слушаются ещё хуже, если кто-то рядом. То есть Атаринкэ вполне мог надеть его платье, серый дорожный плащ с капюшоном и поехать на его коне, а отец мог вернуться в Форменос. Атаринкэ в тот день на охоте мы практически не видели. Но я не верю, чтобы отец мог причинить дедушке хоть малейший вред…

— Нельяфинвэ, а вот представь себе, что Феанор решил, что из-за Финвэ пропали Сильмариллы? — заметил Саурон. - Да, Феанор, скорее всего, не мог сделать такое с заранее обдуманным намерением — но если он вернулся и вдруг увидел, что ларец пуст?

Маэдрос промолчал.

— Ладно, допустим, я готов исключить Феанора, — продолжил Саурон, — но пока мы не исключаем окончательно Куруфина. Насчёт вас с братом, — он кивнул на Амрода, — я тоже не уверен. Кто знает, что там у вас двоих в голове…

— Только вспомнить, как вы при мне швырнули один из Сильмариллов об пол, да ещё и сказали — «надо же, что это за стекло, и не бьётся», — заметил невинным голосом Аргон.

— Не может быть, — поразился Саурон.

Амрод покраснел.

— Я не швырнул, — сказал он. — Он упал. Мы же просто хотели тебе показать, что нам можно их брать…

— Ладно, — махнул рукой Саурон, — всё с вами понятно. Итак, Маэдрос, я — предположительно — исключаю тебя, поскольку мы знаем, что в это время ты ждал Фингона на дороге. Я практически уверен, что ты не ушёл бы, пока окончательно не убедился бы, что он не приедет сегодня, а это было бы уже через несколько часов после гибели Финвэ. Мы знаем, чем занимались Маглор и Карантир; поскольку оба были уверены, что Финвэ убит одним из них, они вряд ли бы стали добивать его — он очнулся только, когда особа в плаще подошла к лестнице, и ни у Маглора, ни у Карантира не было причин запасаться этим самым плащом заранее. Я пока не вижу мотива для Келегорма, и, в общем-то, история с ножом скорее оправдывает и его, и Куруфина: если бы кто-то из них видел раненого Финвэ, то один вряд ли стал забирать из Форменоса нож, а другой — принимать его в подарок, если бы можно было заподозрить, что это орудие убийства.

— Это означает, что Келегорм продал Мелькору душу лишь для того, чтобы тот привёл в порядок его плоть, — сказал Маэдрос холодно.