Факелы на зиккуратах (СИ)

Фабиан пожал плечами.

– То есть рассказать о ней вам практически и нечего? – прищурился он.

Армушат усмехнулся странной улыбкой: казалось, еще секунда, и он потреплет Фабиана по щеке, этакий жест снисходительного одобрения.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но неужели вам действительно интересны все эти заводы, линии, станции, узлы и прочее… – он взмахнул рукой. – Прочее, – поправил он себя, произнеся то же слово, но с насмешливой интонацией. Фабиан поднял брови. – Вместо того, чтобы, например, м-м, сходить на вечеринку? На концерт? Куда еще ходит современная молодежь.

– Обязательно. Могу даже, чтобы успокоить вас, пообещать, что за каждый час беседы с вами я обязуюсь провести десять минут на какой-нибудь вечеринке, – невозмутимо ответил Фабиан, делая шаг к двери и распахивая ее перед Армушатом.

Тот издал недоверчивый смешок.

– Я не могу не заметить восторга в вашем голосе. Думаю, вы изобретете предлог, чтобы избежать такой тяжелой участи. Но почему бы мне лично не проследить за исполнением сделки? Не хотите заглянуть на прием в магистрате? – он задержался в двери, изучающе глядя на Фабиана. – Это очень официальный прием. Там будут и консулы. Будет достаточно скучно, чтобы это не походило на какую-нибудь молодежную вечеринку, которыми вы так тяготитесь. Годится?

Фабиан услышал это. Там будут и консулы. Он глядел на Армушата, тот с любопытством изучал его, и Фабиан с усилием обуздывал желание ухватить его за грудки и затрясти, требуя ответить, чтó Армушат думает и думает ли. Подозревает ли он, что для восемнадцати-, ну ладно, почти девятнадцатилетнего щенка шесть недель в компании харизматичного Первого Консула не могли пройти бесследно? Видит ли он, что Фабиан вспыхнул, услышав о приеме, о консулах – консуле, одном-единственном консуле, это услышал Фабиан, – и покрылся липким потом, испугавшись непонятно чего? Читает ли этот пронырливый камышовый кот его, Фабиана, как раскрытую книгу, и не мнит ли Фабиан слишком много о себе, думая, что держит себя в руках? Или он совершенно по-идиотски придумал себе легенду, а на деле ничего и нет, ни с его стороны, ни с той, другой? Но там должны были быть консулы.

– Почту за честь, – ровно ответит Фабиан и заставил себя улыбнуться.

– Отлично. Я распоряжусь, чтобы вам доставили пригласительный билет. А сейчас я приглашаю вас в кафе, которое я видел здесь неподалеку. Чтобы нам обсуждать реформу в более комфортной обстановке, – невозмутимо ответил Армушат.

Фабиан смотрел ему в спину. Он чувствовал облегчение, нудное, тяжелое облегчение – и он чувствовал разочарование. Очевидно, он увлекся, создавая легенду о заговоре против него.

Армушат исполнил свое обещание. Он провел с Фабианом что-то около трех часов, рассказывая об идее реформы, о теориях, исследованиях, открытиях, позволявших воплощать ее, говоря со страстностью, с теплотой, с которыми Эрдман в свое время говорил о легионе. Фабиан злился на себя, что не мог подобрать иного сравнения, но именно оно было – казалось – точным. Наверное, можно было довериться себе достаточно, чтобы сказать, что его отец с такой же страстностью говорил о своем отряде, что его мать точно так же жила и дышала тем центром ИИ, который был создан в гарнизоне не без ее участия, но Фабиан не рисковал: потому что это было давно, когда он действительно был ребенком, а сейчас триста раз доказано, насколько эфемерны детские воспоминания. А тот вечер во втором легионе, и Эрдман, вещавший о его славном прошлом, были реальностью, и воспоминания о них – точными. И вера в правильность и неизменность того, что происходит вокруг Эрдмана ли, Армушата ли: тот говорил об энергодобывающих предприятиях с теплотой, что не мешало ему взмахом руки отметать любые измышления об их работниках. Он восхищался новейшими аккумуляторными станциями, говорил о них с восторгом и гордостью, в которых было очень много личного, и упоминание о казначеях ли, считавших их неоправданно дорогими, об экологах неимоверно злило. Последнее было Фабиану особенно близко. В юнкерской школе экологом был милейший, добрейший человек, который сообщал об официальных доктринах экологической программы Республики скучнейшим тоном и оживал, расцветал, молодел, рассказывая анекдоты о ляпах ее составителей и особенно некоторых чрезмерно увлеченных, а потому пристрастных адептов экологии. Что наделило Фабиана могучим иммунитетом против новомодных веяний типа экожизни, экопитания, экопоходов и прочего эко. «Эко» было слишком эфемерным. А станции уже вырабатывали энергию, и это отражалось на бюджете Республики.

– Если эта государственная программа оказалась такой перспективной, почему не развиваются другие? Помнится мне, два десятилетия назад были приняты и другие, об освоении космоса, или океана, к примеру, – не смог не спросить Фабиан, мечтавший о самой малости – огромном жилом искусственном спутнике Земли – и в успешности энергетической программы видевший еще одно подтверждение того, что это возможно.

– Отчего же не развиваются, развиваются. Но они не настолько эффектны, – задумчиво признал Армушат. – Энергодобывающие заводы, особенно в юго-западных районах, хм, они впечатляюще эффектны, если подумать. Особенно в плане организации инфраструктуры и трудового ресурса. Понимаете?

Фабиан кивнул.

– Иными словами, это среднесрочная программа, которая очень хорошо принимается публикой. Реструктуризация – вот она, но и ее результаты проявляются практически незамедлительно. Я уже не говорю, что она позволяет некоторым образом соблюдать баланс между экономическими зонами. И на юге предприятия, рабочие места, бла-бла, и на севере предприятия не прекращают существовать, а наоборот оказываются очень конкурентоспособными именно за счет южной энергии, к примеру, и при этом все регионы органично дополняют друг друга.

– Иными словами, друг от друга зависят, – отстраненно произнес Фабиан.

Армушат засмеялся.

– Вы звучите как эти, м-м, паритетчики, – бодро отозвался он.

Фабиан закатил глаза.

– Нет, ни в коем случае, – сухо ответил он. – Но почему тогда если Республика реализовала такой колоссальный проект, просто колоссальный – почему она отказывается от искусственного спутника? Или от подводного города? Проекты есть, они могут быть осуществлены в те же самые средние сроки, и это невероятный престиж – основать первый поселок на околоземной орбите, первое поселение-амфибию, быть первыми в освоении новых стихий, почему Республика отказывается заниматься этим?

– Это очень хороший вопрос, Фабиан, и отвечать на него можно бесконечно долго. – Армушат потянулся и похлопал его по руке. – Возможно, вы сможете самостоятельно сформулировать ответ. Кстати, почему бы вам не поговорить об этом, скажем, со Вторым Консулом? Он неравнодушен к океанологии.

Фабиан смотрел на него, вглядываясь в небольшие заинтригованно поблескивавшие глаза, и прикидывал, достаточно ли разговорился Армушат, чтобы сболтнуть еще одну вещь.

– А Первый Консул? К чему неравнодушен он? – наконец рискнул Фабиан.

Армушат недоверчиво засмеялся.

– Первый? – переспросил он и сделал вид, что задумался. – К власти, я думаю, – ответил он через несколько секунд, и его губы дрогнули в двусмысленной ухмылке.

Фабиан получил обещанное Армушатом приглашение на прием на следующий день. Оно было доставлено курьером в униформе Магистрата. Во время большого перерыва, в присутствии многих, очень многих студентов. Это было лестно. Это было отрадно. От этого сладко сжималось сердце. И еще радостней оно билось, когда Фабиан благодарил курьера с невозмутимым лицом, как будто такие вещи для него в порядке вещей. Но еще отрадней было смотреть свысока на домашних деток, которые не гнушались поплевывать в его сторону раньше: как же, родовитый, но нищий, и которые жаждали общения с ним теперь, хотя бы для банального удовлетворения любопытства. А еще лучше – чтобы навязаться в спутники, потому что приглашение допускало «плюс один». Фабиан понаслаждался своим триумфом несколько минут, а затем ему стало скучно. Казалось бы: Академия, новостей прибывает ежесекундно вагон и маленькая тележка, а эти одноклеточные все трепещут от воспоминания о простом белом конверте, пусть и врученном с помпой. Оставалось надеяться, что сам прием будет не настолько скучен.