Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Праздничной атмосферы в гостиной не ощущалось, зато напряжения – сколько угодно. Энтони это чувствовал. И не только он, судя по тому, как на него посмотрел Мартин и едва заметно кивнул в сторону брата, пока тот был занят изучением списка приглашённых гостей, лежавшего на столе.

Видел не в первый раз. Сначала в черновом варианте, набросанном на скорую руку, потом – утверждённый, конечный результат. Но сейчас снова пробегался взглядом по ровным строчкам, надеясь выжечь имена и фамилии тех, кто был ему неприятен.

Мартин хотел, чтобы хозяин вечера поговорил с Терренсом. Сегодня просьбы Энтони имели особый вес.

В обычное время Терренс мог вспылить, поняв, что его вновь пытаются напичкать нравоучениями, но сейчас должен был прислушаться.

Энтони сильнее утвердился во мнении, что подстраховаться не помешает, хотя все эти разговоры казались ему довольно глупыми.

Терренс был взрослым человеком. Относительно, конечно, взрослым, но всё-таки не пятилетний малыш, который ничего не понимает, только падает на пол в магазине и орёт дурным голосом, требуя купить ему что-нибудь из наиболее приглянувшегося ассортимента. Следовательно, должен себя хотя бы частично контролировать и отдавать отчёт в совершении тех или иных действий.

Энтони после длительных размышлений и праздник был не в радость.

День начался так же, как и большинство других дней в году. С той лишь разницей, что за окнами был сад родного дома, а не академии. А ещё поблизости никого не наблюдалось. Стояла желанная тишина.

Никаких соседей по комнате, никакого шума.

Осознание, что он находится в спальне, принадлежащей только ему, и эту комнату не приходится делить с посторонним человеком, делало Энтони счастливым.

На этом хорошие моменты закончились, начались бытовые проблемы.

Энтони предписывалось проследить за организацией праздничного мероприятия, обговорить все детали, проверить, как персонал справляется – или не справляется – с поставленной задачей. Собственно, на это он и потратил большую часть дня.

Потом приехал Трой, за ним подтянулись Терренс и Мартин. Внимание переключилось на них.

Нельзя сказать, что Энтони, утомлённый ворохом своих проблем, ничего вокруг не видел. Он замечал и очень даже.

Терренс выглядел озадаченным, иногда отвечал невпопад или огрызался, когда к нему обращался брат. Такое он позволял себе редко. Тем более на людях, даже если люди были давно знакомыми, почти что родственниками – наплевать, что нет общей крови.

Терренса, однозначно, угнетало нечто, Энтони неизвестное. Вряд ли виной всему являлся список гостей. За время, отведённое для приготовлений, они успели неоднократно всё обсудить, продумать и прийти к определённым выводам. Терренс обещал держаться в стороне от неприятных личностей и не давать воли чувствам, какими бы сильными они не оказались.

Энтони понимал, что Терренс, пообещав, постарается его не подвести. Но, видимо, появились новые условия, вновь заставившие нервничать и злиться.

Энтони должен был узнать, что это за условия и попытаться свести к минимуму возможные потери, а лучше – обойтись без них вовсе.

– Терренс? – позвал осторожно.

И с трудом сдержал улыбку, когда Мартин выдохнул с облегчением, поняв, что его невысказанная просьба принята к рассмотрению, а не проигнорирована.

Терренс вскинул голову. Отложил в сторону зажигалку, которую вертел в руках, позволяя огоньку вспыхивать и тут же гаснуть.

– Можно тебя на пару слов? – спросил Энтони, посмотрев выразительно, тем самым, отметая все варианты ответов, кроме согласия.

– Конечно. – Терренс откликнулся без особого энтузиазма, но с места поднялся и, вновь прихватив зажигалку, направился к выходу из зала.

– Удачи, – произнёс Мартин, когда Энтони проходил мимо.

– Спасибо. В курсе, что с ним произошло?

– Если общими словами, то это связано с нашей родственницей.

– А…

– Подробностей я не знаю, – ответил Мартин, угадав направление чужих мыслей.

– Ладно. Сам выясню.

Задерживаться здесь было бессмысленно, и Энтони, последовав примеру друга, удалился, закрыв двери, ведущие в зал.

Терренс ждал в холле.

Он снял перчатку и теперь мог забавляться с зажигалкой, не боясь подпалить вещь. Энтони проследил за тем, как пламя прошлось в опасной близости от кожи, замерло на месте. Когда Терренс поднял взгляд и посмотрел на наблюдателя, ладонь его тоже перестала двигаться.

– С сигаретами на улицу? – спросил он, изобразив полуулыбку.

– Да. Ты же знаешь, моя мать чувствительна к запахам, а табак её раздражает.

– Тогда идём. Поговорим, пока есть возможность.

– Я только «за». Обеими руками.

– Идём, – повторил Терренс, задувая пламя и толкая дверь, открывающую дорогу в сад.

Именно там, в центральной его части, планировалось проводить торжественное мероприятие. Энтони окинул придирчивым взглядом людей, снующих туда-сюда, и махнул рукой, указывая, в какую сторону идти.

Сад был поистине огромным, и укромных уголков, при желании, находилось превеликое множество. Оказавшись на этой территории впервые, человек неосведомлённый вполне мог заблудиться.

Терренсу подобные перспективы не грозили. Он знал и дом, и сад Кларков, как свои пять пальцев. Бывать в гостях у друга ему доводилось неоднократно, а знакомство их состоялось много лет назад, едва ли не в первый год жизни.

В отличие от Мартина, нашедшего человека со схожими интересами только на третий год обучения, а до того бывшего гордым одиночкой, в школу они пошли, будучи приятелями, а там и до статуса друзей доросли.

Вот с влюблённостью ничего не выгорело, и Энтони этому совсем не удивлялся. Несмотря на то, что сам он предпочитал представителей своего пола, Терренс никогда не выступал для него в качестве объекта сексуального желания.

Даже в перспективе.

Он находил вариант с любовью к другу чем-то очень загадочным, странным и, совершенно точно, ему недоступным. Не последнюю роль в этом играло совместно проведённое детство. Сложно считать сексуальным того, кто у тебя на глазах писался в постель, говоря образно. Никто из них, в своё время, этого, кажется, не делал, но суть оставалась та же.

А, может, и делал, но за давностью лет позабылось.

Слишком много общих воспоминаний. Если приблизиться друг к другу ещё на шаг, станет невыносимо, появится пресыщенность, и всё бесславно закончится. Бестолково.

Кроме того, Терренс был совсем не в его вкусе. Скорее, полной противоположностью.

Но на взаимопонимании отсутствие любви никак не отражалось. Незаинтересованность и отсутствие розовых очков, что так нравятся влюблённым людям, позволяли оставаться начеку, замечать перемены в настроении и своевременно разрешать возникающие проблемы.

Или хотя бы пытаться это делать.

В глубине сада были качели, появившиеся через несколько лет после рождения Энтони. Он вырос. Качели остались.

Энтони их терпеть не мог с того самого раза, когда однажды не удержался, слетел на землю, разбил колени, а потом ещё и перекладиной по голове получил.

Аттракцион у него востребованным не был, а Терренсу чем-то приглянулся.

Местоположением, вероятно. Расположенные вдали от людей, в самом тёмном уголке сада, они были идеальным выбором для временного укрытия, где можно предаваться размышлениям, не рискуя быть обнаруженным за считанные минуты.

Терренс пришёл сюда после так называемой первой любовной неудачи. Наведался после показательных выступлений Кейт, призванных то ли разжалобить, то ли пробудить чувство вины, заставив страдать и пестовать отвращение к самому себе. И год назад тоже приходил.

Энтони тогда удивился, поскольку ни о каких скандалах в жизни Терренса не знал, однако, увидев мрачное выражение лица, не полез с вопросами. Потом как-то позабылось, стёрлось и вновь обнажилось только теперь, когда Рендалл решил получить статус семейного человека.

Эти качели ассоциировались у Терренса с отчаянием.

Сейчас в копилку добавился ещё один момент.