Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Прохладный металл нагревался под пальцами. Кэндис сжимал в ладони ключ от комнаты. Надеялся, что в этот вечер толпа посетителей у его двери не соберётся, и сам он никому не понадобится, потому что в противном случае объясняться будет весьма и весьма сложно, а ещё – неловко. Можно, конечно, встать в позу, примерить равнодушное выражение лица и с повышенным количеством наглости заявить, что его ночные вылазки никого не касаются, но…

А хотя, какие «но»?

Его дело. Куда хочет, туда и ходит.

Не только он это делает, другие периодически тоже попадаются, Роуз в прошлом году вообще всю ночь неизвестно где шарахался, а потом выяснилось, что пьянствовал в компании одноклассников. И никто его к ответу не призвал. Хотя развитие история получила незавидное, нечего сказать.

Потому, в любом случае, будет лучше, если его ночная вылазка останется тайной, и о ней посторонние никогда не узнают.

Подумав немного, Кэндис отключил телефон. Просто так, для подстраховки. Оптимальная, универсальная можно сказать отговорка, помогающая избавиться от назойливых собеседников.

Да, снова глубокая разрядка.

Да, звонить было бесполезно.

Мартин дожидался его в условленном месте; обернулся, услышав шаги, раздающиеся в ночной тишине, и улыбнулся. Кэндис стянул капюшон, пригладил волосы, чтобы не торчали в разные стороны.

– Привет. Надеюсь, я не слишком задержался?

– Я бы подождал, но тебя никак нельзя упрекнуть в отсутствии пунктуальности. Более того, ты пришёл не с опозданием, а раньше назначенного часа.

– Это плохо?

– Нет, – Мартин покачал головой. – У нас обширная программа. Есть, на что потратить дополнительное время.

– Вот и я думаю, что ничего плохого в этом нет, – уверенно заявил Кэндис, поставив сумку с вещами на капот и останавливаясь напротив Мартина.

Несмотря на то, что история их стремительно набирала обороты, Кэндис по-прежнему ощущал отголоски застенчивости, призывающие его быть немного сдержаннее. Что-то вроде наставлений и правил поведения. Пару раз он пытался следовать этим советам, но довольно быстро от них отказался, потому что…

Да много причин набиралось, на самом деле, но самая главная заключалась в том, что со стороны эти попытки продемонстрировать хладнокровие смотрелись слишком наигранно, фальшиво. И это ему не нравилось, зато искренность доставляла.

Он наклонился, осторожно прикасаясь к губам, тут же отстраняясь и вновь повторяя манёвр. Не целуя, а больше дразня, в ожидании, когда инициатива перейдёт к Мартину.

Долго ждать ему не пришлось.

Ладони скользнули под куртку, обнимая и притягивая ближе. Так привычно и так невообразимо приятно.

Целовался Кэндис жадно.

Аналогия «как в последний раз» сама собой напрашивалась. Прикосновение губ, которое невозможно забыть и вычеркнуть из памяти. Поцелуй, в сравнении с которым меркнут все остальные, что были до и будут после.

Так жарко, что сразу же приходит на ум прозвище Кэндиса, когда-то активно используемое, а ныне утраченное и позабытое, придуманное ради шутки Розарио Астерфильдом – Инферно.

Мартин понимал, что нужно прекратить это, отстраниться, чтобы лишний раз не создавать компрометирующие ситуации, но голос разума стремительно тонул в эмоциональном потоке.

Мартину хотелось позабыть о тех условностях и рамках, что существовали между ними, но осторожность никогда не была лишней и забывать о ней не следовало.

Попасть в поле зрения кого-то из учеников или персонала было бы смерти подобно. Если второе более или менее решалось, то первое походило на добровольный суицид.

Может, доказательств у свидетеля и не будет, но слухи по школе поползут, и вскоре она будет напоминать улей, в котором о покое имеют смутное представление.

Пришлось наступить на горло своим желаниям и отстраниться.

Тыльная сторона ладони прошлась по скуле, поглаживая.

Кэндис открыл глаза. Медленно – неосознанно, больше по привычке – облизал губы.

Мартин никак не мог отделаться от мыслей о послании Альфреда Брайта, но пока эту тему в разговоре не поднимал и не нападал на Кэндиса с обвинениями за старательно утаиваемую информацию.

Оправдывал сам.

Приходил к выводу, что раз Кэндис ничего не сказал, значит, у него есть на то причины.

В конце концов, у них вся ночь была впереди, и всё следующее утро, и…

Почему не вся жизнь?

В самом деле. Почему?

Принимая во внимание количество актуальных тем, вынесенных на обсуждение, ночь должна была быть бесконечной. Мартин так много собирался сказать, столько вопросов задать, выслушав ответы на них, но продолжал хранить молчание, отложив разговор по душам до лучших времён и более укромных мест.

– У меня есть для тебя кое-что особенное, – Мартин постарался отогнать меланхолию и добавить в речь немного беззаботности. – Думаю, смогу тебя порадовать. Надеюсь, что смогу.

– Много сюрпризов?

– Достаточно.

– Может быть, намекнёшь?

– Тогда эффект будет не столь ошеломляющим.

– Интригуешь?

– Всего лишь подогреваю интерес, – улыбнулся Мартин.

– Хм. Когда ты так говоришь, я начинаю теряться в догадках.

– Рано или поздно на все вопросы появятся ответы. А сейчас нам стоит поторопиться и начать путешествие, не откладывая старт задуманного мероприятия в долгий ящик, потому что в противном случае мы никуда не уедем и ничего не успеем.

– Всё распланировано по часам?

– По минутам.

А то и по секундам.

Сколько их там осталось до нашего окончательного расставания?

Знаешь? Скорее всего, нет. Зато знаю я.

Один миллион, тридцать тысяч и ещё восемь сотен секунд.

Теперь миллион, тридцать тысяч и семьсот девяносто девять.

Восемь, семь, шесть…

Песчинки, утекающие сквозь пальцы.

Обратный отсчёт начался, и нет возможности остановить стремительный бег времени.

Так почему бы не воспользоваться ситуацией и не взять от жизни всё? Почему теперь они должны думать об этих самых ограничениях, наложенных общественными нормами поведения?

У них не так много времени.

У них его, если разобраться, вообще нет.

Перед ними открывался город тысячи огней.

Город, что принадлежал в этот вечер и в эту ночь только им двоим.

Ночной Лондон мало походил на самого себя в дневное время, наталкивая на мысли о наличии брата близнеца, появившегося из параллельной реальности.

В это время чопорная столица сбрасывала привычную маску и больше не напоминала престарелого джентльмена в строгом костюме, чётко следующего многовековым традициям и ни на шаг не отступающего от установленных правил. Привычная характеристика не желала соединяться с тем, что открывалось взору теперь.

Блестящий, активный, завораживающий, немного мистический, при этом потрясающе яркий, но никак не тихий, сонный и серый.

Кэндису неоднократно доводилось прогуливаться по ночному городу прежде, во времена соседства не с новой семьёй отца, а с Реджиной и её меняющимися, как стёкла в калейдоскопе, любовниками разной степени разнузданности и уродливости. Тогда эти прогулки были спасением и способом уйти от ощущения обречённости, накрывающего со страшной силой.

Сбежать по лестнице вниз, потянуть дверь и раствориться во мраке, зная, что отсутствия не заметят.

Останавливать не кинутся.

Капюшон, натянут до самых глаз, ладони, сжаты в кулаки, настороженность как самое главное чувство.

Шатаясь по улицам, не следовало терять бдительность. Опасность подстерегала на каждом шагу, нарваться на неприятности было проще простого.

Естественно, что выходя из дома с таким настроем, Кэндис обращал внимание на что угодно, но только не на красоту родного города. Сейчас он мог позволить себе расслабиться и наслаждаться видами, открывающимися перед ним.

Добро пожаловать в сказочное королевство, залитое огромным количеством света! Проходите и располагайтесь.

Вам здесь рады.

Разумеется, Кэндису никто таких слов не говорил, но они и не требовались. Всё проходило на эмоциональном уровне, и город больше не казался враждебно настроенным. Невозможное ощущение, непривычное, необычное, но реальное настолько, что отрицать его существование попросту нелепо. Уютное и потрясающе тёплое.