Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Впрочем, они правы. Не может.

– Послушай…

– Иди к чёрту, – ядовитый шёпот, с угрозой, словно гадюка, увидевшая жертву.

Кажется, ещё немного, и он действительно вцепится в горло, желая его перегрызть и утонуть в чужой крови.

Плевать, что собеседник хочет выйти из ситуации с минимальными потерями, потому берёт на себя роль миротворца и вроде как помочь пытается. Он вообще не при делах, не имеет отношения к происходящему, не в курсе многочисленных событий, наполнивших чужую жизнь. Он просто попал под горячую руку, а потому отчаянно хочется сорвать на нём злость, закипающую внутри, вылить гнев, избавиться от этой мерзости, что мучает, не отпуская ни на мгновение.

Тот, кто действительно понимает и вникает в суть, не станет усугублять ситуацию, продолжая лезть со своими ненужными наставлениями, от коих ярость лишь сильнее поднимается и вспыхивает сотней ярких искр, обещающих перерасти в пожар и спалить всё к такой-то матери.

Как мало нужно для того, чтобы вся радость, связанная с событиями грядущего дня, исчезла, а предвкушение счастья превратилось в сизый пепел и улетело с порывом ветра куда-нибудь…

Например, в Манчестер.

Всего-то несколько строк идеально продуманных, бьющих прямо в цель, ломающих в одночасье.

Получатель: Мартин Уилзи.

Отправитель: Альфред Брайт.

– Ведёшь себя так, словно впал в детство.

– Иди к чёрту! – громче на несколько тонов.

Так, чтобы посторонние зеваки, собравшиеся в зале, замерли и обернулись в ожидании зрелищ.

Ещё бы!

Не каждый день им доводится наблюдать подобное развлечение. Они лишь притворяются ценителями искусства, тянущимися ко всему возвышенному, а на деле ничем не отличаются от остальных обывателей. Те же интересы, те же способы развлечь самих себя, избавившись от скуки.

Скандалы в обществе – одна из наиболее излюбленных забав.

Стоит устроить драку, и она моментально станет самым обсуждаемым событием вечера, затмив непосредственно повод, послуживший предлогом для сбора этих зевак под крышей одного дома. Дома, который, кажется, с давних пор прочно ассоциируется с отчаянием и разбитыми надеждами.

Чтобы подобрать подходящую иллюстрацию, лезть в глубину веков не нужно. Достаточно вспомнить неудачную попытку проведения церемонии бракосочетания одной леди из семьи Бартон с молодым человеком из семьи Стимптонов. Удивительно, что после этого происшествия все Бартоны, независимо от того, к какой ветви семейного древа принадлежат, продолжают организовывать торжества здесь, и сегодня вот традиции своей не изменили.

И Бартоны, и их гости наблюдают с интересом, словно ждут, что с минуты на минуту начнётся настоящее развлечение.

Странно, что до сих пор толпой сюда не ломятся, продолжая наблюдать из основного зала. Странно, что не открыли тотализатор, делая ставки, кто победит в противостоянии, если драке суждено состояться.

– Прекрати орать. Или делай это не на людях, – произнёс Терренс, ухватив Мартина за рукав пиджака и потянув за собой.

Мартин хотел вырваться, знал, что может это сделать, но почему-то подчинился и покорно последовал за старшим братом.

Ураган, бушующий внутри, не желал усмиряться, не оборачивался штилем, но демонстрировать свои переживания великосветскому серпентарию было действительно недальновидно.

Мартин продолжал сжимать в ладони смартфон. Стоило снять блокировку, изучить послание, отразившееся на дисплее, и причина его нервозности становилась понятна без дополнительных пояснений.

Ситуация представлялась Мартину абсурдной. Обычно у них всё было иначе, складывалось по иному сценарию, а сегодня получилось спонтанное отступление от канона. Не он успокаивал Терренса, как бывало в школьные годы, когда у старшего кулаки чесались с завидным постоянством, а, наоборот. Терренс внезапно решил выступить в роли человека, купирующего возникновение конфликтов в начальной стадии. С его талантами и умениями это было практически невыполнимой задачей, поскольку каждое слово, произнесённое с насмешливой интонацией, раззадоривало сильнее, добавляя масла в огонь, выводя из себя с такой дикой силой, что стартовая ситуация и рядом не стояла.

Впрочем, Мартин видел предпосылки к пробуждению серьёзности. Терренс не отпускал ехидных комментариев и не пытался иронизировать относительно чужого настроения. Во всяком случае, пока.

Они шли в молчании и направлялись, судя по всему, к конюшням, расположенным на приличном расстоянии от основного здания – идеальное место для тех, кто жаждет поговорить по душам, оставшись без свидетелей.

Будь Мартин пьян, прогулка по свежему воздуху подарила бы ему возможность слегка проветриться и привести мысли в порядок, но он и без того на редкость ясно воспринимал происходящее. Его опьяняла и заставляла пылать не водка, гуляющая по крови, да и не любой другой напиток, а понимание и осознание той новости, что прилетела столь внезапно и ударила без предупреждения.

Он не пил в этот вечер вообще ничего, поскольку планировал, отдав должное имениннице, вновь сесть за руль и отправиться домой, не оставаясь в отвратительном доме на ночь, но чувствовал себя хуже, чем после разнузданной студенческой попойки, где алкоголь льётся рекой. Как будто только тем и занимался, что смешивал напитки, не сочетающиеся между собой, желая получить, если не провалы в памяти на следующее утро, то, как минимум, грандиозную головную боль.

Предчувствия оказались верными.

Терренс привёл его к конюшням и только там соизволил выпустить ткань из рук. Горевшие вдоль дорожек фонари, частично освещали территорию, потому нельзя было сказать, что она тонула в кромешной темноте.

Тишина и полумрак вполне способствовали разговорам по душам.

Вообще-то такая обстановка должна была настраивать на благодушный лад, однако Мартин не чувствовал облегчения и по-прежнему напоминал самому себе натянутую до предела струну, обещавшую с минуты на минуту лопнуть с громким визгом, разрезав пальцы того, кто рискнёт к ним прикоснуться в столь неподходящий момент.

Перед глазами вставали строки из обезличенного письма.

По идее, они не должны были его задевать. Периодически приходят такие письма, бывает. Типичная корреспонденция, отправленная одним из родителей директору школы. И он бы прочитал её с невозмутимым лицом, не имей в анамнезе отягчающего обстоятельства, превратившего рядовую ситуацию в нечто, схожее с попаданием в параллельный мир, где всё поставлено с ног на голову. Ничего привычного.

Он бы запустил в стену телефоном, если бы не заметил пустой бокал и почти опустевшую бутылку шампанского, забытые кем-то из гостей. В тот момент Мартин не отдавал себе отчёта, не рассматривал совершаемые поступки с точки зрения логики и целесообразности и, уж точно, не думал о том, как воспримут их сторонние наблюдатели. Он лишь вымещал собственную злость, смешанную с отчаянием, слыша, как ломается хрупкое стекло от соприкосновения с камнем, оглушая на мгновение. Первым полетел бокал, второй – бутылка.

Рука саднила, кровь запеклась, подернувшись багровой корочкой, но Мартину хотелось приложиться о стену не только кулаком, но и головой, осознавая собственное бессилие перед обстоятельствами и невозможность изменить ситуацию. Любой шаг с его стороны не приносил облегчения, зато усугублял положение отменно.

Крайне неловкий момент, когда от человека нет пользы, а бездействие как благо. В то время, как попытки активного вмешательства – прямой путь в преисподнюю.

Не для себя.

На собственные достижения – хотя имели ли они право носить столь громкое название? – ему было наплевать, в общем-то, как и на занимаемую должность.

Уйти с этого поста?

Да с лёгкостью, если того потребуют обстоятельства.

Другое дело, что его признание не отменит принятого решения. Оно послужит катализатором, убеждая Альфреда в правильности совершаемых поступков.

– Пояснишь, что на тебя нашло? – поинтересовался Терренс, сложив руки на груди и внимательно посмотрев на младшего брата.