Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Неизвестно, каким чудом они умудрились найти общий язык, но контактировали постоянно. Розарио направо и налево демонстрировал собственные странности, Кэндис смотрел на этот цирк со снисхождением и – может обман зрения? – неким восторгом.

Гаррету хотелось прибиться к их компании хотя бы для того, чтобы понять, какие именно причины заставляют данных людей держаться вместе. И он прибился. Удалось. Ни Кэндис, ни его белобрысый приятель не проявили себя снобами, не стали демонстративно отворачиваться и отталкивать протянутую руку.

Хочешь подружиться? Давай. Никто не возражает.

Гаррет, представивший сцену из «Гарри Поттера», ту самую, где главный герой отвергает предложение чистокровного аристократа с платиновыми волосами, впал в ступор. Он был уверен, что от него отвернутся и отправят прогуляться на все четыре стороны. Они уничтожили его шаблон.

С ними было хорошо и весело. С ними было круто.

Пообщавшись с обоими несколько месяцев, Гаррет понял, что никаких особых странностей у одноклассников нет. Просто они пытаются слегка разнообразить жизнь, вот и придумывают личные фишки, только им понятные. И ему, раз уж он влился в компанию. В основном, втроём они и держались, не игнорируя остальных, но и не сближаясь с ними. Общения в таком составе им хватало за глаза. Золотым трио их, конечно, не называли, но… Они действительно были друзьями из категории тех, что невозможно водой разлить. До определённого периода.

Всё сложилось банально и как-то глупо.

Гаррету внезапно стало скучно.

Он начал ловить себя на мысли, что друзья его меняются и не в лучшую сторону. Периодически подумывал о том, что ему в их обществе становится невыносимо. Нет, они-то по-прежнему отлично взаимодействовали между собой, а вот он стал лишним. Как выпадает в ходе лабораторного химического опыта один из элементов, так выпал и Гаррет.

Скуку хотелось развеять, и он отправился на поиски новых друзей. Относительно новых, само собой. Все они были ему знакомы, но поверхностно.

Проводя своеобразную аналогию, Гаррет представлял других учеников академии блестящими баночками газировки с закрытыми ключами, в то время как старые друзья превратились в смятую уродливую тару, о которой слова доброго не скажешь. Он выпил их до дна.

Что одного, что второго.

Ко всему прочему появилась идиотская ревность. Ему начало казаться, что оба с ним общаются из жалости, а сами только и делают, что смеются у него за спиной, обсуждая каждую нелепую фразу, каждый промах. Коллекционируют ошибки и считают неудачником.

Ему больше не хотелось быть частью стаи.

Он мечтал о позиции лидера.

Распланировать грандиозные задумки и двинуться навстречу их реализации оказалось не так уж сложно. Гаррет начал сближаться с другими учениками, столь же стремительно отдаляясь от своих друзей. Вот только методы для этого выбрал не самые красивые. Осознавал, что поступает не лучшим образом, но в противостоянии верности и тщеславия безоговорочную победу одержало второе. Гаррета волновал не столько собственный моральный облик, сколько положение в школьной иерархии. За возможность стать тем, кого не только любят, но и побаиваются, считая своего рода авторитетом, он мог пойти на любые жертвы.

Он не был идиотом с полностью атрофированным чувством справедливости, а потому периодически его грызли муки совести. Более того, делали это с завидным постоянством, но Гаррет не желал признавать правоту подсознания.

Теперь он придерживался новой линии поведения.

Предать в первый раз было сложнее всего. А потом вошло в привычку.

Он помнил, как впервые подставил друга ради приятелей. Часто возвращался мысленно к этому происшествию. Думал, как сложилась бы жизнь, не оболги он тогда Роуза.

Ровно четыре года назад. День в день.

Гаррет знал наверняка. Тогда они тоже праздновали Хэллоуин.

Всего четыре части состава – по школьным меркам – преступления.

Кабинет, сигареты, огромное количество дыма от раскуривания этих самых сигарет. И не только сигареты. Ещё и травка.

Спасибо, что не кокаин и не таблетки.

Соучастники.

Глен Томпсон и его команда. Точнее, наоборот. Команда и Глен, недавно вошедший в её состав. Остальные – сплошь старшеклассники, принявшие тех, кто был на несколько лет младше, в свои ряды. Позволили провести время в компании элиты, и Гаррет этим гордился. Теперь понимал, что они с Гленом были всего лишь фагами для своих мастеров. Мальчики на побегушках, нелепые «шестёрки», а тогда это знакомство представлялось невероятным достижением.

Одно обстоятельство.

Незапертая по причине забывчивости дверь.

Один случайный свидетель.

Розарио Астерфильд.

Необходимость ответить за нарушение порядка перед лицом прежнего директора.

Роуз не побежал к руководству школы, желая настучать на баскетболистов. Вместо этого предпринял попытку вразумить Гаррета и вытащить его из этого вертепа, развернувшегося в пределах одной пустующей аудитории. Именно так он оказался с ними на одной территории. Именно по этой причине был одним из тех, кого притащили к директору в числе виновных.

Один шаг, отделяющий от жирной точки в финале дружбы.

Сообщение от Глена Томпсона с текстом, что и ныне просматривался на сетчатке, стоило только вернуться в тот день.

Ты же понимаешь, что они нас убьют, если мы скажем правду?

Гаррет понимал, но не знал, что делать.

Второе сообщение послужило руководством к действию. И всё развернулось стремительно. Гениальная режиссура, минимум осечек.

Один из старшеклассников Гаррета толкнул. Не случайно, а вполне целенаправленно, передавая в этой суете пачку сигарет и несколько самокруток, подмигнул, давая добро на совершение Поступка. На самом деле, мелочного и гадкого, но им представлявшегося чем-то, схожим с подвигом с большой буквы.

Гаррет сделал то, чего от него ожидали. Воспользовался тем, что молния на школьной сумке Роуза, в которую тот собирал конфеты, была открыта, и незаметно подбросил доказательство вины человеку, который вообще никакого отношения к вечеринке не имел и пострадать не должен был ни при каких обстоятельствах.

Как в том анекдоте. Он просто проходил мимо.

Роуза обвинили все. Гаррет до последнего молчал, надеясь, что его не спросят. Надежды оказались напрасными.

Роуз смотрел на того, кого ещё продолжал считать другом.

Гаррет видел, что в уголках глаз у Астерфильда поблёскивают слёзы. Зубы настолько часто прихватывали нижнюю губу, что, казалось, скоро от неё живого места не останется – будет одно лишь кровавое месиво.

– Марвел, – донёсся до его сознания голос директора.

Гаррет ждал. Сам не знал, чего именно, но ждал. Какого-то сигнала, что ли. Знака, помогающего понять, как поступить в дальнейшем. Определиться и перестать компостировать мозги, что себе, что окружающим.

– Скажи правду, Гарри, – тихо произнёс Роуз.

И данная фраза стала тем самым знаком, определившим исход ситуации.

До этого момента Гаррету не доводилось видеть Роуза плачущим. Осознание, что он умеет плакать, удивляло.

Ещё больший шок вызвала просьба, потому что Роуз никогда ни о чём не умолял. Три слова, им произнесённые, были криком о помощи, признаком отчаяния, побившего все установленные планки.

Новые открытия едва не склонили чашу весов в сторону Роуза, но на плечо легла чужая ладонь, сдавила, давая понять, что и как следует подать.

Правду Гаррет сказал, свою, точнее, навязанную старшеклассниками и Гленом. Когда дело дошло до проверки личных вещей, среди многочисленных сладостей, собранных в школьную сумку, у Роуза обнаружились и сигареты, и трава.

– Спасибо, что поддержал, друг, – произнёс он, появившись в столовой, спустя неделю после происшествия.

Чем Роуз питался всё это время, Гаррет не знал. Может, ел конфеты, служившие напоминанием о моменте провала, а, может, заботливый Кэндис что-то приносил. Скорее, всё-таки второе. На одних только сладостях Роуз бы долго не выдержал.