Портреты Пером (СИ)

– И не жалеешь? Что уехал.

– Не-а. Где жалеть, если у меня тут не жизнь, а сплошное приключение, – Арсений ухмыльнулся. Не выдержал, взлохматил волосы грустно-задумчивого лидера. Джек попытался увернуться, но без особого энтузиазма.

– Да ладно, чего мы всё о прошлом-то? – Арсений разлил варево из почти опустошённого котелка. – Оно в прошлом и ничего с ним не сделаешь. Давай вот лучше… за настоящее. Потому что пока мы в нём – мы можем всё.

Стаканы глухо столкнулись стеклянными боками.

После тоста заговорили о фракциях, потом о Рождестве и приготовлениях, а спустя минут пятнадцать и ещё полтора стакана разговор, причудливо вильнув, принял уж совсем несерьёзный характер. Арсений к этому времени перелёг на диван, ногами к камину, а Джек единолично занял придиванный пуфик.

– Непорядок, – возвещало с пуфика светило междугородней конторы монтёров, – вот мы с тобой – двое. Ни в Подполье уже… чтоб тебе, Билл, пусто было… ни в… тьфу-тьфу… Последователях. Своя фракция. А название? Нет названия. А значит, юридически…

– Тогда давай думать, – Арсений поднял последний стакан с глинтвейном наподобие флага. – Чё там в названии?

– Ну… идея движения, основные постулаты чтоб…

– Погоди.

Арсений резко сел, всё так же держа перед собой на вытянутой руке стакан. Показалось вдруг, что так шансов расплескать меньше.

– П-одпольшики, п-оследователи. И нам «п» надо.

– Парл… парламентёры.

– Ерунда какая-то.

– Педагоги? Блин, ничего на «п» не приходит. Вот сразу все слова из головы вылетели.

– Парламентёры, педагоги…

Арсений обвёл глазами комнату, силясь разглядеть хоть что-то на «п». Как назло, всё не на ту букву попадалось. На «а» – было, хотя название «апельсинка» Джек точно не принял бы. Рояль тоже не подходил, как и камин, и зонт…

– Патриархи, – буркнул Джек себе под нос. – Ерунда тоже. Ну чёрт с ним, а глаголы на «п»?

– Пиздить.

– Нецензурно.

– П… портить?

– Ну Арсень, ну чего ты…

– Парлментёрить.

– Были парламентёры.

– Подрывать.

Сошлись на том, что будут называться Подрывниками, после чего Джек разлил последние остатки глинтвейна в почти опустевшие стаканы.

Темнотища, какая бывает только под утро. В тёмном жерле камина чёрные тени и красные всполохи – отсветы последних углей.

– Слышь, Арсень… – сонное бормотание рядом.

– Чего?

– Шесть… Поздравлять уже?

– Ну…

– Поздравл…вл… хр-р-р…

Пришедший около восьми утра Джим застал «подрывников» мирно сопящими на диване в обнимку. Пустой котелок одиноко болтался в погасшем камине.

Кукловод целый день упорно давил в себе желание выключить камеры. Он ненавидел предпразничную суету, и чем больше наблюдал её, тем сильнее ненавидел.

С самого утра всех переполошила фееподобная возлюбленная Джона. Она, нужно отдать ей должное, сама носилась больше всех: приготовила завтрак, раздала всем задания и, наряду с Джимом-подпольщиком, занялась приготовлением праздничного стола. Сияние Джима было заметно даже через камеры. Ну правильно, столько продуктов.

Как бы Кукловод ни был против подобных растрат на марионеток, равно как против всего праздника, это было желание Джона. А у них было принято не оспаривать поступки друг друга. Сделано – значит, сделано. А то, если Кукловод начнёт сам своим действиям противоречить, чего тогда от марионеток ждать?

Арсеня и Джека Дженни отрядила украшать гостиную. К ели были подпущены только девушки. Логичный, если задуматься, поступок – подпусти к ней тех же Джека и Арсеня, и ель будут больше ронять и поднимать с пола, чем украшать.

Что удивительно – Тэн тоже присоединилась к суете, что несколько уронило её в глазах Кукловода. Она не участвовала в общей неразберихе, сидела тихонько в углу гостиной. Но она поделилась с Дженни лентами и даже не ушла на вторую половину дома. Нехарактерно для холодной и несгибаемой азиатки-Пера, которую он знал.

За суетой Кукловод следить не стал – настроил мониторы на гостиную, кухню и подвал и отошёл к рабочему столу, готовить планы для новых комнат и испытаний.

Портрет висел на стене, напротив, и время от времени Кукловод посматривал на него. Он чувствовал, что Джону его привязанность к Портрету не нравилась, но даже не собирался что-то менять. Зачем слушать того, кто скоро исчезнет?

Картина выполнена не идеально, но чего ещё было ждать от дилетанта с перерезанными ладонями. Не это было важно, а то, что Арсень рисовал его, переносил образ на холст своими руками, своим сознанием, и Портрет как будто нёс в себе часть самого Арсеня: его заряд жизни, его желание нарисовать Кукловода. Кукловод и сам бы хотел Перо нарисовать – перенести на холст и оставить при себе, если б это было возможно.

Но это невозможно.

Чертежи зимнего сада были почти готовы. Требовалось найти несколько растений взамен завядшим и растерзанным первым актом, достаточно спокойную змею для ловушки, новый аквариум и, самое сложное, незаметно доставить всё это в особняк. Аквариум представлял наибольшую сложность: не поцарапать, не расколотить, трещин не оставить. Кукловод планировал провернуть это со следующей поставкой, когда двери и так заблокируются. Трудность заключалась в том, что даже Кукловоду с его неплохими физическими данными потребовалось бы слишком много времени и сил, чтобы стаскать всё это в комнату.

В общем, нужна была плоская поверхность на колёсиках для перевозки. Джон уже заказал что-то подобное, от них требовалось только продумать крепления.

– Ох, Джек, какая красота! – Динамики заверещали так неожиданно, что Кукловод чуть не подскочил. Верещала Дженни – стояла в гостиной, у ёлки, и смотрела, как переливается огоньками самопальная гирлянда крыса. – Ты большой молодец…

Бла-бла-бла, бла-бла-бла…

Громкость динамика – на несколько делений тише, и снова за бумаги.

Красота, конечно. Огнеопасная и совершенно хаотичная по размерам лампочек красота.

Что-Джон-в ней-нашёл? В Дженни, естественно, не в гирлянде.

Вопрос риторический, но правда интересно.

Отточенный носик карандаша прослеживает чётко выверенные стрелки взаимодействия механических ловушек. Всё должно быть точно, без малейшей возможности осечки. Не страшно, если ловушка при активации не сработает, а вот если она сработает без активации…

Он – Кукловод, а не маньяк, что бы там ни думали подпольщики.

До обеда – проверка чертежей и схем, после обеда – запустил диагностику камер и жучков. Специально написанная Райаном программа посылала в каждое подключенное устройство около двух десятков разночастотных волн, после чего анализировала полученные отклики. На манер эхолота. По словам самого Форса, программа имела массу недостатков, но они почти полностью компенсировались его присутствием в особняке.

Несмотря на то, что со смещением Джека камеры перестали подвергаться систематическим нападениям по стороны Подполья, они всё равно частенько сбоили. Кукловод подозревал, что дело тут не столько в самих камерах, сколько в активно используемых глушилках. Он предлагал Райану улучшить камеры, чтобы ставить блок на глушение, но тот заметил, что «у диверсий должны быть какие-то результаты. А если мы ликвидируем результаты, они будут проводить новые диверсии. Лучше так – безобидно для нас, и их бунтарские наклонности удовлетворяются».

Сказал как отрезал, а блок на пару камер всё равно поставил. В прихожей, и у себя, на чердаке, а настроил его так, чтобы со стороны глушилка как будто всё равно работала.

Даже Кукловод не мог не признавать того, что Форс гений. Что не мешало ему быть заносчивым и циничным мизантропом. С точки зрения самого Кукловода – сплошные достоинства.

– Ну конечно, пустит тебя Дженни посмотреть, что они там на праздник мудрят, – донеслось из динамиков Арсеневское. Донеслось совсем тихо, но Кукловод всё равно сразу напрягся и обратился в слух. – Пустит. И попробовать даст.

– Не, ну посмотреть-то… – уже куда громче, Джек. Но это Кукловода уже не интересовало. Подсев к мониторам, он щёлкал по клавишам и искал.