Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Яспера задевало то, что их заставляли бездействовать, когда необходимы были действия — решительные и безжалостные. Сибе Винка куда больше оскорбляла необходимость смотреть, как военные элитных частей —, но национальных армий вовлекались в одну кампанию за другой, а их одного за другим отправляли в отпуска.

— Нас действительно обескровливают, — шипел он.

— Нас уже который год обескровливают, — кривился Идир. — А ты заметил это только сейчас, младший брат?

Это обращение не было рассчитано на то, чтобы оскорбить — так, легкая оплеуха расшалившемуся щенку, чтобы не забывал своего места. Сибе пытался принимать его именно так — с трудом. Потому что его снова тыкали в слишком абстрактные вещи, и он различал еще и это основание для поступков и решений — когда ему указывали на это.

Полковник Зубару иногда заглядывал к Идиру на кофе. Он словно старался и подыскивал такие моменты, когда у Идира находился Яспер. И он же позволял себе некоторые оговорки — слишком значительные, чтобы быть случайными. От него Яспер узнавал, что охрана лигейских кварталов переведена на обычный режим, что протоколы выборов снова проверяются заграничными экспертами, что откуда-то из самых глубин архивов вытащили инструкции, по которым состав и размеры личной охраны у различных чиновников Лиги строго регламентированы.

Именно по этим инструкциям охрана Квентина Дейкстра была признана несоразмерной. Буквально на следующий день юридическая служба потребовала от него сократить охрану до разрешенных размеров. Что значило ее уменьшение в три с половиной раза. Помимо этого, выносилось решение о штрафе — крупная сумма, составлявшая несколько месячных окладов высшего чиновника Лиги. Для Дейкстра эта сумма не была сверхъестественной; унижало другое: инструкцию применили к нему и еще нескольким чиновникам, открыто выступившим в его поддержку. И все. Лиоско, чьи расходы на предвыборную кампанию оценивались — некоторыми из в несколько сотен миллионов афро, продолжал пользоваться услугами нескольких звеньев элитных телохранителей — и кому, как не Сибе Винку, об этом знать: с парой человек из охраны Лиоско он в свое время приятельствовал.

За две недели до инаугурации генерал Давод вызвал Яспера, чтобы сообщить ему, что, просматривая личные дела служащих, обратил внимание, что майор Эйдерлинк уже более трех лет не был в отпуске. Он с одобрением относится к безупречной дисциплине майора Эйдерлинка и его регулярным контактам с психотерапевтами — в их профессии подобное является основой основ. Но люди изнашиваются и выгорают, и как бы хорошо ни работалось солдатам и терапевтам, целительных свойств простого отдыха вдали от места службы с непременной сменой обстановки никто не отменял.

— Мы не можем позволить себе разрешить вам брать целиком неиспользованный отпуск за все это время, но компенсация за предыдущие годы будет соразмерной, — с мягкими интонациями говорил генерал Давод. — Ознакомьтесь с приказом о вашем отпуске.

Он положил перед Яспером лист бумаги, на котором был напечатан приказ, и откинулся на спинку кресла с довольным видом.

Безупречная дисциплина. Разумность и уравновешенность. Необходимость отдыха. Отпуск на две с половиной недели, хотя в обычное время десятидневного с трудом допросишься. Яспера вышвыривают из столицы. Как раз на то время, когда в ней происходит нечто странное, а будет — что-то практически невозможное. И генерал Давод смотрел на него очень пристально. И он не погнушается применить некие очень нехорошие методы воздействия — он был из таких.

Подписав приказ, выслушав совершенно ненужные ему пожелания об отпуске и даже советы, отказавшись от предложений о бесплатных авиабилетах и даже скидках в паре отелей — все как один в Австралии, сухо ответив на вопрос генерала о предполагаемом месте отдыха — «Я знаю пару отличных, очень привлекательных уединенных ранчо в Северной Африке, давно мечтал побывать там снова», Яспер наконец ушел от него. У себя в кабинете долго стоял, хмуро изучая стол, словно на нем рассчитывал прочитать ответы на вопросы, беспокоившие его все требовательней. К нему заглянул Идир, и Яспер узнал с недоумением, что и его выставили в отпуск.

— И Сибе? — хмуро спросил он.

— Нет, — невозмутимо ответил Идир. — Он уже хвастался всем, кого видел, что получил приглашение на инаугурацию.

Он обошел стол, уселся в кресло, вытянул ноги.

Яспер ухватился за ремень.

— Кто-то из офицеров должен остаться хотя бы для проформы, — поморщившись, ядовито произнес он, не желая соглашаться с многозначительно поднятой бровью Идира.

— Мальчик говорит много и с яростью в голосе, — кивнул Идир. — Но его сердце слишком мелко для истинной ярости.

Они помолчали. Яспер предложил кофе. Идир поморщился, долго молчал, но в конце концов согласился.

— Я делаю это только из уважения к моему другу, — с тоской глядя на автоматическую кофеварку, предупредил он.

— Я ценю это, друг, но не собираюсь ради твоих причуд обзаводиться целой кухней. Этот кофе тоже неплох.

— Этот кофе отвратителен. Он лишен души, избавлен от всяких эмоций, невыразителен, как твой стол. — Идир с презрительной гримасой постучал костяшками пальцев по нему.

— Он крепок и ароматен, горяч и бодрит, — ухмыльнулся Яспер. — Что еще требовать от него?

Идир не мог не принять этого вызова. Он вознегодовал, вскипел, начал объяснять, каким должен быть этот напиток, и Яспер подзадоривал его, угукая со скептическим видом. Идир бранил его привычки и отношение к кофеварению все громче и красноречивей, Яспер поддакивал и неторопливо обходил кабинет, изучая его стены при помощи крохотного сканера. Бросив прибор на стол, он замер.

— Если только они не придумали чего-то совершенно нового, у меня чисто.

— Ты забыл проверить ту отрыжку технического прогресса, — скривившись от необходимости, надменно произнес Идир, указывая пальцем на кофеварку.

Яспер закатил глаза. Но просканировал ее. Идир удовлетворенно улыбнулся.

— Пригласительные на инаугурацию не выдаются за особые заслуги. Скорее всего, всем. Не выгнали бы нас в отпуск, мы бы тоже получили их, — словно продолжая спор, заявил Яспер. — Или все-таки для этого у них особые причины?

— Ты и я, друг, мы оба на хорошем счету, мы честно служим, но не вызываем доверия у тех, кто хочет служить долго и разным хозяевам. У нас есть чем похвастаться перед прелестными малышками и малышами, — он подмигнул Ясперу, — достаточно надеть парадный мундир — на твоей и моей груди не так много свободного места. Те побрякушки — их много. У Винка их пока меньше. Но он может служить разным хозяевам. И он будет служить разным хозяевам. Или я ошибался в тебе?

— Нисколько. — Сразу же ответил Яспер. — Я рад, что тоже не ошибся в тебе.

В своем кабинете он покрутил конверт с приглашением. Как генерал какой-то там и грозился, офицеры получат приглашения. При этом генерал Давод дал понять очень ясно, что присутствие Яспера на ней нежелательно. И еще нескольких его сослуживцев, Идира в том числе. Очевидно, высшее начальство сомневалось в способности определенных офицеров изображать торжественный вид и полное согласие с решениями руководства Лиги — теневого ее руководства, которое оказывалось в состоянии оплести паутиной интриг весь ее громоздкий аппарат и, кажется, было совершенно уверено в успехе.

Наверное, было слишком рано принимать однозначное решение: воспользоваться ли приглашением или выбросить его к чертям собачьим и отказаться от этого пышного и отвратительно дорогого балагана, который собирались устроить протоколисты всех мастей — инаугурации нового генерального секретаря. С одной стороны, Яспер находил очень спорным само решение провести ее как можно более торжественно — это в сложнейшее время: практически на всей территории Африки идет война, и как бы ни упражнялись в риторике придворные хронисты, журналисты, прикормленные эксперты и деятели науки и искусства, но иначе события в самых разных регионах называть не получалось. До этого времена относительного — не полного — затишья и не на всей территории были краткими, но и они сопровождались дополнительными факторами, усложнявшими ситуацию: погодными, климатическими; по самым удаленным уголкам самой нищей страны рикошетом била экономическая ситуация на мировом рынке; климат определенных территорий Африки оказывался благодатной почвой для распространения новых и новых болезней либо мутаций уже известных носителей; условия жизни — невероятная скученность, небрежение элементарными правилами гигиены, ослабленный иммунитет, недоверие к официальным распоряжениям (вроде требований соблюдать такие и такие нормы, ограничить передвижения, обращаться к врачам при малейших признаках болезни) — позволяли этим болезням распространяться. Но даже принимая в расчет все это, только самый отъявленный оптимист не мог отрицать: последнее время было куда более сложным, политическая ситуация — напряженной, количество вооруженных людей, активно применявших свое оружие — слишком значительным, чтобы это можно было игнорировать. Иначе, как пиром во время чумы, это назвать не получалось. С другой стороны, не потому ли, что люди переживали это, и нужно было показать со всей решительностью: мы есть, и у нас есть будущее? Тем более Квентин Дейкстра с такой убежденностью говорил о будущем Африки, тем более что будущее в его представлении было возможным — и привлекательным.