Портреты Пером (СИ)

– Хоть качественно целовался-то? А то, поди, по пьяни халтура вышла.

– Сложно оценить, сам понимаешь, не до того мне было, – Джим пожал плечами. Он, наконец, успокоился, хотя при взгляде на Арсеня всё равно тянуло смеяться. Быстро влил в себя остатки кофе, почесал нос, и, собрав посуду со стола, понёс её к раковине. – Но мне всё равно понравилось. Потом, когда с Маргарет целовался, всё не мог понять, почему так здорово не получается. А вообще… давай не будем об этом. А то вот так поговорим, и я пойду искать провода в ванную. Один.

Арсень довольно хмыкнул.

– Одиночество тоже иногда необходимо, – заметил философски. – Можешь хоть щас, я, так и быть, посуду вымою…

– Так и думал, что жизненные перипетии сделают тебя фригидной домохозяйкой, – Джим, свалив посуду в раковину, обернулся и лукаво уставился на подпольщика. – Так и быть, мой. А потом – к себе в комнату и спать. Я тебя утром навещу, с осмотром.

– Непременно, Джеймс, – Арсень садистки, с нескрываемым удовольствием растягивал гласные. Сидел спиной, не видно, но, скорей всего, ухмылялся. – Вымою посуду, вернусь к себе, заберусь под одеялко… Что ещё фригидным домохозяйкам делать-то…

Джиму после этого «Джеймс» совсем захорошело. Он подошёл к Арсению сзади и тихо-тихо проговорил на ухо:

– Я тебя, чёрт полосатый, потом так выебу, что неделю не встанешь!

И вылетел из кухни. Теперь успеть бы найти достаточно проводов до начала рабочей поры – кажется, их понадобится очень много.

Дженни зашла на кухню и остановилась у дверей, увидев Арсеня. Парень, замотанный в старенькое одеяло, стоял у раковины. Кран был включен, вода набиралась в пустой салатник с остатками овощей по бокам. Арсень смеялся. Он упирался ладонями в край мойки и только что не сгибался пополам от беззвучного хохота.

– Чёрт… полосатый… – расслышала Дженни между тихими всхлипами, – неделю… твою ж… не встану…

Последнее слово – и его снова согнуло в приступе беззвучного смеха.

– Арсень… – тихонько позвала девушка. Подпольщик выпрямился и обернулся. Ребром ладони вытер уголок левого глаза.

– А… Джен, доброе утро… Ты извини, я… – он снова повернулся к раковине, принимаясь за мытьё салатника, – просто сидели тут с Джимом…

Дженни подошла ближе, с лёгкой тревогой глядя на Арсеня.

– С Джимом… Я как раз хотела спросить… – её пальцы непроизвольно нашли кисти шали, сжав край бахромы, – я его две минуты назад встретила в коридоре, пронёсся мимо, чуть не свалил, едва пробормотал что-то… Арсень, с ним всё в порядке?

Тон у девушки с беспокойного перешёл в требовательный. Арсень перестал, наконец, смеяться, выключил воду и встретился с ней взглядом.

– Да ему тут… во время завтрака пришла одна идея насчёт химической реакции, – подпольщик с явным удовольствием шмыгнул носом, – вот и понёсся…

– А, хорошо, – облегчённо выдохнула девушка, мягко оттесняя его от своего «рабочего» стола. – Я уже подумала, что-то случилось…

Арсень в попытке сдержать новый приступ весёлости издал странный звук – что-то вроде бульканья, но не выдержал и снова принялся смеяться.

– Арсень! – сердито сказала девушка, махая на него полотенцем. – А ещё больной...

– Я ничего! – подпольщик торопливо поднял ладони в знак примирения. – Можно, помогу тебе? Могу посуду мыть или чистить чего-нибудь…

Вид у Арсеня был такой невинный (не считая синяков и пластыря), что Дженни тут же нагрузила его тазиком картошки, дала ножик и усадила к столу.

В целом он здорово помог ей с приготовлением завтрака – развлекал забавными историями из жизни, чистил овощи, даже подсказал, как сварить из скисшегося молока творог. Правда, периодически снова начинал тихонько смеяться, поглядывая на дверь.

Часов в семь, когда завтрак уже был почти готов, а Арсень, отдыхая от трудов праведных, сидел в кресле, ждал своей порции и чесал мурлычущего Табурета (после памятной игры с называниями к коту прилепилось данное Джеком имя), пришёл Джим. Судя по всему, он только что мылся – волосы сырые, взъерошенные, вид слегка ошалелый, как будто ещё не проснувшийся.

– Всё нормально? – осторожно спросила Дженни, откладывая полотенце.

Последователь кивнул, попросил стакан воды. Выпил залпом, кинул убийственный взгляд на улыбающегося во всю ширь Арсеня.

– Табурет рад тебя видеть, – сказал подпольщик довольно и продемонстрировал совсем развалившегося от ласк кота.

Уходя, Джим остановился в дверях. Схватился за косяк, обернулся.

– Дженни, Арсень ещё болеет, – сказал медленно, – и то, что так великолепно пахнет из духовки, ему явно нельзя. Если тебя не затруднит, свари ему немного овсянки, хорошо? Желательно на целый день.

– Конечно, я…

– Спасибо. – Джим, мило улыбнувшись, отпустил дверь и ушёл.

– Вот же… – подпольщик тихонько выругался, стряхивая кота с колен.

– Жаль, что тебе нельзя запеканку, – Дженни уже шуршала в подвесном шкафчике в поисках мешочка с крупой, – но, с другой стороны, можно будет полить овсянку мёдом. Это и полезно тоже…

За её спиной послышался полный тяжкого горя вздох Арсеня.

Тихо. День дождливый, сквозь щели в заколоченном окне мало света. Из бежевато-серого сумрака проступают раскиданные по полу листы – нелепые отпечатки, попытки выразить видимую на внутренней стороне век реальность. Тут же выдавленные тюбики, густой запах краски. Валяющиеся кисти, клочки картона. С кровати, сброшенная наполовину, свисает простыня – тут чуть более суток назад возлежал маньяк, вон, слабые вмятины остались в матрасе.

Арсений несколько секунд оглядывал с порога свою комнату, затем неохотно вошёл внутрь. Включил лампу, подобрал с пола нож. Свой, старый. Приобрел в первый год жизни в Англии, с тех пор не расставался. Арсений повертел нож в руках, сунул в карман джинсов. Смутно он помнил, Кукловод резал его именно этой игрушкой. И оставил зачем-то.

Ступая по валяющимся наброскам, Арсений подошёл к стулу, затронул резную спинку, на которую недавно опирался холст.

Теперь стул пустовал.

Арсений кинул взгляд на камеру, ещё раз быстро провёл рукой по спинке стула.

– Надеюсь, ты доволен, – сказал негромко, глядя в сторону. – Впрочем, за яркую халтуру всегда платят больше. Люди на неё почему-то падки.

Он сдёрнул со стены эскиз, быстро разорвал его напополам.

– Перо… прошу прощения.

Арсений резко обернулся. В дверях стояла Тэн. Она не стала входить без предупреждения, но совсем не так, как Дженни – не мялась, не покачивалась с пятки на носок. Узкая смуглая ладонь замерла на дверной ручке, дверь полуоткрыта – очень спокойная просьба войти.

– Проходите, конечно. И это я должен извиняться. Здесь бардак.

Он отшвырнул в сторону обрывки эскиза, сдёрнул с кровати мятое покрывало, разворачивая его и набрасывая на стул, заляпанный краской. Больше в комнате сидеть негде, но не на кровать же её приглашать… как-то неприлично.

Женщина спокойно кивнула, прошла в комнату и села на краешек импровизированного кресла.

Арсений, дождавшись, пока она устроится, занял место на тумбочке, в двух метрах от неё. Ближе почему-то не казалось правильным.

Постукивая пальцами по колену, оглядел замершую японку.

– Я пришла с просьбой, Перо, – спокойно заговорила Тэн.

Тёмный взгляд скользнул по его рукам. Арсений прекратил барабанить пальцами и только тут заметил, что его руки по-прежнему в краске.

– Ко мне редко приходят по другим поводам.

– И с объяснением. Я не хочу, чтобы вы делали что-то для меня, не зная моих целей.

– Пока что ваши цели были достаточно прозрачны – напоить меня чаем и рассказать загадочную историю.

Арсений улыбнулся.

Тэн оставалась бесстрастной. Она сидела необычайно прямо, только чуть заведя одну ногу за другую, – тонкая, изящная, словно фарфоровая. Узкие ладони на коленях, одна на другой; пальцы расслаблены и неподвижны.

– Но теперь, думаю, вы сами потребуете объяснений. – Женщина прямо посмотрела ему в глаза. – Я бы хотела попросить вас найти для меня несколько книг. Некоторые из них в библиотеке…