Снохождение (СИ)

Сказав это, Миланэ вдруг громко рассмеялась. Это показалось ей очень смешным, неизвестно почему. Удивительно, но её примеру последовал и Амон; они долго и весело смеялись в унисон, без всякой неискренности.

— Ты, верно, пошутил? Так ведь? Амон ведь наговаривает на себя, правда?

— Вовсе нет. Могу при безупречной вскрыть какой-нибудь замочек, — продолжал смеяться он.

— Тогда и остальные утверждения, а именно насчёт шулера и пройдохи — верны?

— Боюсь, ещё как верны.

— Какой ужас. Кошмар. Не хочу больше говорить.

Она вдруг поняла, сколь фальшива. Словом говорилось нечто поверхностное, простое, имеющее мало смысла и ещё менее — чувства; но по иным нитям между ними вершился совсем другой диалог, точнее сказать, даже несколько. Они общались взглядами; она обнаружила, что её руки и пальцы складываются в невольные жесты, совершенно отличные от речи; что хвост живёт своей жизнью, равно как лапы; что уши навострены к нему и еле заметно играют, то прислушиваясь, то прижимаясь. Говорила Миланэ с неким придыханием, словно упрятывая загадку.

— Думаю, все мои одежды уже высохли.

Он неопределённо кивнул.

— Тогда я могу просить тебя об некоторой услуге, которая, скажем так, может показаться странноватой?

— Слушаю.

— Лев упоминал, что у него есть знакомые в Имперской библиотеке Марны.

— Наличны вполне хорошие связи.

— Тогда я бы хотела попросить…

Она начала лихорадочно думать. Её мысль ещё никогда не неслась столь молниеносно, лихорадочно, не впадала в крайности, ловушки и углы с каждым мигом.

— Так что же?

— Я… Я…

Миланэ прекратила говорить. Ничего не подбиралось ко слову. Что тут можно сказать? Эта незримая, невидимая связь, мистический союз взглядов. Рот её приоткрылся, обнажились слегка нижние клыки, совсем чуть, только верхушки; она склонила голову от неведомого смущения, хотя прежде она никогда взаправду не смущалась перед львом, и вспомнив о своей гордости, снова посмотрела на него, не шевелясь, даже не рискуя повести ухом. Амон наблюдал за нею с задумчивостью правителя. Нерешительная, чуть пристыженная, она посильнее укрылась покрывалом, почти до подбородка, и так сидела, спёршись о стенку и поджав под себя лапы, даже хвост вместе с кончиком скрыла под тканью.

Они оба чрезвычайно вздрогнули: где-то жалобно брякнула дверь.

— Амон, слышь… опа, прости, не помешал? — у входа топтался совершенно криминального вида львище, совсем страшный.

— Ты как думаешь? — без особого зла ответил тот. — Иди, потом поговорим.

— Добро.

Снова брякнула дверь.

— Принеси мне мои вещи, — тихо попросила Миланэ, обняв себе плечи.

Амон ни слова не сказал, он встал и вышел прочь. И когда он вернулся с её вещами и осторожно положил их на кровать, у её лап, уже совершенно сухие, кстати, вещи, она смогла облачить в слова то, что требовалось:

— Мне нужна одна книга, которая находится в Марнской библиотеке.

— Книга? Ты хочешь её достать? — деловито-быстро осведомился он. — Я умею доставать вещи, раз мы говорим откровенно.

— Тебе это покажется странным…

— Может быть. Но я слушаю.

— Если не покажется, то прошу выслушать меня серьёзно. В общем, эту книгу просто так не выдают, — взяла она свой светлый пласис.

— Догадываюсь.

— Да, — посмотрела и на шемизу. — Содержится книга в Седьмом зале, он же Особый зал, относится к первой группе. Я готова предложить практически… практически любую сумму за эту услугу, — бросила вещи обратно на кровать, всё так же сидя с поджатыми лапами и укрывшись.

— Как необычно. Можно выяснить. Правда, нужно разнюхать некоторые обстоятельства и вопросы; тема новая, ещё не сталкивался. Но у меня вопрос: зачем книга? Для перепродажи? Могу устроить.

— Не могу сказать, но точно не для продажи, — покачала она головой.

Амон поставил лапу на табурет.

— А у торговцев книгами её можно достать?

— Нет, уже пыталась. Только библиотека.

Амон прижал уши в раздумьи, подёргал себя за хвост, почесал гриву.

— Предлагаю так: завтра, в обед, мы встречаемся у «Встревоженного кречета» и я расскажу о возможностях, сроках и, возможно, предварительной цене; также пусть львица имеет в виду, что я могу быть не один, а с другом или даже друзьями.

— Друзьями?

— Я не могу сам всё делать, мне нужны знакомые из библиотеки. Они должны быть в курсе.

— А ты уверен, что они… ну, что они поймут, что ты… что мы хотим?

— Поймут, поймут.

Миланэ теребила свои вещи.

— Где это — «Встревоженный кречет»?

— Поспрашиваешь, на севере Марны.

Заметив наконец, что Миланэ никак не может одеться в его присутствии, он тут же быстро встал и решительным шагом вышел из комнаты.

Через несколько минут она вышла из комнаты в коридор; Амон стоял напротив открытого окна, выходящего в грязный внутренний двор и отрешённо смотрел, как какая-то старая львица развешивает бельё.

— Должна идти, — жестом поманила его от окна Миланэ. — Спасибо Амон. Ты спас мне жизнь. Ты славный лев, честно. Я ценю, что ты не прошёл мимо в трудный для меня миг, — поцеловала в щёку в благодарность; вполне заслуженно, так положено. — Если завтра ничего не получится, то пойму. У меня тоже может завтра не получиться — пойми и ты. И, знаешь, я живу в Квартале Торговцев, улица Славы Востока. Если что надо будет — приходи.

— Миланэ, я должен тебе кое-что сказать.

— Да? — охотно навострила она уши.

— Слушай, такая тема… — начал он, но с мучительной ухмылкой осёкся, стукнул кулаком о стену. И сразу продолжил, но чуть иным, более мягким тоном: — Будь охотна.

— Как ты сказал? «Охотна»? — склонила она голову набок.

— Да. Это значит «внимательна», и…

— Я знаю. До встречи, Амон.

— Завтра в обед! Не забудь! — послышался сзади его голос.

«Встревоженный кречет» оказался небольшим гостиным двором в северном предместье Марны.

Миланэ издалека увидела Амона, что сидел снаружи за грубым деревянным столом; он приветственно помахал ей, будто старый и добрый друг; возле него кто-то сжато и сгорбленно сидел, но Миланэ не могла со спины прознать, кто.

Она, облачённая в тёмно-красный пласис, подошла к ним тем уверенным, плавным шагом, какому могут научить лишь в дисциплариях; серьги с ярчайше-зелёными хризолитами; сирна, стамп, кошель, кольцо Ваала, родовой золотой браслет, тентушь на глазах — всё при ней. И никому из них не ведомо, что Миланэ, отменив все дела (даже запланированное посещение патрона!), прихорашивалась добрых три часа; а им кажется, что все это — ненарочность, что так оно всегда есть, и ничего делать для этого не надо…

Ах, самцы.

«Я с ума сошла, я иду как на свидание, целое утро провела перед зеркалом, хотя мой Ваал, я никогда не ходила на свидания, и в самом деле — никогда, ну почти никогда если не считать той истории с тем трусом из Адбана… А с Таем были выходы в свет, не свидания. И к кому я иду, ведь это переговоры по краже вещи, а не светский приём… Переговоры насчёт кражи! Ашаи-Китрах, хранительница права собственности! Смешно, право, к чему ты скатилась!»

Её терзали ужасные сомнения. Она и хотела идти на эту встречу, и не хотела. Разумно говоря, всё это — безумная авантюра; Миланэ даже сама не поняла, как всё произошло.

Встав возле их столика, Миланэ поставила руку на бок; зазвенел браслет. Глаза, серый малахит, ярко засверкали; сначала взгляд на Амона — он оделся необычайно хорошо и дорого, потом она оценила его компаньона; тот почему-то не решался поднять взор, хотя Миланэ уж узнала в этой сутулой фигуре Хала — библиотечного служителя Марнской библиотеки. Вдруг тот, словно ужаленный, посмотрел на неё и взмахнул хвостом. Тем временем Миланэ чуть прижала ушки, ощущая эмпатией от него столь мощные флюиды беспокойства, что и сама, внезапно для себя, нервно улыбнулась.

— Красивого дня, Миланэ.

— Привет, Амон, — чуть погодя, молвила она.