В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ)

Изуна подозревал, что деревня может шантажировать Итачи жизнью его же младшего брата, и даже расстроился, когда узнал, что его надежда почти погибла на миссии, но как только он увидел, как два человека в плащах проникли на второй этаж дома, Изуна все сразу понял.

Изуна не заботился о чувствах людей, об их жизнях. Он пользовался ими так, что они сами того не подозревали, думая, что решают все сами, а на самом деле уже давно стали марионетками человека, жаждущего мести.

Изуна, удостоверившись, что седзи плотно заперты, сел за свой маленький столик, опуская руку в глубокую тарелку с персиками и давя на бока одного из них, самого зрелого и переспелого, сминая и раздавливая его, чей сладкий сок измазал пальцы.

— Саске и Сай уже собираются?

Неджи кивнул. Он сидел напротив, так же на пятках, как и сидел до этого Саске.

— Тогда и ты собирайся, — Изуна оставил раздавленный персик в покое, вытирая липкие и сладкие пальцы о край своей одежды. — Знаешь, что делать. Прислушивайся, присматривайся, делай все, как я тебе говорил, но не переборщи.

— Да, Изуна-сан.

— Когда Саске будет готов, можешь быть свободен. Я написал письмо, отдашь его в руки человека, имя которого написано сверху, и снова будешь работать как элитный шиноби Страны Огня.

— Спасибо вам, Изуна-сан.

Хьюга Неджи — еще одна из немногочисленных удач в жизни Изуны и неотъемлемое звено в его цепи мести. Когда он его увидел и узнал, что он бывший шиноби Конохи, то взял его вовсе не из-за жалости, Изуна не знал больше, что это такое. Он планировал, что именно Неджи станет его оружием для мести, шиноби, даже лишенный возможности делать что-то для своей деревни, все равно еще может стать чьим-то оружием; Хьюга стал инструментом Учихи Изуны, пока дело не изменилось так круто и внезапно. Неджи следил за братьями Учиха, был приставлен к ним как шпион, наблюдая и иногда помогая, он знал, что за план носил в себе Изуна, и был согласен с ним. Они были как временные напарники, помогали друг другу и разделяли одно общее чувство, их оружием стали братья Учиха, хотя Хьюга не испытывал к ним никаких негативных эмоций.

Его история вовсе не была такой, какую он рассказал Саске и Итачи. Хинату действительно похищали как наследницу главной ветви, но Неджи сам отправился ее спасать, как должен был делать любой из побочной семьи, однако поплатился за это своей свободой. Это были не разбойники, а люди из Страны Земли. Когда Неджи ждал помощи от Конохи, она не явилась: Скрытый Лист не хотел ссориться с Землей, с которой и так отношения были чрезвычайно напряжены, деревня бросила его.

У Неджи была причина ненавидеть главную ветвь клана и деревню и желать им мести.

Его избили до полусмерти, в таком состоянии его нашли люди Изуны и привели к нему.

Итачи был одним из тех, в чьей преданности деревне Изуна не сомневался. Это было ему на руку, однако дергать за ниточки в этом деле он не хотел, ему интереснее было играть и наблюдать за его отношениями с младшим братом.

Неджи встал, низко поклонившись. Его ждал впереди небольшой рывок, и он стал снова бы тем, кем хотел быть: просто шиноби, защищающим свою страну.

Изуна, подбрасывая в руках сдавленный и истекающий сладким соком персик, мечтал о том дне, когда скажет покойному Мадаре, что отомстил за их жизнь.

***

Сай с опаской оглядывал с ног до головы Неджи, которого как будто для дополнительной безопасности приставил Изуна. Саске же было все равно: он спокойно и равнодушно обернулся через плечо, взял свое оружие и не сказал ни слова, выходя со двора дома Учихи Изуны.

Его волновало другое.

Это был последний день в его жизни, когда он ступал на порог этого дома и шел по улицам большого торгового города. Он никогда не будет жалеть, что оставил это место навсегда позади, за своими плечами.

Саске совершенно не прислушивался к разговору Сая и Неджи за спиной, не смотрел по сторонам, не думал о том, как лучше и быстрее добраться до города на границе со страной Земли. Все, чем были заняты его мысли, это бесконечными самокопаниями и поисками выхода из запутанного лабиринта, в котором он очутился. Было много белых пятен, недопониманий, неясностей, и ключом ко всему был Итачи.

Саске рвался к нему душой, телом, всеми чувствами и переживаниями.

Итачи в любом случае узнает и примет все, что ему скажет брат вне зависимости от обстоятельств.

Саске шел вперед, мрачно смотря перед собой и запахивая на себе развевающийся на ветру плащ. Он не мог точно сказать, способен ли будет отвечать за свои поступки и действия в будущем; если ярость и ненависть оглушат его как тогда, когда он не мог ощутить боли, ничто не сможет остановить его от рукоприкладства и вытекающего из этого братоубийства.

Тандзаку оставался позади; оглядываясь по сторонам в слабо знакомой местности, Саске смотрел на него сверху, с того самого холма, с которого жил и дышал близостью возможного свидания с братом. Саске не узнавал в этих воспоминаниях себя, изумлялся, как будто сегодняшний он и тот, другой, были совершенно разными людьми, не имеющими ничего общего, кроме как почти безумной одержимости одним и тем же человеком.

Саске, последний раз бросив взгляд на Тандзаку и как будто попрощавшись с ним и прошлым собой, который вечно остался жить в стенах одной из комнат дома Изуны, ушел дальше, догоняя Сая и Неджи, споривших о том, как быстрее добраться до Отафуку (1).

Вечерело. Снова начали тянуться поля, дикие и распаханные, залитые переполненными реками и пересохшие. Снова начал опускаться колючий осенний холод, ласточки, которые низко-низко вились над землей, что-то оглушительно, громко и пронзительно кричали, их крик разносился далеко-далеко, что казалось, дойдет до самых небес. Снова небо бледнело и покрывалось на этот раз скудными красками заката из-за дымки далеких и высоких облаков, месяц висел полупрозрачным белым серпом, не давая еще солнцу полностью скрыться за горизонтом, как вступил на вечернее небо. Одна и та же картина из года в год, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, вечность, которая жила и будет жить с людьми, после них, до них. То, что никогда не подвластно людским чувствам, но, тем не менее, рождает их; то, что никогда не изменится, будет ли Саске ненавидеть, будет ли идти по этой дороге с Итачи — все будет одно: небо, печальный крик ласточек, поля, крестьяне.

Учихе Саске было больно. Впервые за последние часы ему стало так нестерпимо больно и головокружительно одиноко.

Ласточки продолжали разрезать острыми крыльями похолодевший и застывший воздух и кружить с песнями над огромными полями, разнося по всей округе свой громкий и тоскливый крик.

Солнце, вспыхнув, наконец село за горизонт.

***

1 — Отафуку — город по манге, где состоялась в гостинице встреча братьев Учиха.

========== Часть 3. Месть. Глава 3. ==========

Саске считал, что потеря родственных или любых других крепких связей грозит не только одиночеством, но и потерей всякой опоры. Все равно как эквилибристке закачаться, но главное вовремя выровняться и не потерять равновесие окончательно, иначе это закончится неминуемой гибелью. Однако до этого Саске не знал, что ему было бы тяжелее пережить: потерю или предательство. Потеря связей и родственников — суть природы, ее ход, который нельзя остановить: смерть предписана каждому. Но предательство — это уже выбор самого человека, судьба, которую он держит в своих руках.

Саске мог смириться и пережить то, что его родителей не стало. Пусть даже посредством убийства. Но смириться с тем, кто это сделал, то есть, закрыть глаза на предательство, он не мог. Не был способен, не умел, не знал, не понимал, что такое может быть возможно. Предатели во все времена считались людьми хуже, чем самые заклятые враги.

Враги — они в открытую враги, ты знаешь, кто они и как действуют против тебя. Хитрости и интриги — другое, но подвоха ты ждешь всегда.

Предатель — он ударяет со спины, в тыл, в беззащитное место. Он нарушает твое шаткое равновесие, он меняет представление о друзьях, людях, мире. Он хуже, чем убийца. Он хуже, чем враг. Он палач спокойствия и доверия.