Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Иге пожал плечами, обиженно сказал, что Эше все еще не приходит в себя. И закончил привычным, произнесенным обреченно и даже с гордостью:

– Наверное, он умрет.

Амор сел с другой стороны кровати и сложил руки на ее краю.

– Нет, – категорично заявил он.

Ему предстояло очень неприятное дело: Амор вызвался привести Иге к майору Ниссену, и теперь следовало убедить мальчика пойти с ним. Дело крайне сложное: Иге, очевидно, вбивали в голову если не ненависть, то неприязнь к военным, полиции, к любым представителям власти, включая, наверное, и врачей. И неизвестно, сколько времени длилась эта промывка мозгов. И с ним хотят говорить его враги, и спрашивать будут о банде, бывшей неизвестно сколько времени его семьей – извращенной, больной, преступной, но важной, просто потому, что других не было. Так что у Амора был выбор: велеть Иге идти за ним или попытаться объяснить. В первом случае мальчик наверняка послушает его – авторитет Амора был велик: он взял их с собой, заботился об Эше. Попытаться объяснить – неизвестно, как слова разума, пусть добрые, преломятся в сознании Иге, как они сочетаются с представлениями, вытатуированными в его душе. По большому счету, стоило ли вообще объяснять Иге, кто именно и о чем будет спрашивать его. Амор не очень хорошо представлял, в какой дейстительности рос Иге, было ли в ней место сотрудничеству, поддержке помимо его инстинктивной привязанности к Эше, например; поэтому он не был уверен, что объяснения окажут на Иге желаемое воздействие.

Он сказал:

– С тобой хочет поговорить майор Ниссен. Ты его еще не знаешь, но солдаты, которые забирали нас из джунглей, очень его уважают. Майор Ниссен хочет спросить тебя кое о чем и обсудить пару вещей. Я тоже буду там.

Почти ожидаемо Иге спросил:

– Меня будут арестовывать?

– Нет. Тебя будут спрашивать, а потом нужно обсудить, что делать дальше. Тебе нужно в школу. Одежда нужна. Найти родителей. Ну что, пойдем? – Амор похлопал Эше по руке и сказал: – Когда твой приятель проснется, его тоже спросят обо всем этом.

Иге смотрел на него исподлобья. Амор встал, тихо приказал:

– Пойдем.

Иге подчинился. Выбрел из-за кровати и опустил голову. Спросил:

– Вы правда будете там?

– Обязательно. Если, конечно, ты этого хочешь. Если ты скажешь, что хочешь говорить с майором Ниссеном наедине, я подожду тебя в соседней комнате.

– Я хочу, – решительно ответил Иге и посмотрел на него исподлобья.

– Вот и хорошо.

Амор протянул ему руку. Иге нерешительно взял ее; пожав, Амор обнадежился, ощутив ответное движение пальцев.

Иге невзлюбил майора Ниссена – это ощущалось в его позе, в ненавидящих взглядах, которыми мальчик его одаривал, в том, как он ответил на приветствие. Но ответил. Амор предполагал, что эта реакция была связана с цветом кожи майора, с его размерами: как бы бурно Иге не рос в переходный возраст, едва ли он достигнет хотя бы метра семидесяти; его окружали невысокие, возможно, щуплые люди – если взрослые, или совсем мелкие дети. В майоре Ниссене было под метр девяносто. Он был устрашающе большим; но у него все-таки был опыт обращения с похожими детьми, и помимо Амора в его кабинете присутствовал чернокожий офицер в лигейской форме, представившийся майором Кваси, и на него Иге смотрел со сравнительно большей приязнью.

Майор Ниссен пригласил их за стол, предложил кофе или чая. Лейтенант посмотрел на Амора, словно ждал от него решения.

– Охотно. Я выпью кофе. Иге, а ты? Чай или кофе? – спросил Амор.

– Кофе, – буркнул Иге, не поднимая головы.

Майор Ниссен поставил перед ними чашки, пододвинул вазочки с конфетами и печеньем. Иге смотрел на них круглыми глазами – и не брал, хотя лейтенант Кваси предложил, хотя Амор сказал: «Попробуй, вкусно же». И снова взгляд лейтенанта Амору, словно попытка сообщить что-то. Наверное, что Иге подозревал, что в печенье или конфеты они спрятали яд. Амор брал печенье, ел сам, после этого угощал Иге. Кажется, действовало. Иге откусывал медленно, почти благоговейно, жевал бережно и очень долго, прежде чем проглотить. За чашку он брался дрожащими руками; майор Ниссен и лейтенант Кваси делали вид, что полностью увлечены беседой о сильных дождях в соседней провинции – чтобы не смущать Иге.

Майор отодвинул стул чуть назад, предоставляя право Кваси вести допрос. И тот начал: как зовут, сколько лет, дата и место рождения. Иге не знал своей фамилии, помнил, что мать звали Ана-Дария, отца Фолами, кажется, даты рождения своей он не знал совершенно, но помнил место. Называл деревню, и Ниссен с Кваси искали ее на карте. Кваси обернулся к Иге, спросил:

– Хочешь посмотреть? Мы – здесь. Твоя деревня – здесь или здесь… или эта. У них почти одинаковые имена. Помнишь имя старосты?

Иге подошел к интерактивной карте на стене, смотрел на нее огромными глазами, открыв в удивлении рот.

– У нашего учителя был телевизор, – тихо сказал он.

– У вас была школа?

– Нет, только учитель. Он был старый. Я к нему ходил. Наверное, целый год. Или больше. У него был дом и там комната, и мы там сидели и учились.

Лейтенант Кваси посмотрел на Амора и задал Иге еще один вопрос:

– А церковь в вашей деревне была? Или священник?

– Не, не было. Отец священник был, но приезжал совсем мало, редко-редко.

Майор Ниссен подумал и предположил:

– Наверное, ты жил здесь, или здесь. А мы – тут. – Он тыкал пальцем в карту, и эти места загорались на ней зеленым. – Далековато. Что такое карта, знаешь?

– Да, – огрызнулся Иге и отвернулся. – У нашего сэра майора была карта. Он даже учил меня немного перемещаться в соответствии с ней.

У майора Ниссена вздулись желваки на челюсти, в глазах засветилось что-то до такой степени нехорошее, что Амор стал чуть ближе к Иге, опасаясь, что гнев майора будет направлен именно на мальчика.

– У сэра самозванца даже карта была, – процедил Кваси, глядя на карту.

Амор положил Иге руку на плечо и привлек к себе. Тот уткнулся лицом ему в бок.

– Давайте вернемся за стол, – произнес Кваси; майор Ниссен взял себя в руки и отступил от Амора и мальчика. – Еще кофе, Иге? Со сливками, с сахаром, хочешь?

Иге пожал плечами.

– Можно, – глухо отозвался он.

Кваси спрашивал, знает ли Иге грамоту, может ли написать свое имя. Он подсовывал мальчику лист бумаги и просил вывести его. Иге старался – Амор следил за ним; буквы выходили корявыми, Иге держал карандаш очень крепко, почти до судороги, давил на бумагу с такой силой, что чуть ли не прорывал ее. Но был доволен собой.

– Отлично! – похвалил Амор, и лейтенант Кваси согласился с ним. Иге пожал плечами, словно говорил: да ничего особенного. Но был польщен.

Затем они спрашивали, как Иге попал к этому «сэру майору». Его имени Иге не знал, сказал, что сначала в их деревне был взрыв, затем пожар, он прятался за домами, и его нашли, когда он проголодался и решил поискать еду. Ему предложили: либо его убьют, либо он станет солдатом. «Ты хочешь быть солдатом?» – спросил сэр майор. Иге не хотел, но у сэра майора был хлыст, и он ударил им Иге.

– Вот, тут. – Иге оттянул ворот майки и показал: – Вот тут было больно, и кровь тоже была.

Хлыст, очевидно, рассек кожу, оставил рубец. Причем неоднократно. Амор отставил чашку, сунул руку в карман, нащупал четки. Иге продолжал рассказывать, что ему было страшно, и в деревне почти никого знакомых не осталось, он видел, что заборы были много где повалены, как будто по ним на машинах проехали. И сэр майор и его рота были тоже на машинах, одна даже въехала в стену дома. У Иге была мать, а отца забрали в армию – кажется, так говорила мать. Но он ее больше не видел. Потом его еще раз ударили хлыстом, чтобы он шевелился и быстрей забирался в машину, и даже не позволили узнать, что с матерью. Он хотел спросить сэра майора, но тот не ответил, только сказал, что не обязан помнить всех баб изо всех клоповьих нор. Они долго ехали: «долго-долго, ночь, потом где-то стояли, потом еще ехали, долго-долго», сначала к закату, потом от заката на север, и снова на закат. Потом шел дождь, и они прятались в лесу. Там была полянка, и на этой полянке они ставили палатки. Но туда можно было только старшим, например, Ндиди. Сэр майор называл его сержантом, и Ндиди учил их ходить строем. А собирать и разбирать автомат учил сэр майор, но у них было только два, и оба у взрослых.