Полет к солнцу (СИ)

Генри Уизли некоторое время ходил с сердитым видом, но потом подошел к Альбусу сам и в знак примирения предложил сфотографировать всю его компанию. Мальчишка увлекся за каникулы колдографией и теперь не расставался с фотоаппаратом, стремясь запечатлеть все, что попадалось ему на глаза.

Колдографию компании Альбуса он сделал в воскресение, в одном из пустых классов. Все долго думали, как лучше расположиться: Альбус слишком явно выделялся среди остальных ростом, а Гораций — полнотой. Наконец сделали так: девочек усадили на стулья: Айлу, Викки и Клеменси — а троих из мальчиков поставили у них за спиной: Слагхорн в центре, Лэм и Элфиас по бокам. Что до Альбуса, он, недолго думая, растянулся у ног девочек на полу и подпер голову рукой. Его длинные ноги, увы, в кадр влезли не полностью, но в целом получилось очень мило.

— И сразу видно, кто тут главный, — ехидничала потом Виктория, на что Альбус только пожимал плечами.

В середине октября в семействе Викки случилась неприятность. В газеты попали сведения, что брат ее отца, будучи женат, якобы содержит побочную семью: любовницу-магглу и двух детей, ни один из которых не проявлял волшебных способностей. Элфрид Гринграсс злорадствовал — видимо, семья матери Виктории с семьей Укрвартов ладила не особенно.

— Рыжая маггла-валлийка! — насмехался Элфрид, когда кузина оказывалась поблизости. — Дети-сквибы! Да, репутации твоего папеньки это дорого обойдется.

— Тебе может дорого обойтись, если ты сейчас же не заткнешься, — останавливал его Альбус, а мальчишка только жеманно поводил плечом. Стоявшая рядом Лисандра Яксли хихикала:

— Этот Лионелл Уркварт вообще, говорят, тот еще проходимец. В молодости участвовал в дуэлях без правил — знаете, такое подпольное развлечение в Лютном? Приходит любой желающий, дерется, и если побеждает, то ему платят…

— Интересно, откуда приличная девочка может знать про такое развлечение? — холодно обрывала ее Айла, игнорируя надменный взгляд. Правда, потом Викки призналась, что дядя в самом деле участвовал в этих боях.

— Он взбалмошный, шебутной, но очень добрый. Устраивает такие шутки, такие развлечения! Правда, папа в его присутствии немного нервничает. Зато нам с мамой нравится. Но вообще, это свинство, — добавляла она, нахмурившись. — Мало того, что папиной репутации это действительно может повредить, так у дядиных бастардов еще и наши фамильные глаза! Представляете, рыжие сквибы с зелеными глазами… Это уж вообще ни в какие ворота!

— А что, у вас патент? — вальяжно спрашивал ее Гораций. — Или в душе ты ненавидишь магглов и сквибов?

— Да нет, — бормотала Викки. — Просто это свинство, и все. И вообще: тетя его любит, а он изменял ей. На ее месте я бы его уже поджарила.

Гораций кудахчуще смеялся.

— Все слышали, какие у нашей Виктории кровожадные наклонности? А еще говорит, что любит дядюшку…

— Люблю. Но все равно он свинья. Нельзя так с женщинами поступать.

— А как женщины поступают с мужчинами?

— Законом вы лучше защищены!

Альбус прикрывал глаза и улыбался — друзья заводили их любимую перепалку.

Кузену Викки все же смогла заткнуть рот тем, что начала громко рассказывать, когда он с приятелями находился поблизости, разные милые истории вроде тех, что рассказывала когда-то в купе: как он в детстве сам себе сушил мокрые штанишки или левитировал горшок. Элфрид, побагровев, умолкал.

Альбуса заинтересовали во всей этой истории только дуэли без правил — все, что происходило без правил, как известно, интереснее всего регламентированного. Репутация Лютного переулка мало его интересовала; будь этот самый переулок расположен в Хогсмиде, мальчик бы отправился туда немедленно. Но Лютный, увы, был в Лондоне. Без письменного разрешения преподавателя никто не откроет несовершеннолетнему камин. Правда, разрешение можно подделать, но вдруг узнают почерк? И главное: как он вернется назад?

«Вот если бы я умел аппарировать… Но придется ждать до шестого курса. А хотя, почему придется, собственно?» — спросил себя Альбус и встрепенулся. В самом деле, ждать не было никакой причины, про аппарацию тоже написаны книги. А значит, ей можно выучиться самостоятельно. Конечно, придется выходить за границы антиаппарационных чар. Альбус был готов попробовать уже в эти выходные, но вспомнил о контроле за аппарацаией несовершеннолетних. Разбирательство в аврорате и исключение из Хогвартса были ему совсем ни к чему.

«Палочка, — сообразил Альбус. — Контролируется волшебство, исходящее от палочки. Значит, если у меня будет палочка взрослого… Только где бы ее достать?» Ему вспомнился эпизод из детства, еще в Насыпном Нагорье, когда он сумел стащить палочку из кармана какого-то растяпы. «Можно попробовать так и сейчас. В Хогсмиде проследить за каким-нибудь пьянчугой…»

В тот вечер Альбус пришел в библиотеку читать про аппарацию, но не смог сосредоточиться и на первой строчке: перед ним — видимо, его не заметив — села с учебниками Камилла Фарли. Она была так близко, что он мог свободно разглядеть русый узел волос, подхваченный сеточкой, низко опускавшийся на тонкую шейку, нежное бледное запястье и даже, когда она поднимала с пола упавший пергамент — маленькую, едва заметную пока грудь. Камилла между тем подняла голову и увидела Альбуса. Личико ее испуганно вытянулось, она быстро задышала и стала собирать книги, но он успел подойти и схватить за руку прежде, чем она успела уйти.

— Что вы делаете? — в ужасе зашептала Камилла. — Оставьте меня! Не смейте меня трогать!

Альбус вздохнул, улыбнулся и начал читать он вполголоса:

Я ваших рук рукой коснулся грубой,

Чтоб смыть кощунство, я даю обет:

Как два смиренных пилигрима, губы

Сотрут лобзаньем святотатства след.

Он в самом деле крайне бережно прижался губами к ее ручке. Секунду Камилла потерянно молчала, затем вперилась в лицо Альбуса черными тоскливыми глазами.

— Зачем все это? Шекспир, цветы, эти ужасные перья… Зачем вы меня преследуете? Что вам от меня нужно?

Альбусу стало не по себе от острейшего чувства жалости, какое он испытывал только глядя на растерзанных птиц, на Ариану, лежавшую после припадка, или на могилу Джеральдины — такой, что в груди больно, как от ножа; но к этому еще что-то примешивалось, новое, и об этом он не замедлил сказать:

— Просто хочется быть рядом с вами. Дышать без вас трудно.

Ресницы Камиллы взметнулись, она бросила на него недоуменный взгляд.

— Не понимаю, о чем вы. Ваши отношения с мисс Уркварт показывают вас в таком свете… Я заслуживаю наказания уже за то, что с вами говорю.

Альбус плохо понимал, о чем она говорила — слишком сладко звучал ее голос, — но последняя фраза все-таки поразила его.

— Наказать? Вас? Послушайте, но это варварство. Вы… Вас вообще нельзя тронуть пальцем. Вы должны жить, как птица, на воле.

Камилла опустила глаза.

— Я знаю, что птиц подстерегают хищники. Я не верю, что вы не из них. Или, откуда я могу знать — может, вам нравится надо мной издеваться? Может, вы смеетесь надо мной с друзьями? Позвольте мне уйти.

— Но я не смеюсь над вами! — воскликнул Альбус. — Смеяться над вами… Да с места мне не сойти, если так! Как же можно над вами смеяться? В вас ничего смешного нет. Вы прекрасны.

— Перестаньте, — горько вздохнула Камилла. — И вообще, мне пора. Выпустите.

Он не стал настаивать, но с каждым шагом, пока она отдалялась, уходила, все сильнее становилось чего-то жаль. Альбус опомнился, только поняв, что почти шмыгает носом, как в детстве, устыдился и приказал себе немедленно успокоиться.

Но успокоиться все не получалось — он постоянно думал, чем же можно расположить Камиллу к себе, и отбрасывал планы один за другим. Должно быть, со стороны он выглядел странно, во всяком случае, Викки как-то вздохнула:

— Гаснут наши солнышки… Клеменси с начала года по углам прячется, теперь вот ты все грустишь. Что же, мне одной развлекать всю компанию?

— А с Клеменси что? — взволновался Альбус.