Философия в будуаре, или Безнравственные учителя (Другой перевод)

Станьте неуязвимыми внутри своей страны, поставьте в образец другим народам разумность ваших порядков и ваших законов – и тогда любое в мире правительство всеми силами постарается вам подражать, сочтя за честь сделаться вашим союзником; если же, в суетной погоне за почестями, вы вместо забот о национальном благе вознамеритесь разносить по чужим странам революционные принципы, едва задремавший деспотизм тотчас воспрянет ото сна. Так стоит ли терзаться внутренними распрями, истощать финансовые и торговые ресурсы ради того, чтобы вновь раболепно целовать кандалы, в которые тотчас закуют вас тираны, воспользовавшись вашим рассеянием? Всего желаемого можно достичь, не покидая домашнего очага; предоставьте другим народам наблюдать, как вы счастливы – и они устремятся к собственному своему благополучию по проложенной вами дороге. [23]

ЭЖЕНИ (обращаясь к Дольмансе). Вот сочинение, действительно заслуживающее звания «мудрого» и по части многих сюжетов настолько в духе ваших правил, что возникает сильное искушение приписать его авторство вам.

ДОЛЬМАНСЕ. Конечно, я разделяю кое-какие изложенные здесь положения, да и недавние мои высказывания, похоже, придают прочитанному привкус повторяемости...

ЭЖЕНИ (прерывая). Не заметила излишних повторов. Разумные мысли не приедаются, хотя некоторые принципы я нахожу небезопасными.

ДОЛЬМАНСЕ. Что в нашем мире действительно небезопасно, так это благотворительность и жалость; доброта – слабость непростительная, множество приличных людей в ней раскаялись, столкнувшись с неблагодарностью и бесцеремонностью тех, кого некогда облагодетельствовали. Поместите на одну чашу весов все губительные последствия жалости, а на другую – неудобства, вытекающие из чрезмерной твердости, и, приглядевшись повнимательнее, вы убедитесь: последствия жалости непременно перевесят. Не станем углубляться, Эжени, из того, что сказано, извлеките необычайно важный для вашего воспитания совет: никогда не повинуйтесь голосу сердца, дитя мое, это самый ненадежный из путеводителей, дарованных нам природой, а потому старательно оберегайте себя от жалобных стенаний притворщиков. Лучше отказать в помощи тому, кто вызывает у вас сочувствие, нежели рисковать, оказывая содействие негодяю, интригану или склочнику. В первом случае расплата почти неощутима, во втором – ожидают большие неприятности.

ШЕВАЛЬЕ. А теперь позвольте мне переиначить все с начала до конца и по возможности опровергнуть идеи Дольмансе. Безжалостный ты человек! Что бы осталось от всех этих принципов, лиши тебя огромного твоего состояния – неисчерпаемого источника удовлетворения твоих страстей! Как бы ты заговорил, забрось тебя на несколько годков прозябать в жалкой нищете, которую ты так беспощадно вменяешь в вину обездоленным! Хоть единожды прояви к ним сострадание, не гаси порывов своей души, не ожесточай ее до полного бесчувствия к чужой беде! Когда тело твое, не знающее иной усталости, кроме пресыщения от утех, томно почивает на пуховиках, постарайся представить себе их тела, обессиленные работой по обеспечению твоего достатка. Уберегаясь от холода и сырости, они с трудом раздобывают немного соломы, чтобы не ложиться на голую землю, как животные; вокруг тебя вертятся двадцать последователей Комуса, ежеминутно пробуждая твою чувственность изысканными блюдами, а теперь взгляни на этих отверженных, оспаривающих у лесных волков горькие коренья, выкопанные из иссохшей земли; пока нечистые твои вожделения услаждают очаровательнейшие создания из храма Цитеры, бедняк, лежа рядом с угрюмой женой, делит радости со слезами пополам, и не подозревая о существовании утех иного рода; ты купаешься в роскоши; ты не отказываешь себе ни в чем; обрати же взоры на того, кто настоятельно нуждается в самом необходимом и на жалкую его семью; на женщину, отчаянно разрывающуюся между вниманием, которое она должна уделить мужу, находящемуся в таком же бедственном положении, что и она, и предписанной ей природой заботой о детях, – эта несчастная глубоко страдает от невозможности исполнить в полной мере обе священные обязанности – матери и супруги. Ну как, в силах ты слышать без содрогания ее призывы о помощи, ее мольбы поделиться излишками твоих богатств? И ты бесчеловечно ей откажешь?

Варвар! По-твоему, это не такие же люди, как ты? Но раз они на тебя похожи, отчего тебе назначено наслаждаться, а им – чахнуть? Эжени, Эжени! Не заглушайте в своей душе священный голос природы – он подсказывает помогать нуждающимся, и звуку его дано к нам пробиться даже сквозь пламя поглощающих нас страстей. Отбросим религиозные соображения – это чушь, согласен. Но зачем отвергать добродетели, внушенные чувствительностью? Наградой за любое соприкосновение с ними послужат нежнейшие и деликатнейшие наслаждения души. Один добрый поступок искупит все заблуждения ума, он усмирит угрызения совести, порожденные безнравственным поведением, создаст в глубине сознания священный уголок, там можно укрыться наедине с собой, загладить ошибки и прегрешения. Я молод, милая сестрица, я распутник, безбожник, ум мой порочен беспредельно, но сердце мое сохраняется незапятнанным – чистота его дарит мне утешение, смягчая дурные следствия свойственных моим годам причуд.

ДОЛЬМАНСЕ. Да, вы молоды, шевалье, сие сквозит в ваших речах. Вам недостает опыта, но ничего, я подожду; когда вы созреете, дорогой мой, и получше узнаете людей – вы перестанете хорошо о них отзываться. Человеческая неблагодарность рано иссушила во мне сердце, вероломство ближних навек истребило из него те роковые добродетели, для которых я, как и вы, возможно, был рожден. Порочность одних делает добродетельность смертельно опасной для других, и мы окажем ценнейшую услугу молодежи, советуя душить добродетели еще в зародыше. Ты что-то говорил об угрызениях совести, мой друг? Откуда им взяться в душе того, кто не усматривает преступления решительно ни в чем? Страшишься уколов совести – притупи ее жало: какой смысл каяться в поступке, раз ты проник в его суть и убедился в полной его пустяковости? О каком раскаянии идет речь, если не веришь в наличие зла как такового?

ШЕВАЛЬЕ. Угрызения совести исходят от сердца, а не от ума – софизмам, возникшим в голове, не под силу умерить движений души.

ДОЛЬМАНСЕ. Сердце обманывает, ибо является лишь внешним проявлением просчетов ума; добьемся зрелости ума – и сердце тотчас уступит. В рассуждениях надо придерживаться точных определений, иначе мы собьемся с дороги. Лично я не знаю, что есть сердце, – этим словом я обозначаю уязвимые места нашего рассудка. Разум – единственный и неповторимый факел, ясно освещающий мое сознание, пока я здоров и тверд, и меня не совратить с пути истинного; но едва я немощен, впадаю в ипохондрию или малодушничаю – я начинаю блуждать во тьме, считая себя чувствительным, хотя, в сущности, я просто слаб и нерешителен. Повторяю снова, Эжени: сентиментальность коварна, не доверяйте ей, она не что иное, как слабость души; от плача до страха один шаг – так короли превращаются в тиранов; отвергайте предательские советы шевалье: предлагая вам открыть свое сердце навстречу всевозможным мукам и горестям, он взваливает на ваши плечи груз чужих забот, а это обернется для вас сплошными потерями. Ах, поверьте, Эжени, поверьте: удовольствия, порождаемые бесчувствием, куда сильнее тех, которыми одаривает чувствительность! Сентиментальность действует лишь на одну струну вашего сердца, в то время как апатия затрагивает все до единой. Наслаждения дозволенные не идут ни в какое сравнение с наслаждениями запретными, с присущей им особой пикантностью, усиленной неоценимым блаженством нарушать общественные нормы и ниспровергать законы!

ЭЖЕНИ. Ты одолел его, Дольмансе, блестящая победа! Речи шевалье едва задели мою душу, ты же обольстил ее и увлек за собой. Впредь, дорогой шевалье, желая уговорить женщину, взывайте к страстям, а не к добродетелям!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ (поворачиваясь к шевалье). Да, это так, дружок, лучше бы ты вставил мне, да покрепче, довольно читать нам наставления: тебе не обратить нас в свою веру – ты только замутишь источник знаний, чьей влагой мы хотим опоить душу и ум этой очаровательной девочки.