Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Как писал Е.Б. Греска, «скудное обеспечение самыми необходимыми жизненными средствами, низкая заработ­ная плата, а также высокие рыночные цены заставляли го­родское население, в первую очередь рабочих и мелких служащих, обменивать в деревнях или на черном рынке на продукты питания свою последнюю, ранее приобретен­ную мебель, одежду и другие вещи... Отдел питания и хо­зяйства «самоуправления» г. Вильнюса по этому поводу в начале 1943 г. писал: «Эти цены (т. е. спекулятивные. — Авт.) так высоки, что средний житель вынужден продавать свою мебель, одежду и т. д. Запасы мебели в некоторых бедняцких слоях так исчерпаны, что им голод смотрит в глаза... Здоровье и трудоспособность населения все бо­льше ставится под угрозу».

В первые же дни оккупации была отменена бесплат­ность медицинских услуг. Е. Греска писал: «За одни сутки пребывания в больнице нужно было платить 3,5 рейхсмар­ки и больше». К тому же «медицинское обслуживание и просвещение были очень ограниченны и дороги. В боль­ницах не хватало мест, не было в нужном количестве даже необходимых лекарств и других медицинских принадлеж­ностей».

Между тем массовое голодание приводило к росту за­болеваемости, широкому распространению заразных бо­лезней, резкому увеличению смертности среди населе­ния. Даже центральная газета Литовского бецирка «Атей- тис» признавала: «Смертность в нашем краю увеличивают не только заразные болезни. При ухудшившихся условиях питания организм человека становится менее устойчивым к любой болезни».

Трудовое законодательство советского времени, пре­дусматривавшее 8-часовой рабочий день, охрану труда на производстве, ежегодные оплачиваемые отпуска и другие социальные льготы, было отменено. 19 декабря 1941 года в Прибалтике была введена всеобщая трудовая повин­ность для всего населения от 15 до 60 лет. В Эстонии за­ставляли трудиться и подростков с 12-летнего возраста. За отказ зарегистрироваться следовало наказание — три месяца тюрьмы и штраф в 10ОО марок. За отказ явиться на место работы могли бросить в концлагерь или отправить на работу в Германию.

Суровые наказания были предусмотрены за нарушения трудовой дисциплины на рабочем месте. 20 февраля 1942 года была издана инструкция для служащих железных до­рог Эстонии: «Каждое нарушение служебной дисциплины со стороны служащего, принадлежащего к местной наци­ональности, в особенности неявка на работу, опоздание на службу, появление на службе в пьяном виде, невыпол­нение служебного приказа и т.д., отныне должно караться со всей строгостью: а) в первый раз 15 ударами палкой по обнаженному телу, б) в повторных случаях 20 ударами палкой по обнаженному телу».

В 1942 году первокурсники высших учебных заведений Прибалтики должны были отработать один год на герман­ской трудовой службе (30% набора было отвергнуто по расовым соображениям). В начале 1944 года в Литве было объявлено, что на обработку 15 гектаров пахотной земли выделяется один человек, а «избыточная» рабочая сила должна была быть направлена в рейх. Из Литвы в Герма­нию следовало направить 100 тысяч человек. (Квоты для Латвии и Эстонии были поменьше.)

Местное население уклонялось от мобилизаций, зачас­тую путем подкупа германских властей. По мере роста со­противления мобилизациям германские власти прибегали ко все более жестоким мерам. Осенью 1942 года 8000 латгальцев были насильно отправлены на работу в Герма­нию. «Гестапо окружало деревни, и всех здоровых взрос­лых погружали в грузовики, которые следовали до бли­жайшей железнодорожной станции. При этом часто раз­лучали семьи, а оставляли лишь малолетних детей... 10 сентября 1943 года церковь в Жиетмариае была окруже­на, и оттуда были взяты все здоровые мужчины. Такие «церковные акции» стали повторяться почти еженедель­но», — писали Мисиунас и Таагепера.

На территории всей Прибалтики велась настоящая охо­та на людей, загоняемых как на принудительные работы по строительству оборонительных укреплений, так и на сборные пункты для отправки в немецкое рабство в Гер­манию и оккупированные ею страны. И.В. Добровольскас писал: «Оккупанты окружали целые кварталы и улицы, ба­зары, рестораны, кинотеатры, даже церкви, хватали всех подходящих им по возрасту людей, вталкивали их в ваго­ны и отправляли в Германию. Гитлеровцы старались вы­везти из Литвы самую сильную, здоровую и трудоспособ­ную часть населения». То же самое происходило и в дру­гих бецирках «Остланда». Так, в Даугавпилсе для отправки на работу в Германию был произведен захват всех, кто стоял в очереди за молоком у главного молочного магази­на города.

На строительство оборонительных сооружений в Прибалтике было мобилизовано свыше 300 тысяч чело­век, причем против уклонявшихся от занесения в списки так называемого «трудового фронта» и от отправки в Германию применялись самые жестокие репрессии, вплоть до повешения. 20 июня 1944 года Розенберг со­общал Гиммлеру, что в Германию было направлено 126 тысяч рабочих из Прибалтики. Из них 75 тысяч литовцев, 35 тысяч латвийцев (особенно из Латгалии) и 16 тысяч эстонцев. По оценке Р. Мисиунаса и Р. Таагепера, из-за невыносимых условий среди работавших в Германии погибло около 5 тысяч эстонцев, 10 тысяч латышей, 50 тысяч литовцев.

В письме из Штеттина (Щецина) один из угнанных на принудительные работы писал: «Мы, латыши, живем здесь среди 200 человек, где уже больше нечем дышать... В Ре- зекне все говорили, что каждый рабочий получит работу по специальности и у каждого будут такие же права, как и у немцев, но здесь этого нет. Нам здесь очень плохо, единственное — разве что утопиться».

Но и находясь на родной земле, многие жители При­балтики оказывались в столь же отчаянном положении. Все права, гарантированные советскими конституциями республик и Конституцией СССР, были попраны, все об­щественные и политические организации советского вре­мени были запрещены.'

В городах был введен комендантский час с 10 вечера до 5 утра. На селе комендантский час начинался за час до захода солнца и заканчивался за час до его восхода. В «Истории Латвийской ССР» сказано: «В указанное время население не имело права отлучаться из дома. Гитлеров­цы создали обстановку, при которой каждый житель чув­ствовал себя обреченным. Достаточно было лишь подо­зрения, чтобы посадить человека в фашистский застенок и после нечеловеческих пыток его уничтожить».

В своей статье «Террор и преступления нацистов в Лат­вии» А.К. Рашкевиц писала: «Латышский народ был совер­шенно бесправным. Правовые положения населения не были зафиксированы ни в одном документе, и жизнь, а также свобода передвижения любого гражданина зависе­ли от воли того или иного военного или гражданского не­мецкого чиновника».

Во всех бецирках многие люди подвергались полицей­ским допросам, исход которых никто из допрашиваемых не мог предугадать заранее. Только в Таллине и Харь- юском уезде с 28 августа 1941 года по 21 мая 1943 года было допрошено почти 50 тысяч граждан, собраны «комп­рометирующие» сведения о 36 тысячах человек, произве­дено 10 тысяч расследований.

В «Истории Эстонской ССР» говорится: «Массовые аресты производились повсюду». В статье «Фашистский террор в Эстонии» Э.Я. Мартинсон писал: «По дорогам и улицам оккупированной республики потянулись колонны арестованных... Среди арестованных были текстильщики Кренгольма, машиностроители Таллина, горняки Эстон­ского сланцевого бассейна, рыбаки острова Сааремаа. Их обвиняли в том, что они... хорошо работали при народной власти. Арестованным учителям вменялось в вину то, что они рассказывали детишкам историю Советского Союза. Пионеров арестовывали за то, что они могли вырасти и стать комсомольцами. Евреев — за то, что родились они евреями. Англофилов гестаповцы водворяли в концлагеря за то, что их ориентация не совпадала с фюрерской... Тю­рьмы и концлагеря были переполнены... В Центральной таллинской тюрьме находилось 1869 человек, что на 427 человек больше, чем вмещал этот гитлеровский засте­нок».

И.В. Добровольскас писал: «В тюрьмах трех крупней­ших городов Литвы (Вильнюса, Каунаса, Шяуляя), рассчи­танных на 1704 заключенных, в мае 1944 года, по данным самих оккупантов, содержалось 3736 человек».