Созидательный реванш (Сборник интервью)

Настоящий писатель всегда старается рассказать о том, что его волнует, а потом выясняется: то же самое волнует и все общество. Сейчас у нас возникла парадоксальная ситуация: сформировалась целая когорта увешанных премиями и грантами писателей, которые пишут о том, что обществу неинтересно. Это какая-то мутная литература для своих, замешанная на явном или подспудном неприятии традиционной России, ее прошлого и настоящего. После таких книг не только в «этой стране», вообще жить не хочется. Ну а без обязательной чернухи про то, как при советской власти коммунисты беспартийных младенцев ели, теперь в очередь за литературной премией и вставать-то неловко…

«Жалею, что у меня не было помпового ружья и я не застрелил эту скотину»

— Юрий Михайлович, прежде всего — как чувствует себя ваша супруга?

— Супруга моя чувствует себя плохо. Ее очень сильно избили, просто изуродовали. Что потом делать, я не знаю.

— Как вы оцениваете происшедшее?

— Это была совершенно понятная акция устрашения.

— По отношению к вам, как главному редактору «Литературной газеты»?

— Конечно. Потому что проникли в дом. Жена, кстати, не спала, она читала в это время, в 3.30. У нас разный режим, поэтому я спал на втором этаже, а она обычно ночью читает. Горел свет. То есть они совершенно сознательно это сделали…

— Что было дальше?

— Когда я услышал дикие крики, прибежал, и увидел этого налетчика, одетого, как в фильмах, во все черное — в черной вязаной шапке, как положено. Буквально за несколько секунд, пока я метнулся в свой кабинет за ножом (у меня есть подаренный десантниками нож), — за это время он скрылся…

— Почему это случилось именно сейчас?

— Это было сделано неделю спустя после того, как мы в ОБЭП передали документы, подтверждающие махинации нынешнего руководства Международного литфонда во главе с Иваном Переверзиным.

— Что он собой представляет?

— Он сбежал из Якутии в Москву. Говорят, там у него были проблемы с законом. И теперь рулит всеми финансовыми вопросами Союза писателей и Литфонда. Как так может быть? Мы массу документов напечатали о его «художествах». Все опубликовано, и всем наплевать. Кстати, в этот день мы должны были встречаться с сотрудниками Счетной палаты, куда тоже должны были передать документы.

— Налетчик что-нибудь похитил у вас в доме?

— Нет, ничего не взял. Жена, когда на нее наставили пистолет, сказала, что если нужны деньги, пожалуйста, я вам все отдам. Деньги им не нужны были. У нее на тумбочке лежали какие-то драгоценности, которые она сняла, когда мы вернулись из театра. Понятно, что это была акция устрашения, связанная с тем, что «Литературная газета» постоянно выступает с материалами, где разоблачает махинации компании Переверзина, которая сейчас пытается городок писателей Переделкино, историческую зону, превратить в очередной доходный дачный поселок. Кстати, об этом писали не только мы, но и «Московский комсомолец», и на втором телевизионном канале была передача… Но что меня поражает в этой ситуации? Абсолютное презрение нынешнего криминала к власти. Ведь они отлично знали, что во время встречи писателей с премьером Путиным (7 октября этого года. — А. Г.), шел разговор о рейдерском захвате Переделкино. Его начал Битов, а потом продолжил я. Они отлично знают, что эта вся ситуация на контроле у высших лиц государства, и им на это наплевать. Это говорит о том, что в стране какая-то государственная недостаточность, это совершенно очевидно. Если уже не боятся первых лиц государства, тогда о чем мы говорим?

— Ваши дальнейшие действия?

— Естественно, я обратился за поддержкой к министру Нургалиеву, написал ему письмо. И Чайке написал письмо. Но меня поражает другое. Ведь обо всех этих злоупотреблениях, о криминальной ситуации вокруг Союза писателей и Литфонда, которая может в любой момент обернуться кровью, «Литературная газета» пишет уже два года. А зачем нам тогда свобода слова: вы говорите, что хотите, а мы не будем обращать внимания?

— Вы надеетесь, что будет какая-то реакция?

— Я уже ни на что не надеюсь. Если криминал уже и в Союз писателей, и в Литфонд проник, а всем наплевать, я уже не надеюсь ни на что. Единственное, о чем я жалею, — что у меня в доме не было помпового ружья, и я не застрелил эту скотину. Теперь я надеюсь только на помповое ружье, которое в ближайшее время куплю.

— А ваша супруга где?

— Она в Первой Градской больнице с жуткими побоями.

— Чем вам помочь, Юрий Михайлович?

— Да ничем. Напечатайте то, что я сказал…

Интервью 2010

Газета для думающих людей

— Юрий Михайлович, известно, что газету задумали и издавали Дельвиг вместе с Пушкиным и Вяземским. Какой тогда была «ЛГ»?

— Идея литературного издания, в котором могли бы выступать единомышленники, возникла у Пушкина и Дельвига еще в Царскосельском лицее. Только в тысяча восемьсот тридцатом они наконец получили разрешение на издание газеты. Она была под жестким наблюдением Третьего отделения и в итоге была закрыта по распоряжению Бенкендорфа, который, впрочем, по некоторым сведениям, помогал изданию деньгами. Газета несла идею «свободного консерватизма с опорой на национальные ценности», поэтому были нападки со стороны, как официальных патриотов, так и либералов-западников. Когда газета была восстановлена в тысяча девятьсот двадцать девятом по инициативе Горького, то ее позицию снова можно было назвать «свободным консерватизмом»: «ЛГ» была открыта всем направлениям, пыталась установить связь с дореволюционными ценностями. Расцвет пришелся на времена Александра Чаковского, с конца шестидесятых тираж был шесть с половиной миллионов. В девяностые тираж резко упал: газета отказалась от традиционной для себя открытости всем направлениям, был сделан упор на либерализм без берегов. И наш читатель, не любящий моноидеологий, охладел к ней. В две тысячи первом я возглавил газету, и прежде всего мы отказались от либеральной моноидеологии, вернувшись к «свободному консерватизму», и снова стали газетой для думающих людей. Тираж пошел вверх. Сейчас он свыше ста тысяч.