Свой - чужой

Давайте вдумаемся: сегодня порученец министра обороны – генерал-полковник Лапшов. На мой взгляд, это должность старшего прапорщика, ибо там задача такая: колбаску пошинковать, водочку подлить, пар по бане погонять. Любую энциклопедию откройте, прочитаете: «генерал-полковник – это полководец». Так вот, холуйскую сейчас армию имеет Россия, строит ее. С такой армией государство живо не будет. Мой предшественник в Приднестровье Неткачев был так воспитан. Когда на военные городки падали снаряды, мины, когда убивали подчиненных ему людей, открыто, нагло, он висел на телефонах, спрашивал: «Что делать?» А на том конце телефона точно такой же сидит «чижик», который тоже никогда не возьмет на себя ответственность. Они перепихиванием занимаются, а в это время гибнут люди... Не бывает деполитизированных армий. Из классики известно, что армия есть инструмент воплощения той или иной политики в жизнь. 93-й год это ясно продемонстрировал, ибо главным политиком страны оказался танкист. Развернул он свои 125-миллиметровые аргументы в одну сторону – получилась одна политика. Остается только догадываться, что бы было, если бы в другую сторону развернул... Поэтому армия не бывает без идеологии, и идеология в нашей стране должна быть. Ее одним словом можно сформулировать: державность. Вот вокруг этого стержня нарабатывается и все остальное.

А.П. Что такое державность?

А.Л. Есть гражданин – человек, который на территории страны имеет семью, детей, дом, – хозяин иными словами говоря. Ему есть что защищать, за что драться, а если придется и умереть. Бомжу не дано подняться до понятия Родины. Его с одного вокзала выгнали, он на другой перешел, с того – он в подворотню, подвал нашел, другой город, что угодно. Война – он развернулся и исчез: «Мне нечего защищать». Человек должен стоять на своей земле, свое что-то у него должно быть. Так вот, хозяину или хозяевам присуще стремление, чтобы их разумно огражденная законами свобода материализовалась в государстве или в державе. И армия тогда становится на свое место, нет проблемы, если есть хозяева. Сегодня мы, к сожалению, лишаемся этого чувства – гражданина, хозяина Родины – в большинстве своем. Нас откровенно спаивают, нас травят духовно, морально той же насильственно-сексуальной галиматьей, которая заполнила экраны телевизоров, кинотеатров. В Москве купить русской картошки невозможно, все импортное. Нам пытаются доказать, что мы никто и ничто. Не получится, я знаю. Но пытаются.

А.П. Державность в историческом понимании – это наше движение крохотной, зажатой со всех сторон территории к великому пространству, к великой империи, к великой идеологии, к святым представлениям обо всех ценностях: дом, очаг, рубеж, армия, присяга, молитва, Бог.

А.Л. А все с очага начинается. Если он есть, тогда идет восхождение к державе. «Перекати-поле» державу не образуют. Очаг, семья как первичная ячейка. Крепкая семья, крепкий поселок, крепкий город, крепкое государство.

А в применении к армии скажу еще вот что. Армия – это прежде всего офицерский корпус. Что делает офицеров одной семьей, когда державность не просто абстракция? Единое отношение к тому, что есть офицерская честь. Офицерская честь – это и есть квинтэссенция державности. У государства есть армия. Военнослужащие должны защищать, даже ценой жизни, свою страну. Но и государство должно защищать своих защитников, их человеческие права. Каждый офицер, прапорщик, солдат должен знать, что позади у него прочный тыл: если что-то с ним случится, то его семья, дети, родители не останутся в беде. Военнослужащий должен быть защищен – вот тогда слова «державность», «идеология», «государство» не будут пустыми абстракциями.

Хотите сильную, надежную армию – обеспечьте права человека в погонах. А кто сейчас этим занимается в грачевской армии? Никто. Я вместе с независимым профсоюзом военнослужащих прорабатываю специальную программу обеспечения социальных прав военнослужащего. Придем в Госдуму – примем сразу же соответствующий закон. И каждый чиновник головой будет отвечать за выполнение этого закона

А.П. Когда я почитал еще просто проект военной реформы, который был брошен в общественное сознание, меня поразила какая-то необязательность, случайность, недостоверность и недоказанность всего того, из чего состояли его четыре или пять страничек текста. Мне казалось, что когда строятся военная философия, доктрина – определяется враг, зоны, направления опасности, исходя из этого, определяется будущий театр военных действии. Затем наступает очередь типов соединений и контингентов, типов оружия. Определяются виды стратегии и тактики на этих театрах.

С другой стороны, если страна, как наша Россия, сжимается опять до Звенигорода, Москвы и Коломны, теряя территории, регионы, геополитические направления, это будет одна доктрина. Если страна находится на подъеме, если выходит на новые рубежи, в Космос, на дно Океана, возникает другая военная философия. Я даже не хочу обсуждать грачев-скую военную доктрину. Как вы видите грядущее построение нашей оборонной философии, когда мы преодолеем этот кризис и всю эту беду?

А.Л. Военная стратегия не является предметом дискуссии на страницах открытой прессы. Поэтому об этом можно говорить в каком-то самом общем смысле. Всякое государство, если оно претендует на роль великого, обязано на весь мир объявить о своих жизненно важных интересах. Затем возникает вопрос об угрозах этим интересам: сиюминутных, завтрашнего дня и потенциальных. Необходимо ясно определить систему противодействия этим угрозам.

Мы живем в очень странном государстве, у которого, как вдруг оказалось, интересов нет, как нет и врагов. Такого не бывает. НАТО, которое одержало блестящую победу в «холодной» войне, казалось бы, может и расслабиться, сокращаться, уменьшить денежные траты. Но Североатлантический блок, оказывается, после победы ни на один танк, ни на один самолет не сократился! Более того, он намерен наползти на границы с Россией через Польшу, через Прибалтику. Если из военно-политического блока НАТО убрать военную арматуру, то там политические лохмотья останутся. Конкретный кулак направлен против конкретного противника. А кто противник? Однозначно – Россия, и они, в общем-то, этого не скрывают.

Другой стратегический аспект. Нас пытаются стравить с исламским миром. В Афганистане дров накололи. Чего греха таить: дрались с душманами, как и сейчас в Чечне. Но теперь на десять убиенных, дай Бог, оказывался один душман, остальные все мирные. Появились враги, даже те, кто не хотел воевать с нами. Потеряв семью, они начинали драться насмерть. И чем больше длится война, тем больше таких «волков», тем более они матерые, профессиональные...

Есть еще третий потенциальный противник – Китай. Сейчас там уже миллиард двести миллионов население, к 2010-му году планируется миллиард шестьсот. И они уже по-тихому осваивают наш Дальний Восток. Это может кончиться жестоким противостоянием.

Сколько ни пытаюсь вникнуть, что такое сегодня наша армия, не могу. Это какой-то набор частей и соединений без всякого смысла. Остается иметь нечто такое крупное, чтобы нас уважали, с нами считались. Ядерный щит. Смею утверждать, что если сегодня утром посредством соответствующей договоренности и соглашений мы лишимся этого ядерного щита, то о нас просто начнут вытирать ноги. Мы просто окончательно превратимся в территорию для выполнения трех известных функций: поставка на мировой рынок дешевого рабочего быдла, поставка на мировой рынок дешевого сырья и вселенская свалка отходов, включая радиоактивные. Предпосылки к этому уже просматриваются. У нас есть последний сдерживающий фактор. И на этом фоне необходимо иметь небольшие, но полностью развернутые части с отработанной системой переброса. В этом спасение, ибо хорошо отлаженный профессиональный даже кулачок, а не кулак, несравнимо более боеспособен, чем 100, 200 кадрированных дивизий, которые просто неспособны в нынешних условиях развернуться.