Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Руководство Компартии Эстонии делало вид, будто не видит противоречий между «ленинизмом» и программами Народного фронта Эстонии и других организаций. Как по­казали дальнейшие события, под покровом «восстановле­ния ленинских норм» выдвигались требования, отвечав­шие планам отделения Эстонии от СССР.

Однако на партийной конференции выступление Вяля- са, его меморандум, так же как и речи Пуго и Сонгайло, не привлекли особого внимания многих из миллионов совет­ских людей, которые в те дни напряженно следили за ее работой. Гораздо больше внимания привлекли события во­круг конфликта между Б.Н. Ельциным и остальными члена­ми Политбюро. А выступление Вяляса запомнилось скорее тем, что первый секретарь ЦК Компартии Эстонии поддер­жал критику Ельцина, рассказав о его некорректном пове­дении во время поездки в Никарагуа, где некоторое время работал Вяляс. Никто на конференции не попытался обра­тить внимание на сходство различных положений мемо­рандума, представленного делегацией Эстонии, с давниш­ними требованиями, выдвигавшимися эмигрантами и их западными покровителями. (Разница была лишь в том, что последние не прикрывали свои требования выхода из Эс­тонии фразами о «восстановлении ленинских норм».)

Вскоре стало ясно, что такое невнимание центрального руководства партии или, во всяком случае, его наиболее влиятельных деятелей объяснялось их сознательным попу­стительством национал-сепаратистским тенденциям в Прибалтике. В ходе своей поездки в Прибалтику член По­литбюро и секретарь ЦК КПСС А.Я. Яковлев летом 1988 года и состоявшихся там его бесед с партийными руково­дителями и интеллигенцией, по сути, открыл «зеленую ули­цу» курсу на выход Эстонии, Латвии и Литвы из СССР. В своих публичных выступлениях в Риге и Вильнюсе, опубли­кованных в газетах «Советская Латвия» и «Советская Лит­ва», Яковлев недвусмысленно осудил недавнее заявление Е.К. Лигачева, который сказал: «Мы исходим из классового характера международных отношений... Иная постановка вопроса вносит лишь сумятицу в сознание советских лю­дей и наших друзей за рубежом». Публичное осуждение того, что еще недавно считалось аксиомой советской идео­логии, означало отказ от непримиримой борьбы с идейно- политической кампанией, которую страны Запада при по­мощи выходцев из Прибалтики вели в течение десятков лет против Советской власти в Эстонии, Латвии и Литве. Одно­временно в ходе своих бесед Яковлев дал понять, что надо поддерживать неформальные общественные движения вне зависимости от их идейно-политической ориентации. Во время своего пребывания в Риге, как свидетельствует М.Ю. Крысин, А.Н. Яковлев назвал осуждение национали­стических настроений «аморальным».

Такая позиция Яковлева отвечала его идейным убежде­ниям, которые он до поры до времени тщательно скрывал, публично выступая как борец против антикоммунизма и автор резко антиамериканской книги «От Трумэна до Рей­гана». Зная его ближе, тогдашний председатель КГБ СССР и член Политбюро В.А. Крючков вспоминал: «Яковлев не воспринимал Союз, считал нашу страну империей, в кото­рой союзные республики были лишены каких бы то ни было свобод. К России он относился без тени почтения, я никогда не слышал от него ни одного доброго слова о рус­ском народе... Я ни разу не слышал от Яковлева теплого слова о Родине, не замечал, чтобы он чем-то гордился, к примеру, нашей победой в Великой Отечественной вой­не... Видимо, стремление разрушать, развенчивать все и вся брало верх над справедливостью, самыми естествен­ными человеческими чувствами, над элементарной поря­дочностью по отношению к Родине и собственному наро­ду... Именно Яковлев сыграл едва ли не решающую роль в дестабилизации обстановки в Прибалтике... В прибалтий­ских республиках он всячески поддерживал национали­стические, сепаратистские настроения, однозначно под­держивал тенденции на их отделение».

В своих взглядах Яковлев был не одинок. Как свидете­льствовал в своих воспоминаниях помощник М.С. Горба­чева А.С. Черняев, он попытался подтолкнуть Генерально­го секретаря ЦК КПСС к более решительной поддержке Яковлева. Хотя тогда Горбачев, к неудовольствию Черняе­ва, воздержался от открытого выступления на стороне Яковлева, он и не осудил его заявления.

В дальнейшем, стараясь добиться изменения оценки советско-германского договора о ненападении 1939 года, Черняев осуждал подготовленную для публикации в «Прав­де» статью, в которой излагалась обычная оценка этого до­говора. Черняев же требовал снять эту статью или же напи­сать иную «в рамках нашей линии на разоблачение ошибок и просчетов Сталина». Черняев считал необходимым дать возможность представителям Прибалтики освещать этот вопрос. Он писал: «Самое главное — прибалтийская сторо­на вопроса...Надо предоставить возможность разобраться зо всем том, что касается Прибалтики, самим прибалтам.

Должны поработать — и они уже работают — прибалтий­ские общественники, литераторы, историки, партийцы». Как утверждал Черняев, «Горбачев со мной согласился». Он «согласился со мной, что договор 23 августа порочен в принципе и принес нам только беду и вред».

Статья, вызвавшая осуждение Черняева и Горбачева, была опубликована в «Правде» 1 августа, и это было расце­нено им как «победа лигачевской линии». Однако было оче­видно, что высший руководитель страны и его помощник уже летом 1988 года были готовы поддержать атаку на до­говор 1939 года, который уже полвека служил для антисо­ветской эмиграции объектом нападок и поводом для заяв­лений о незаконности вступления трех республик в СССР.

Тем временем очередная годовщина советско-герман­ского договора 1939 года была использована новыми об­щественными движениями для заявлений на митингах о том, что вступление трех республик в СССР было осуще­ствлено в соответствии с этим договором. Получив поощ­рение из Москвы, национал-сепаратистские силы стано­вились все активнее и уже не скрывали своих намерений о выходе из СССР. Это проявилось в ходе учредительного съезда Народного фронта Латвии 8—9 октября 1988 года. Органом фронта стала газета «Атмода» («Пробуждение»), развернувшая шумную националистическую пропаганду.

Рост антисоветских и националистических настроений проявился в ходе посещения трех прибалтийских респуб­лик членами Политбюро Чебриковым, Слюньковым и Мед­ведевым осенью 1988 года. По воспоминаниям Черняева, вернувшись в Москву, они возмущались антисоветскими выпадами в их адрес. «Все трое — в ужасе, — писал Чер­няев. — Днем и ночью дома, где они жили, осаждались пи­кетчиками. Плакаты: «Русские, убирайтесь вон!», «КГБ, МВД, Советская Армия — в Москву!», «Долой диктатуру Москвы», «Немедленный выход из СССР!», «Полный суве­ренитет!» и т. п. Интеллигенты в беседах лицом к лицу го­ворили разумные вещи, а на митингах те же люди в тот же день в присутствии Медведева, Слюнькова, Чебрикова, с которыми они только что беседовали, выкрикивали прямо противоположное в духе этих самых плакатов». В беседе с Горбачевым Черняев говорил: «Дело далеко зашло, раз даже знаменитая, любимая всей страной народная арти­стка СССР Артмане публично говорит о «40-летней окку­пации Латвии».

Такие выступления пугали руководителей страны, но, по словам Черняева, Горбачева «больше беспокоила ре­акция русского населения. Он не раз мне говорил, что русские не простят «развала империи» (выражался имен­но так), «великодержавные силы урчат все сильнее». Чер­няев возражал ему, уверяя, что «в русском народе верх уже берет не «единая и неделимая», а национализм как та­ковой: пошли они, мол, все эти инородцы... обойдемся без них, бремя на шее России и т. п. Но антиперестроеч­ные силы действительно могут и обязательно поднимут знамя спасения «великого нашего завоевания — Сою­за» — от развала».

На самом деле против национал-сепаратизма выступа­ли и многие литовцы, латыши и эстонцы. Не случайно Гор­бачев постарался убрать Пуго из Латвии, под предлогом недовольства им местными коммунистами (как объяснял Черняев). Поддержку руководство страны во главе с Гор­бачевым оказывало тем, кого Черняев называл «действи­тельно национальными лидерами», «разумными» и «ответ­ственными», «типа Бразаускаса, Прунскене, Горбунова, Вяляса». На деле такие лидеры возглавили движение при­балтийских республик к выходу из СССР и ликвидации со­циализма.