После Чернобыля. Том 1

    ...Прошло совсем немного времени, и толстый слой снега появился на куполе саркофага. Прилетели птицы. Они садились на крышу укрытия. Трудно представить более приятную картину. Она означала, что зверь укрощен, и внутри Укрытия все в порядке. Установленные там приборы показывали на поверхности развала температуру +6-9 °С, а в его недрах — несколько сотен. На пути возможных нейтронных потоков стрелки приборов стояли практически на нулях: один-три нейтрона в секунду на квадратный сантиметр — не в счет, хотя на экране дисплея зафиксированы и они. Система ядерной безопасности в постоянной готовности. На всякий случай предусмотрена система вытяжной вентиляции для очистки воздуха при выбросе радионуклидов из недр реактора. Саркофаг снабжен системой принудительного охлаждения, но к ней еще ни разу не приходилось прибегать. Большие баки с раствором бора установлены на крыше, чтобы залить ядерное горючее при первых признаках повышения нейтронной активности — их ни разу не использовали. Предусмотрена и система охлаждения фундамента реактора. Но фактически и она бездействует — нужды, слава Богу, нет.

    Это сложное инженерное сооружение — словно коронка на больной зуб, по образному выражению Б.Е. Щербины. Его создание — по сути завершающая фаза работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, хотя борьба с последствиями аварии далеко не окончена.

    Саркофаг поднялся на высоту 22-этажного дома. В некоторых участках толщина его стен достигает 18 метров.

    На всех несущнх конструкциях были установлены датчики, которые на Информационно-диспетчерский пульт автоматически передавали и передают теперь все данные о любых осадках и перемещениях, подвижках здания, а также коррозии в несущих конструкциях Укрытия. В первый год датчики зафиксировали их осадку, но значительно меньшую, чем предусматривалось расчетами. Позднее никаких осадок практически не было, так как все сооружение зафиксировалось на конкретном, неподвижном уровне. Раз в месяц данные от этих датчиков поступают в институт- проектировщик ВНИПИЭТ (Санкт-Петербург) для анализа. Известно, что предполагаются разные пути модернизации Укрытия. По расчетам, даже если весь его объем заполнить бетоном, то это никак не скажется на его основании и работоспособности третьего энергоблока.

   — Сейчас можно услышать, что сам бетон под влиянием радиации, якобы, стареет раньше, чем в обычных условиях, — говорит Л.Л. Бочаров в 1995 г. — Однако опыт наблюдений по атомным станциям военного назначения, построенным более 40 лет назад, показывает, что в действительности бетон свою прочность сохраняет весь этот период. Гарантийный же срок Укрытия, по проектному заданию — 30 лет.

   Уникальность этой работы, выполненной в рекордные сроки, поразила специалистов многих стран мира. Всего за пять месяцев сделали все: от проекта, изготовления конструкций, до окончания монтажа, притом все операции практически выполняли дистанционно.

   УС-605 начал свою работу в 30-километровой зоне летом 86-го с постройки железнодорожной ветки в с.Тетереве. Привезли вагончики для своих строителей, приспособили для расселения тысячи людей пионерские лагеря, создали материальную базу своей будущей стройки, приняли огромное количество грузов, реконструировали коммуникации, обеспечили надежную связь, провели исследования, изготовили и смонтировали около 7 тысяч тонн нерядовых металлоконструкций. Всего за 4 месяца уложили более 400 тысяч кубометров бетона, приняли и пустили в дело 600 тысяч кубометров щебня, столько же песка... В день за четыре смены делали объем работ, которые полагается выполнять за неделю.

   В дичайших условиях радиации, при круглосуточной работе, без выходных и праздников, при нашей “неповоротливости”, как обвиняют строителей средства массовой информации. Да еще — в первый год перестройки, а по сути дела — еще застойными методами и средствами. Это — фантастика, и она до сих пор поражает самих строителей и иностранцев. Но ведь все получилось! Мир не знал таких быстрых темпов решения труднейшей инженерной и социальной программы. И это еще раз показывает: Чернобыль — это не бездумный, подневольный труд, а осознанная жертва и одновременно — творческое вдохновение. Подневольному труду такое не по силам.

   На первой крупной конструкции, которая перекрывает балки и в просторечье была названа “клюшкой” (хотя весит она 25 тонн), перед тем, как ее смонтировать, участники строительства саркофага расписывались, как на стене Рейхстага в 1945 году. Люди старались оставить свою подпись повыше, поднимали друг друга. Бросали вверх береты. Это был праздник. Эти подписи остались теперь внутри саркофага, их не увидишь. Так же “вмурованной” в небытие оказалась и народная память об участниках чернобыльской эпопеи. Б.Е. Щербина говорил им, что на стене саркофага будут написаны имена если не всех, то многих из тех, кто его строил. Слова остались словами.

   А ведь людям всего-навсего было важно знать, что о них хоть в самом дальнем углу будет зафиксирована добрая память. И это было значительнее денег и других материальных благ. Да, там платили больше, чем на других участках 30-километровой зоны. Но какими деньгами все это оценить? Специалисты не хотели уезжать. Отработав свой срок командировки, с гордостью смотрели на выполненное их руками. И с грустью, что не им выпала честь завершить. По первому зову они с большой радостью возвращались в Чернобыль. Настрой на работу был необыкновенный — как будто люди изголодались по нормальной работе — и работали взахлеб. “Мы тогда думали это настроение перенести и на мирную свою работу — ведь именно так надо трудиться: в стране начиналась перестройка. Нам казалось, что мы нашли правильный стиль”, — говорил Л.Л. Бочаров. — Но нет сейчас конкретной и благородной, понятной общей цели, ради которой мы все пошли бы на лишения. А тогда такая цель была. Она была осознана и делала осмысленным самопожертвование.

   На стройке не было ни дезертиров, ни национальной вражды, ни болящих. А если действительно кто-то заболевал, то на ногах перехаживал день-два — и в бой. Люди даже стеснялись болеть в такой обстановке общего трудового вдохновения. Среда вытолкнула бы такого “сачка”, как мяч из воды. Его бы просто отторгли.

    В глубине души участники этой беспримерной эпопеи полагали, и обоснованно, что за такой труд народ и Родина их встретят как героев, по достоинству оценят вклад каждого, восхитятся творческими возможностями и силой сплоченного общей целью народа. Но о них по сути никто и не узнал. Не имея почти никакой информации о работах не только на строительстве саркофага, но и во всей 30-километровой зоне, многие люди за ее пределами порой самих же ликвидаторов чуть ли не обвиняют в катастрофе: как говорится, “то ли он шубу украл, то ли у него украли, словом, замешан в некрасивой истории”...

    Строители саркофага не понимают самого факта — как руководство страны могло “спустить на тормозах” даже необходимость моральных наград за сделанное. Хотя бы изготовили ордена и медали в нужном количестве. Правительственная награда позволяет человеку осознавать, что его участие в этом грандиозном деле не забыто, оценено по достоинству...

    Мнение Л.Л. Бочарова: “Как всегда, ничего не получили именно многие из тех, кто работал, а сидевшие в Москве, в Управлении кадров - награждены высокими правительственными наградами, вплоть до ордена Трудового Красного Знамени. Я не о себе — я удостоен ордена “Знак Почета”. Но мне лично было стыдно смотреть в глаза своим собратьям в тот момент, когда вручали награды. С нравственных позиций это — жуткая картина: вроде бы — праздник, а душа бунтует, кричит от безысходности и бессилия что-либо исправить. Хотелось чуда, которое бы принесло справедливость. Но жизнь, как это в очередной раз случилось, окунула нас носом в дерьмо”.

    А ведь ликвидаторы — наш народ — простил и это, хотя в душе у каждого осталась щемящая зарубина на всю жизнь. Не злость (ее он откроет разве что самым преданным и верным друзьям и близким), нет. Несправедливость нас не ожесточила, не расслабила в деле, а лишь еще раз подтвердила сермяжную правду: работают одни, а получают другие. Такие повороты жизни еще больше закаляют сильных духом и укрепляют чувство юмора и оценке своего труда и вклада в жизнь Отечества.