После Чернобыля. Том 1

    На следующий день пошли трубы. Их укладывали на раму как основание кровли. Первая попалась строптивая, помотала нервы. Вторая пошла легче. Третью уложили за полчаса. Последнюю, двадцать седьмую — 1 октября. Когда последняя труба легла на свое место, реакторный зал оказался под надежной защитой. Этот каркас одновременно в какой-то степени скреплял и стены саркофага.

    “С этого момента можно было докладывать МАГАТЭ и всему международному сообществу, что взорвавшийся реактор четвертого энергоблока ЧАЭС надежно изолирован от окружающей среды. Это подтверждали и фотографии с космических спутников, остальное было дополнением”, — пишет начальник Монтажного района П.Г. Ким. Действительно, 15 ноября 1986 г. в Правительственную комиссию пришла телеграмма из МАГАТЭ с предложением генерального директора X. Бликса о том, что можно больше не направлять в это Агентство информацию об уровнях радиации в связи с нормализацией обстановки на ЧАЭС. До этого по просьбе X. Бликса такую информацию регулярно направляли в МАГАТЭ.

    Практически вся видимая с земли часть саркофага была построена и даже выкрашена. Можно было монтажников отправлять по домам. А с южной стороны здания реакторного отделения все еще зиял огромный проем в стене над бывшей деаэраторной этажеркой. И было не очень-то ясно, как закрыть этот развал и загерметизировать стену.

    Тогда весь крупномасштабный монтаж выполняли с помощью подъемного крана “Демаг”. Но он стоял на северной стороне здания, поэтому все конструкции на южную сторону - на деаэраторную этажерку он мог подавать только поверх всего здания, не видя. Так, в конце концов, и пришлось поступить. Это было в конце сентября.

    Итак, с северной стороны уже смонтирована каскадная стенка, реактор сверху перекрыли трубами, машзал закрыли щитами и отделили от третьего энергоблока. Когда будет перекрыт и с южной стороны завал, то по проекту, таким образом, образуются две опоры под кровлю: одна - рядом с третьим блоком, а другая — в завале деаэраторной этажерки. В этом месте стена вывалилась сверху до уровня 41 отметки, а ниже здание не пострадало. На этом уровне и был развал.

   На опорах предстояло смонтировать 72-метровую балку, которую назвали “Мамонтом” за ее гигантские размеры. По первоначальному проекту предполагалось поднять краном на завал две объемные металлические опалубки — коробки с сетчатыми днищами. А уж в них — подавать бетон. Но ведь сначала надо сделать ровные горизонтальные площадки, на которые эти короба поставить. Но каким образом? Человек туда пройти не мог из-за высокого радиационного фона. Поэтому решили по бетонопроводу подать на завал бетонную смесь, чтобы его просто залить, укрыть коркой из бетона и таким образом выровнять. Все это — на высоте 50 метров.

   — Мы подали туда ажурную изогнутую металлическую мачту, на которой установили бетонопровод, — рассказывает Л.Л. Бочаров, — Бетонопровод этот шел по всему третьему энергоблоку, начиная с нулевой отметки, то есть от поверхности земли. Мы протянули его через стену к завалу. Бетон дистанционно шел по трубопроводу день и ночь. Подали уже 2000 кубометров, а воронка в основании опоры все не закрывалась. Недоумевали: куда же девается бетон? Потом мы нашли причину: бетон под мусором уходил вниз и распространялся по нижнему помещению здания реакторного отделения до самой нижней отметки, — вплоть до кабельных каналов энергоблока.

   Фантастика — все-таки пришлось людям выскакивать на поверхность завала, чтобы вручную разными обломками конструкций забросать это отверстие. В месте, куда выбегали люди, было около сорока рентген в час...

   Через несколько дней добились того, что воронку бетоновода затянуло бетоном, и смесь стала закрывать завал. Руководили этими работами А. Приказчик и полковник А.М. Кондратьев.

   Площадку создали, установили на нее короб и тоже заполнили бетоном — получилась своего рода тумба, опора под будущего более чем 70-метрового Мамонта — конструкцию весом в 165 тонн.

   Теперь предстояло установить вторую тумбу-опору. Но это оказалось еще сложнее. На этом месте сохранились кое-какие старые конструкции здания — их предстояло убрать. Думали-думали — и придавили, словно пестиком ступки, заполненной бетоном 30-метровой трубой. Эту помеху по существу обратили во благо — смятый металл стал основой площадки. На нее опустили конструкцию типа “песочницы”, прозванной ладьей, в которую дистанционно, видя лишь из окна наблюдательного пункта на отметке +67 и телекамеры, что получается. Над разрушенным блоком, сверху по трубопроводу стали подавать бетонную смесь. С вертолетов периодически наблюдали за результатами...

   Однако и этот бетон уходил бесследно. Оказалось, что сетка в основании “ладьи” сразу порвалась, и этот бетон тоже стал уходить внутрь здания. Это место также решили засыпать щебнем из радиоуправляемой бадьи, а сверху на нее установить новую емкость — опалубку под основание опоры. Но ведь и новый опыт мог оказаться неудачным. Сколько же придется экспериментировать?

   В нормальных условиях человек пошел бы и посмотрел, оценил обстановку, свои возможности. Здесь же условия ненормальные.

   ...Миновали смена за сменой. Наступила середина октября. Хочешь — не хочешь, а придется “сходить” и посмотреть.

   Освинцованную кабину зацепили краном и подняли над четвертым блоком, Назвали эту кабину “Батискаф”. Из нее можно разговаривать по рации. Был в кабине и дозиметрист. Главному инженеру УС-605 Л.Л. Бочарову было поручено опуститься над этим развалом, чтобы, наконец, определить, что же делать дальше. Кабина была уже довольно потрепанной — подремонтировано днище, заменена дверь. В одном ее углу лежала на всякий случай бухта каната (если придется батискаф подтягивать — ведь его на ветру качает, словно маятник). Дозиметрист замерил фон в кабине и снаружи. Внутри — 20 миллирентген/час, а “на улице” — 20 рентген/час. Успокоился и сел в кабину: “Что-то дует”, — сказал он неожиданно — и вдруг подпрыгнул, словно ужаленный: оказалось, что под бухтой каната — дыра.

   Дозиметрист и второй “пассажир” В.М. Багрянский — заместитель главного инженера из проектного института — смотрели наружу в застекленное освинцованным 30-миллиметровым стеклом окно — не сорвало бы кабину с крюка, не задела бы по пути за какие-нибудь конструкции — ведь ничем же она не закреплена, не подстрахована, просто подхвачена краном и все... Поднялись на 70-метровую высоту.

   — Зависли мы над четвертым блоком — я им и говорю: “Что вы все вниз смотрите? Взгляните, какая красота”, — а вдали сверкает в солнечных лучх город Припять — рассказывает Бочаров. Рядом речка синевой играет — невозможно не любоваться. В нее голубое небо смотрится... Вадим глянул и рассмеялся — действительно, здорово!.. А под ними-то — сущий ад...

   Осмотрели развал и обнаружили у самой стены 2 больших прорыва. В них и уходил бетон. Его невозможно было увидеть из наблюдательного окна, которое проделано в стене третьего энергоблока, примыкающей к развалу.

   Еще до начала этой войны с завалом в наблюдательное окошко посмотрел Б.Е. Щербина и сказал присутствовавшим там специалистам, что ничего у них с бетонированием не получится, потому что поверхность уж очень неровная и разнохарактерная. “Ищите, — сказал — альтернативный вариант”. Но строители не сдались: “Один участок завала победили — победим и второй”. Член Правительственной комиссии и начальник главка в Минсредмаше К.Н. Москвин предложил закрыть прораны гирляндами из мешков со свежим бетоном и веерами из швеллерных балок, бетонных свай и т.п. Это была прекрасная идея. Так и сделали.

    Была осень. Рано темнело. Часто от земли поднимался туман. Все это мешало видеть не только воочию, но и с помощью установленных на блоке телевизионных установок. Потом на площадку все сыпали и сыпали щебенку. Казалось, что поверхность стала, наконец, ровной — это подтверждали и осмотры с батискафа, и с вертолета, и по телевизору из ближнего наблюдательного пункта в третьем блоке. Под основание новой опоры поставили новый, невысокий короб из щитов — опалубку. Ее называли в обиходе “песочницей”. Днище ее сделали сетчатое, а не сплошное, чтобы сетка гибко и надежно обволокла завал. А когда все элементы смонтировали, то обнаружили, что весь короб-опалубка не только перекосился, но небольшое количество бетона, уложенного для придания устойчивости этой конструкции, теперь не дает возможности даже оторвать ее от основания.