Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

Между прочим, на заводе работали в качестве химиков несколько русских и их работой французы были очень довольны; один из них, Борис Петрович Сысоев, бывший мой управляющий по канцелярии во время войны, будучи командирован советской властью по делам содового производства, стал невозвращенцем, и Фроссар взял его на работу на заводе. Он мне рассказал при свидании, что он недоволен работой и был бы очень рад вернуться в СССР и просил меня помочь ему в этом деле. Впоследствии, когда я вернулся в СССР, я переговорил с председателем треста JI. Н. Ландау по поводу Сысоева, и он в сравнительно скором времени возвратился в СССР на работу в тресте. Его судьба была очень печальна: боясь преследования ГПУ, он покончил с собою, так как он был убежден, что за свое пребывание заграницей в качестве невозвращенца он рано или поздно все равно будет расстрелян. Об этом он мне говорил незадолго перед своим самоубийством, когда однажды пришел ко мне на квартиру, чтобы излить мне свои сомнения. Я утешал его, как мог, говоря, что его, как специалиста и нужного работника, в крайнем случае арестуют и пошлют куда-нибудь на завод на принудительную работу по его специальности, но вовсе не подвергнут расстрелу.

Благодаря ходатайству моего хорошего друга, академика С. Матиньона, я и Мозер были допущены к осмотру заводов Клодта по изготовлению аммиака под давлением 1000 атм. Я был на этом заводе ровно год тому назад и должен был констатировать, что весь способ производства не произвел ни на меня, ни на Мозера такого впечатления, чтобы мы могли его рекомендовать для установки в СССР. Остальное виденное на заводе достойно всякой похвалы. Самого Клодта мне не удалось видеть; через год в Париже я познакомился с этим в высшей степени интересным человеком, весьма талантливым инженером, новаторские идеи которого известны всему научному и техническому миру.

Директор заводов Comargue и Со. говорил мне, что несмотря на то, что система Клодта установлена на некоторых заводах во Франции, большинство заводов синтеза аммиака работает по способу Казалле, как более экономному и более безопасному. В то время в Париже находился сам Казалле; он жил тогда в отеле «Мажестик», и мы отправились навестить его. Мы застали его в плохом состоянии: у него был сильный туберкулез, и о делах с ним надо было говорить очень осторожно. Он нас принял очень гостеприимно, угощал чаем, и сказал, что все сделает, чтобы контракт был выполнен полностью. Он просил нас, чтобы мы после осмотра его завода и ознакомления с ходом нашего заказа написали ему о всех недоразумениях и обещал постараться тотчас-же все исправить. Я видел Казалле в последний раз, — через несколько месяцев он скончался.

Когда мы приехали в Рим, то получили известие о смерти Дзержинского; в ВСНХ ожидали больших перемен. Смерть Дзержинского на меня произвела тягостное впечатление, так как я предчувствовал, что наша работа в ВСНХ пойдет в дальнейшем не к лучшему, а к худшему. Несмотря на всю жестокость, проявленную Дзержинским к буржуазному классу, надо отдать ему справедливость, что он очень ценил специалистов, сознавая, что их надо беречь, привлекать на свою сторону; ибо без их работы невозможно правильное дальнейшее развитие промышленности. Мои опасения еще более увеличились, когда я узнал из газет, что председателем ВСНХ назначен Куйбышев, которого я хорошо знал, так как мы были вместе с ним в течении года в Президиуме ВСНХ. Это был недалекий, тупой человек, совершенный невежда в промышленности, не имевший своего мнения и соглашавшийся с желаниями людей, поставленных над ним. Во всяком случае мои симпатии не лежали к нему; он с своей стороны, видимо, не доверял мне, и можно было заранее предполагать, что едва ли он захочет, чтобы я продолжал занимать кресло в Президиуме ВСНХ. Из газет я узнал, что смерть Дзержинского последовала после очень бурного и продолжительного заседания Политбюро, где он произнес большую речь, обвиняя Пятакова, своего первого заместителя по ВСНХ, за его вредные советы.

«Я ему верил полностью», — говорил Дзержинский, — «полагал, что все меры, которые он мне рекомендовал, послужат на пользу советской промышленности, а оказалось, что, на самом деле, все его советы только служили ей во вред. Он меня обманывал самым беззастенчивым образом».

Я был поражен, что «Известия», официальный орган ЦИК-а мог напечатать подобную* статью о заседании Политбюро, которые обыкновенно являются секретными, — в особенности в части, касающейся взаимоотношений его членов. Было ясно, что враги Пятакова воспользовались случаем его ссоры с таким важным сановником и постарались обвинить его одного во всех неуспехах промышленности, чтобы его убрать с высокого поста, причислив его к стану Троцкого. Конечно, немедленно последовало его увольнение из ВСНХ и назначение его впоследствии на должность директора Госуд. Банка, что было несомненно огромным понижением. Одновременно Троцкий был уволен из ВСНХ и оставался только в должности председателя Концессионного Комитета. Таким образом, НТО остался как бы без председателя^ так как Троцкий уже больше не принимал никакого участия в его делах и не являлся на заседания Коллегии.

В Риме фашистский режим давал себя чувствовать во всем. Правда, в Италии был великолепный порядок, везде чистота, но отношение к иностранцам, — в особенности к русским с советским паспортом, — было очень подозрительное. Не успели мы пробыть и одних суток в гостиннице «Континенталь»,, как полиция потребовала, чтобы мы немедленно явились с нашими паспортами для дачи необходимых сведений о нашем прошлом. В полиции нам пришлось пробыть не менее часа и давать сведения не только о родителях, но даже о бабушках и дедушках, а также и о родных наших жен. Эти беседы были не очень приятны, — в особенности в виду незнания итальянского языка. Нам было приказано дать знать, когда мы покинем Рим и куда мы намерены выехать.

На заводе Казалле мы получили ответы на все наши вопросы, встретили нашего инженера, который изучал процесс, но он сказал нам, что приготовление катализатора для синтеза аммиака ему не показывают, говоря, что его изготовление будет сообщено в СССР, когда будет монтаж всего оборудования. Дальнейшее ознакомление с процессом синтеза аммиака по методу Казалле подтвердило, что наш выбор этой первой установки вполне правилен и что мы вскоре получим возможность производить в СССР важнейший химический продукт, необходимый, как для обороны страны, так и для земледелия.

В Германии мы должны были посетить опытную установку Фришера для поглощения окислов азота и превращения их в азотную кислоту. Эта установка была построена на одном заводе в Кельне, и мы отправились туда, чтобы посмотреть ее в действии. Осмотр нас удовлетворил, и мы могли сообщить комиссии связанного азота, что результаты, достигнутые Фри-шером, вполне удовлетворительны и что надо поскорее пустить в ход аппарат, уже давно посланный на Юзовский завод, и окончательно убедиться в преимуществе способа Фришера перед способом Байерише Штикштоф-Верке, который требует постройки дорогих колонн для поглощения окислов азота.

Для окончательного выяснения вопроса о выборе наиболее подходящей для нас установки для производства кальций цианамида нам предстояло с’ездить в Швецию и осмотреть завод, изготовляющий этот продукт, — он принадлежал Об-ву Суперфосфатных Заводов. Директор завода г. Ридлинг оказался очень симпатичным человеком, очень сведущим инженером и рассказал нам все детали производства интересующего нас продукта. Цена на лицензию их способа была гораздо ниже той, которую назначил нам Каро. Наше путешествие для осмотра 'вавода на север Швеции в то время года (июль) было очень приятным. Север Швеции очень напоминал красивую' природу Финляндии и отличался лишь более мягким ландшафтом. Очень интересными представлялись для нас сплавные реки и каналы, по которым с громадной быстротой неслись огромные количества бревен, предназначенных для спичечных фабрик и для других целей. Начальство заводов оказало нам большое гостеприимство и показало не только производство цианамида, но также и другие производства и синтез аммиака. Заводы были в очень хорошем состоянии и все располагало к тому, чтобы мы дали заказ этому обществу.