Смейся, паяц!
Смейся, паяц! читать книгу онлайн
Александр Каневский – замечательный, широко известный прозаик и сценарист, драматург, юморист, сатирик. Во всех этих жанрах он проявил себя истинным мастером слова, умеющим уникально, следуя реалиям жизни, сочетать веселое и горестное, глубокие раздумья над смыслом бытия и умную шутку. Да и в самой действительности смех и слезы существуют не вдали друг от друга, а почти в каждой судьбе словно бы тесно соседствуют, постоянно перемежаются.В повествовании «Смейся, паяц!..» писателю удалось с покоряющей достоверностью воссоздать Времена и Эпохи, сквозь которые прошел он сам, его семья, близкие его друзья, среди которых много личностей поистине выдающихся, знаменитых.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В этих круизах я познакомился и подружился с певицей Жанной Бичевской и её аккомпаниатором Валентином Зуевым, с многократной олимпийской чемпионкой Ириной Родниной, с киноартистом Савелием Крамеровым, с поэтом Ильёй Резником… Здесь ежегодно я встречался и проводил время со своим братом Леонидом (мы с ним заранее оговаривали время), с Ефимом Березиным, Михаилом Жванецким, Романом Карцевым и Виктором Ильченко, с Геннадием Хазановым, Капиталиной Лазаренко… Мы должны были участвовать в двух сборных вечерних концертах или провести один свой сольный вечер. За это бесплатно предоставлялась каюта люкс или первого класса, на двоих, можно было брать с собой жену (или не жену) – за нравственностью никто не следил, наоборот, в каждом круизе было много красивых женщин, которые полуофициально проникали на теплоход, в надежде найти приятного спутника с отдельной каютой.
Это был кусочек заграницы, куда каждый из деятелей культуры стремился попасть. Но агентство приглашало, в основном, известные имена, встреча с которыми как бы входила в стоимость билетов, которые были очень дорогими. Когда меня как-то спросили, кто может позволить себе потратить такие большие деньги на такой короткий круиз, я ответил:
– Богатые грузины и евреи-завмаги, совершающие прощальный рейс перед тюрьмой.
На этих шикарных плавучих клубах размещалось множество баров, работающих круглосуточно. Не пить было невозможно – куда бы вы ни шли, вы натыкались на стойку бара, где уже подогретая компания хватала вас за руки и требовала немедленно выпить с ними.
Когда мы с Лёней приходили обедать, с соседнего столика кто-то присылал бутылку коньяка или шампанского, потом подходил с налитой рюмкой, просил чокнуться и непременно сфотографироваться. Даже в бассейне невозможно было избежать пития: однажды ко мне туда спустился весёлый толстый грузин с двумя фужерами коньяка и не давал мне плавать, пока мы их не опорожнили. Но самым тяжёлым испытанием были банкеты, которые для музыкантов, артистов и писателей устраивали богатые толстосумы, чтобы «приобщиться к элите» – количество бутылок было вдвое больше количества приглашённых. После одного такого банкета я под утро притащился в каюту, рухнул в койку и отключился. Теплоход прибыл в Сухуми, где в это время в каком-то санатории отдыхали Лёня и его жена Аня. Как мы договаривались, они пришли утром на корабль. Войдя в каюту и увидев меня, опухшего после ночной пьянки, Лёня встряхнул меня и прокричал:
– Круглолицый брат мой, здравствуй!
Таким «круглолицым» я возвращался домой после каждого рейса, поэтому постепенно стал дозировать своё участие в этих круизах и постепенно вообще его прекратил. Но до сих пор с восхищением вспоминаю красивых, умных, мужественных капитанов этих лайнеров, таких как Александр Назаренко (теплоход «Шота Руставели») или Никитин (увы, имени уже не помню, теплоход «Одесса»). На судне капитана называют «мастер» – так вот, они были истинными мастерами своего дела, гордые, независимые, с чувством собственного достоинства, чего им, конечно, в стране равных «винтиков» не прощали: терроризировали доносами, инспекциями, разбирательствами.
Вспоминаю, во время одного из круизов, на «Одессе» все семь дней работали ревизоры и составляли компромат на Никитина за то, что он устроил вечерний приём для пассажиров. Это было очень торжественно: женщины в вечерних туалетах, мужчины в костюмах и галстуках, капитан – в роскошном белом кителе… Столы, сервированные так красиво, как это умеют делать только моряки… Заморские фрукты, изысканные вина и коньяки, лилии на столах, плавающие в серебряных вазах…
– Я всегда делаю такие приёмы для пассажиров, так принято на флоте! Я хочу так же радовать и наших людей, а это вороньё меня клюёт с утра до вечера, – с горечью говорил мне Никитин. – «Вы тратите народные деньги!». Значит, для иностранцев можно, а для своих нельзя!.. И не трачу я народных денег! Фирма, у которой я покупаю продукты для корабля, в знак признательности дарит мне, лично мне, пятнадцать-двадцать ящиков самой дорогой выпивки и всяких деликатесов – вот это я и ставлю на столы… А они всё равно мне жить не дают!..
Чиновники своего добились: все лучшие капитаны Черноморского пароходства были сняты с кораблей, и Никитин, и Назаренко и остальные. Им предъявляли кучу обвинений, вплоть до уголовных. Одни были навсегда отлучены от моря, другие эмигрировали и плавают под другими флагами.
Вспоминаю строчки из статьи в «Нью-Йорк Таймс», написанные американской журналистской которая, как она пишет, «прилетела, чтобы посмеяться над советским сервисом, а улетаю, покорённая капитаном Никитиным и его судном». И ещё: «Если бы наш Рейган и их Брежнев имели интеллект капитана Никитина, наши страны давно бы обо всём договорились»…Такое, конечно, не могло остаться безнаказанным!
ЭХ, МАШИНА, ТЫ МОЯ МАШИНА – ЛЕГКОВОЙ АВТОМОБИЛЬ!
Мне давно хотелось купить машину, но я боялся: во-первых, своего лихачества, а во-вторых, своей ужасной рассеянности, которая проявлялась ещё в детстве: мама просила принести из кухни кувшин – я приносил табуретку. Из-за этого я всю жизнь плохо ориентировался. Впрочем, плохо – это комплимент: я вообще не ориентировался. Приведу пример, из которого станет ясна степень моего топографического идиотизма. Это было в Пярну, в первый вечер нашего приезда. Мы ночевали у Варпаховских и я пошёл на междугороднюю станцию позвонить маме. Майя хотела идти со мной: «Ты не найдёшь дорогу назад». Но я возмутился: «Я же не ребёнок! И потом, у меня записан адрес!». Когда я дозвонился и вышел на улицу, уже стемнело. Я и при свете не ориентируюсь, а тут темнота – вообще не мог сообразить, в каком направлении моя улица. Спросил у одного прохожего, у другого, но это были эстонцы – их любовь к русскому языку выразилась в неприветливом «не знаю», и они прошли мимо. Я разозлился: больше ни у кого спрашивать не стану, найду такси и меня отвезут по адресу. Через пару кварталов вышел к остановке такси, отстоял минут тридцать в очереди, потом сел в машину и назвал адрес. Водитель повернулся ко мне и спросил «Вы это серьёзно?», затем проехал метров 50, развернулся и остановился – «Прошу!». Оказалось, что все эти полчаса я простоял напротив нужного мне подъезда! Оценив комизм ситуации, я начал хохотать, окончательно запугав шофёра. Самолюбие требовало об этом никому не рассказывать, но чувство юмора победило, и, войдя в дом, я поведал эту историю. Все смеялись, только Майя даже не удивилась: «И не сомневалась, что ты заблудишься. Я уже собирала народное ополчение, чтобы тебя искать».
Естественно, когда я начинал говорить о покупке машины, Майя вздыхала, мама стенала, а бабушка причитала: «Или сам убьёшься или кого-то убьёшь!». Под этим тройным залпом я сдавался и покупка машины в очередной раз откладывалась. Моё решение ускорил Эдуард Успенский, когда он был у нас в гостях:
– Как ты можешь жить без машины? Ты, с твоим характером?.. – Он обратился к Майе. – Ему машина необходима! Она даст ему крылья, он будет больше успевать, почувствует себя уверенней!..
– Но он такой рассеянный!..
– Машина сконцентрирует его внимание, заставит быть более собранным… Уйдут понятия «тяжесть» и «расстояние»… Словом, когда появится машина, вы все поймёте, как она ему нужна!
И я решился. Но приобрести машину в те годы было невероятно сложно: в магазинах велась запись на много лет вперёд, такие же очереди были почти в каждом учреждении – раз в году туда «распределяли» по две-три машины. И вдруг я вспомнил, что несколько лет назад, в Союзе кинематографистов, записался на получение «Жигулей», просто так, на всякий случай. (Советский человек не мог спокойно пройти мимо любой очереди. Сначала: «Кто последний?» и только потом уже: «А что дают?». Неслучайно ведь родился афоризм: «Очередь – спутник социализма»).
Сразу после разговора с Успенским я позвонил в Союз и мне сообщили, что да, моя очередь подошла и я могу получить талон на покупку машины. И начались радостные муки: сначала добыча денег (Я снова одолжил у Марика), потом день в автоцентре, с восьми утра до семи вечера перебежки из кабинета в кабинет: подписи, визы, опять подписи (Причём, бегали строем, потому что там тоже была своя очередь), затем такая же многоступенчатая процедура оплаты (Заплатил – жди, когда вызовут, вызвали – иди ещё что-то доплати, доплатил – снова жди, когда снова вызовут…), и, наконец, получение самой машины на специальной площадке, где тоже надо платить: механику – за то, что её завёл, и сторожу – за то, что дал выехать… Назавтра – весь день в ГАИ, снова перебежки очередей от окошка к окошку, оплата чего-то за что-то (Спросить некогда – очередь поджимает, платишь и бежишь дальше), наконец, регистрация машины и получение долгожданных номеров!..