«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

—

Терентьев, надо снять группу с бомбой.

—

Есть! Я уже все приготовил.

—

Ага, так, правильно. Господа, прошу стать в группу.

Взлет 2-го корабля с 25-пудовой бомбой.

Все становятся перед кораблем, посередине — бомба. Терентьев с аппаратом Герца: щелк, и готово.

— Подвязывай бомбу, заводи моторы!

Бомбу быстро прицепили под фюзеляжем, притянули тросом и конец его вставили в щель вроде

замочной скважины. Конец троса имеет подобие ключа, вставленного в щель и повернутого поперек ее. Один

поворот рычагом, и его бородка станет вдоль щели, проскочит в нее, и бомба пошла.

Моторы заведены. Нас еше раз снимают, и мы взлетаем. Набираем за один круг 1200 м. Идем над

аэродромом и в левом углу его сбрасываем бомбу. У Павлова что-то заело. Я подбежал и французским ключом

повернул бородку. Бомба пошла. Панкрат, сидя на руле, полагал, как и мы все, что корабль прыгнет,

освободившись от тяжести в 25 пудов, и приготовился ко всяким случайностям, сильно вцепившись в

штурвал. Наконец, выйдя из терпения, кричит: «Да когда же вы ее сбросите?» А мы, уткнувшись носами в

люк, смотрим, как бомба ляпнула на поле, разбросав вокруг себя комья земли и оставив большую черную во -

ронку, точно она была разрывная. Корабль даже не вздрогнул.

—

Да уж давно сбросили, — говорю я, — можно малый газ.

Снижаемся и садимся. Подъезжает на автомобиле генерал, спрашивает о впечатлении и собирается

ехать на вокзал. В этот момент ему подносят, правда, немного сырой, но вполне готовый снимок нашей

группы с кораблем и бомбой, размера 13 на 18. А прошло всего 20 минут.

—

Как же это так? — спрашивает генерал. — Кто же из фотографов работал?

—

Фотографов у нас нет, — говорим, — работал моторист.

Генерал качает головой, благодарит, берет снимок и уезжает. Публика наша с остальных кораблей и

штаб качают головами и ворчат: «Ну и чертов корабль. Все у них есть, ничем не проймешь». А бомба,

оказывается, на целую сажень ушла в землю и шла с таким страшным ревом, что всем жутко стало. Да,

гостинчик выходит симпатичный.

В это время приходит весть о падении Ковно (22 августа. — Прим. ред.). Немцы лавиной

наваливаются на него, и в два дня с городом покончено. Мы опять уже требуем от начальства, чтобы нас

пустили против немцев, что немцы идут скопом, и мы шестью кораблями можем их порядком порастрепать. Я

и помощник 5-го корабля поручик A.M. Констенчик18 спешно выезжаем в Вильно для приискания аэродромов.

Вильно уже накануне эвакуации. Настроение в городе подавленное. Массы народа около иконы

Остробрамской Божией Матери. Мы осматриваем район Антоколя и затем на автомобиле — окрестности к

юго-западу. Там спешно заканчиваются окопы. Видели сбитый нашими войсками наш же аппарат «Вуазен»,

вылетевший из Ковно. Какая жалость! Аппарат новешенький, разбит вдребезги. Летчики, слава Богу, живы, но

сильно подбились.

Выбрали аэродромы, отметив их на карте, обозначили номера и к каждому приложили краткое

описание, так называемую легенду. В Вильно встретили летчика поручика Левшановского. Он вылетел из

Ковно. С негодованием рассказывает обо всем, что случилось, о бегстве коменданта. Они вылетели вечером в

темноте, когда на аэродроме уже были цепи противника, так что при взлете все были обстреляны. Все

запасные аппараты отряда частью сожгли, частью бросили, сняв только несколько моторов.

О Господи! Сколько гадости на свете, и как все это грустно. Есаул Тарарин сбит немцами и упал в их

расположении. Левшановский один сел в Антокольском предместье и об остальных ничего не знает. Едем

обратно.

Все заняло двое суток. Работа закончена вполне. По дороге встречаем эшелон гвардии, идущей к

Вильно. Но свой полк я прозевал. Он прошел ночью.

ПЕРЕЛЕТ ВО ПСКОВ

Моя работа вся насмарку. Эскадра эвакуируется, а кораблям приказано перелететь во Псков. Идет

всего шесть кораблей. Организуем перелет таким образом: летят Панкратьев, я, Павлов, мотористы Ушаков и

Мюллер, мой брат, старший механик Эскадры лейтенант флота Михаил Николаевич Никольской, и

конструктор Русско-Балтийских моторов Киреев — всего семь человек. Бензина взяли полный запас — 32

пуда и еще семь двухпудовых банок поставили в каюту. Масла хватит на двенадцать часов лета. Итого:

бензина 46 пудов, масла 3 пуда, экипаж — 35 пудов, вооружение (два пулемета, две винтовки, два «маузера»,

патроны) — 4 пуда, багаж и инструменты — 6 пудов, запасные части к моторам — 2 пуда, всего 96 пудов

нагрузки.

14 августа в 6 ч 11 мин утра вылетели. Курс — норд-вест 27. Имели боковой ветер от 7 до 9 м/с.

Взлетели, проверили прокладку курса. Курс правильный. Имеем боковой ветер 8 м/с. Пробили слой облаков и

пошли по компасу и по счислению. Через 1 ч 20 мин должна быть река Вилия.

Качает. Накрапывает мелкий дождь. Пробиваем второй слой облаков. Дождь продолжается. Вверху

еще облака, и из всех дождит. Через 1 час 15 мин решили проверить счисление. Идем вниз, пробиваем облака,

и перед нами Вилия. Я начинаю напевать из «Веселой вдовы»: «Вилия, о Вилия, о дева лесов...»

Дождь сильнее. Решаем садиться. Сели под дождем в тринадцати верстах от Свенцян. Место

препоганое, так что взлет приходится приготовлять, срывая кочки и засыпая лужи и маленькое болотце.

Закончив работы, иду бродить вместе с братом в соседний лесок. И на что же натыкаюсь? Гибель рыжиков, то

есть такая масса, что буквально ступаешь по гнездам. Да какие маленькие, крепенькие! Эх, вот благодать-то!

И нельзя собирать. Ну куда же? Что еще дальше будет? Масса и других грибов. А мы такие оба любители их и

только любовались, да еще опрокидывали ногами громадные мухоморы.

Ночуем в соседнем помещичьем доме. Хозяева в панике: уезжать или нет? Когда могут быть немцы?

Я говорю: «Недели через две наверняка, может быть, немного раньше, немного позже». Возмущаются тем, что

крестьяне и помещики, уезжая, жгут хлеб. Спрашивают: русские жгут? «Нет, — говорю, — сами». Но думаю,

что и войска при отступлении вряд ли оставят, особенно если запасы большие. Крестьяне уже и здесь

начинают трогаться с возами и скарбом к востоку.

На другой день в 6 ч 42 мин утра снимаемся дальше. Курс — норд-вест 12, так как ветер уменьшился.

Низкие облака, из которых временами моросит дождь. Корабль намок и отяжелел. Долго бежим, хотя Часть

бензина уже выгорела, и наконец отрываемся от земли. Опять пробиваем облака. Первый слой, второй слой,

дальше — третий и башенные кумюлюсы. Идем опять по компасу, не видя земли. Через 45 мин говорю, что по

счислению проходим Двинские озера и впереди Двина. Пробиваем облака и видим влево озеро Нарочь, а

впереди Двина, и мерещится Двинск. Ближе, ближе, и вот на берегу Двины видим: на поле стоят два

«Муромца». Наши сидят! Садимся и мы.

Оказывается — Головин19 (6-й корабль) и Шаров20 (4-й).

Дождь и качка доняли и их, и они сидят здесь со вчерашнего дня, Лавров (1-й корабль), Алехнович (5-

й корабль) и Башко («Киевский» 7-й корабль) пошли дальше. Поле превосходное. Решили сделать остановку и

побродить по Двин- ску. Дождь перестал. В Двинске встретили сотника Экес- парре. Он мой товарищ по

школе, группы Панкратьева, но не окончивший школы, и ныне командир мотоциклетной команды. Уговорили

его лететь с нами. Были в кинематографе.

Ночевали в гостинице и еще затемно выехали на аэродром. Погода прояснела, облаков нет, но ветер

сильнее и опять сбоку. Взлетели в 4 ч 44 мин, проверили курс и стали лезть на высоту. Забрали 3000 м и

пошли. Ориентировку вел Павлов, и там же был Киреев. Я с братом располагался около дверей и любовался