Биография отца Бешеного

— Знаешь ли ты, что Штырь, прикрываясь дружбой с тобой, беспредельничал в отряде, а бедного Валентина зверски изнасиловал ни за что, ссылаясь, что ты его прикроешь?

— Кому он говорил? — недовольно нахмурился Смотрящий.

— Мне… — вымолвил я, а потом добавил: — Да об этом все знали…

Здесь я немного схитрил: все действительно знали, что Штырь прикрывался дружбой с ним, но это было единственное, о чем знали.

Тем не менее хитрость сработала: он повернулся к одному из тех, кто сопровождал меня:

— Это правда? — спросил он, не уточняя, что именно.

— Да…

— Вот сучара позорный! — сплюнул он. — Знал бы раньше — сам бы завалил паскуду… — И повернулся ко мне. — Ладно, москвач, живи…

Через пару месяцев вышел какой-то Указ, по которому меня отпустили на «химию». Для тех, кто не знает, что такое «химия», поясню. Как бы в качестве поощрения или амнистии заключенного направляют отбывать оставшийся срок на стройки народного хозяйства под надзор «спецкомендатуры». В месте назначения бывший зек должен жить и работать, отчисляя из своей зарплаты двадцать процентов в пользу государства.

Меня отправили в городок Княж-погост, расположенный, как я уже писал, в нескольких десятках километров от колонии. Оттуда меня перевели в Ухту, но со всеми подробностями об испытаниях, которые мне пришлось пройти на «стройках народного хозяйства», я когда-нибудь напишу в отдельной книге…

Отбыв до «звонка» свой срок, я вернулся в Москву. Пребывая на «химии», я заслужил благосклонность коменданта (наверное потому, что ему очень уж хотелось поесть москов-ской колбаски), и он выписал мне отпуск для поездки в Москву. Во время отпуска я и познакомился с одной приятной матерью-одиночкой. Между нами завязались близкие отношения, а когда мой срок закончился, мы решили пожениться.

Чтобы не привлекать ненужного внимания к ним теперь, назовем ее Мариной, а ее восьмилетнюю дочку — Эльвирой. Бывший муж Марины тоже отбывал наказание, а они жили в одной комнатке огромной коммунальной квартиры. Марина, работавшая учительницей, стояла в очереди на улучшение жилищных условий, но получить отдельную квартиру ей светило лишь в очень отдаленном будущем: более радужные перспективы имелись у тех родителей, у которых был ребенок другого пола. Но в тот момент я как-то не задумался о том, что меня могут использовать именно для получения квартиры. С другой стороны, я ведь тоже как бы использовал Марину для получения законной московской прописки. Хотя, признаюсь откровенно, я был по-настоящему увлечен этой женщиной и вполне серьезно намеревался создать семью.

Возможности Наробраза были ограниченны, и нам смогли выделить лишь однокомнатную квартиру. Я подключил все возможные связи, обил многочисленные пороги что-то могущих людей и выбил двухкомнатную квартиру в новом доме в районе Павелецкого вокзала.

Какое это было счастье! Мое первое собственное жилье. Боже, сколько сил и трудов, а также и денег я вложил в эту квартиру! Несколько раз покрывал лаком паркет, мастерил многочисленные встроенные шкафы в коридорах и ванной, сам облицевал плиткой и кухню, и ванную…

С Эльвирой у меня сложились прекрасные отношения, и она стала называть меня папой. Девочка росла слабой, болезненной, и потому я много занимался с нею физкультурой.

Казалось бы, что еще нужно человеку? Живи и радуйся! Однако когда квартира превратилась в настоящую «конфетку», тут-то все и началось. Марину словно подменили: она повела себя как настоящая фурия. Стала склочной, мелочной. Придиралась по любому поводу. Место нормальной жизни занял настоящий ад. Однажды в сердцах она бросила мне в лицо:

— Ты получил прописку, я — квартиру: уйди по-хорошему!

А куда я мог уйти? Кроме того, мне действительно было жаль любви да и вложенных в квартиру сил. Мы стали жить в разных комнатах: я, естественно, в маленькой, они — в большой. Я еще надеялся, что она образумится и все войдет в колею. Но я плохо знал Марину. Как изобретательна была она, чтобы избавиться от меня! Вряд ли интересно читать о семейных скандалах, да и мне не очень приятно делиться нашим «мусором». Лишь замечу, что предпринимались попытки меня посадить! И однажды очередной следователь, занимающийся нашими семейными «разборками» — к тому времени мы уже развелись, — откровенно сказал мне:

— Слушай, Доценко, любой ценой беги от нее, а то она тебя действительно посадит…

— Да мне бежать некуда…

— Проживи как-нибудь, пока не разменяете квартиру…

— Так она не хочет менять: она хочет в ней жить!

— А в этом я тебе помогу! — сказал капитан. — Найди три варианта размена, отдай ей в моем присутствии и, если она не согласится, напишешь заявление в суд…

— И что это даст? — не понял я.

— А суду безразлично, с чем вы останетесь после размена: примет первый же вариант. И поверь: твою бывшую вряд ли устроят, к примеру, две комнаты в коммунальной квартире…

Капитан оказался прав на все сто — узнав о такой возможности, Марина тут же согласилась на один из представленных мною вариантов: они въехали в двухкомнатную малогабаритку, я — в комнату малонаселенной квартиры: всего с двумя соседями…

Пока шла тяжба с моей бывшей женой, я развил бурную творческую деятельность на «Мосфильме». После отбытия срока я очень боялся негативного к себе отношения, но люди отнеслись ко мне не только с пониманием, но даже с некоторой симпатией. Я действительно старался изо всех сил доказать всем и себе в том числе, что я чего-то стою. Любую свободную минуту я использовал для того, чтобы писать, писать и писать. Добиваясь достойной работы на киностудии, я, чтобы не сдохнуть с голоду, подрабатывал как журналист и опубликовал более сорока моих очерков, рассказов, исследований в самых популярных тогда газетах и журналах.

Большой успех в журналистике пришел после знакомства с уникальным человеком — Михаилом Петровичем Ереминым, генералом в отставке. У него удивительная судьба. Родился в девятьсот втором году. Рано осиротев, воспитывался в приюте, потом с помощью своего родственника в пятнадцать лет поступил на кремлевские курсы красных командиров, закончив которые стал работать в охране Ленина. В сорок первом году ушел на фронт в качестве командира дивизии и вскоре стал заместителем командующего Третьей армией генерала А. В. Горбатова.

В пятьдесят втором году, уйдя в запас, занялся исследованием ленинских фотографий, пытаясь установить всех тех, кто был снят рядом с вождем.

С Михаилом Петровичем я познакомился случайно в День Победы: он жил на одной с нами площадке. Его рассказы о прошлом показались мне настолько интересными, что я всерьез увлекся его исследованиями. Некоторые из моих статей об этих исследованиях стали настоящими сенсациями в центральной прессе и нередко объявлялись «статьей недели», «статьей месяца», а однажды и «статьей года».

У меня родилась идея снять фильм об исследованиях Михаила Петровича. Я написал сценарий «Рядом с Лениным», который одобрили на ЦСДФ, и вскоре фильм был снят мною. Пока мы работали над сценарием, однажды Михаил Петрович пригласил меня на свою дачу в Жаворонках. Так получилось, что там я сблизился с его падчерицей, и вскоре она забеременела. Мы с ней не строили особых планов на будущее, но зародившееся дитя меня как мужчину обязывало, и вскоре мы поженились. Так на свет появился мой второй сын.

Еще задолго до его рождения Михаил Петрович настаивал назвать его в честь Ленина. Чтобы никому не было обидно, положились на судьбу: каждый написал свое имя на бумажке, а тащить предложили Михаилу Петровичу. И что же? Михаил Петрович вытащил то, что и хотел, — Володя. Но как все изумились, когда Володя родился именно в день рождения Ленина! В этом было что-то сверхъестественное…

Но не пришлось Михаилу Петровичу долго нянчить своего внука: вскоре дед умер…

Михаил Петрович был не коммунистом, он был убежденным и преданным БОЛЬШЕВИКОМ! То есть большевиком первой формации, которые искренне верили в светлое и счастливое будущее своей страны, своего народа…