Биография отца Бешеного

Почти два года отдал я фильму «Экипаж», и результат, как убедились зрители, налицо. Остановлюсь на некоторых, наиболее, с моей точки зрения, интересных историях.

Фильм был посвящен героическим будням летчиков гражданской авиации. И, конечно же, главным консультантом фильма был назначен заместитель министра гражданской авиации Павлов. Каким-то чудом мне удалось получить у него бумагу, примерно следующего содержания:

Вначале идет текст о замысле фильма, а потом слова, напечатанные наискосок красным шрифтом:

«Всем предприятиям Гражданской авиации, всем аэропортам, диспетчерам, кассам и депутатским залам оказывать всяческое содействие режиссеру этого фильма Доценко В. Н.» и далее подпись — заместитель министра гражданской авиации Павлов.

Как же мне пригодилась эта важная бумага!

Я уже упоминал о макете Омского нефтезавода. На этот макет я вышел, познакомившись с тогдашним заместителем министра авиационной промышленности

— И. С. Силаевым. Встретившись с этим простым, удивительно добрым и умным человеком, я просто в него влюбился и нахально, не посоветовавшись с Миттой, предложил Ивану Степановичу стать консультантом фильма. Тот отказывался, но я все-таки его уломал. А потом вывалил на его плечи целый воз проблем: и нужен-то хвост ТУ-154, и нужны-то макеты этого же самолета, и еще десятки просьб, среди которых и макет нефтезавода. Иван Степанович сразу вспомнил об Омском нефтезаводе, поскольку был дружен с его бывшим директором Рябовым, возглавлявшим теперь московский главк.

Силаев тут же звонит ему и просит оказать содействие, добавив при этом, учитывая мои намеки на скудность бюджета фильма, чтобы его подчиненные не сдирали с «бедных кинош-ников» последнюю шкуру. На вопрос Рябова: что будет с макетом в дальнейшем, Иван Степанович хитро усмехнулся:

— Не беспокойся, вернут все, что останется!

И подмигнул мне: прочитав сценарий, он уже знал, что макет будет взорван…

Помощь Ивана Степановича оказалась бесценной для фильма. С его подачи к созданию макетов ТУ-154 различных масштабов и иных макетов подключились такие мощные силы, как завод-400, Казанский авиационный институт, и еще десятки предприятий страны. Пока создавались эти макеты и модели, я занялся макетом Омского нефтезавода. Он был сделан немецкими макетчиками и занимал внушительную площадь: примерно в сто квадратных метрах, да и в высоту был с человеческий рост. И все это хозяйство как-то нужно было переправить к месту съемок, которые намечались под Ялтой.

Надо отдать должное щедрости нефтяников: именно они, конечно же, не без поддержки Силаева и Рябова, сотворили специальные деревянные контейнеры, тщательно все упаковали и помогли отправить. И кстати, по очень льготным тарифам. В мои обязанности входило контролировать их работу, что я и сделал с большой радостью: вы же помните, что мои родители живут в Омске!

Эта поездка запомнилась встречей с Ларисой Петровой с битьем чешского хрусталя и двумя забавными историями. Первая из них связана с Арменом Джигарханяном.

В те дни в Омске гастролировал Театр имени Маяковского. Я, естественно, поспешил встретиться с Арменом. Прихожу к нему в номер гостиницы, а там медсестра — у него прихватило поясницу и нужен обезболивающий укол. Армен прилег на кушетку, а девушка готовит шприц, ампулу с лекарством, ватку со спиртом. Вы можете себе представить состояние молоденькой провинциалочки, которая вдруг оказалась рядом с великим человеком. Да еще от нее зависит и самочувствие этого человека. Волнение — через край, ручонки трясутся, все валится из рук. И чтобы хоть как-то скрыть напряжение, девушка тараторит без умолку, рассказывая о фильмах с его участием, о его ролях. Настал кульминационный момент: она набрала наконец в шприц лекарство, подошла к Великому, осторожно сдвинула вниз пижамные штаны, чуть оголив царственную ягодицу и, подняв вверх шприц, брызнула лекарством — и вдруг:

— Армен Борисович, а можно спросить вас? — сосредоточенно глядя на кончик иглы, с неким кокетством начала она.

— Конечно, девочка! — томясь от ожидания, кивнул Армен.

— Армен Борисович, а какие у вас творческие… — тут она с силой вгоняет иглу в бедного артиста, — …планы?

— Ой! — роняет тот и облегченно добавляет: — Большие!

Я едва не рухнул со стула, столь смешна была эта сценка. Но еще смешнее было потом, когда медсестра, бросив почему-то «спасибо», вышла из номера.

— А что смешного? — удивился Армен, вставая с кушетки.

— Как что? — Я, точно придерживаясь увиденного и услышанного, в лицах пересказал сценку.

Армен хохотал так, что я даже испугался за него. Посмеявшись несколько минут, он вдруг сделал серьезную мину и сказал:

— Ну ты и артист! — Потом помолчал и добавил: — У меня даже радикулит прошел!..

По просьбе мамы, души не чаявшей в Армене, я пригласил его а гости к нам домой. Мама напекла всяких вкусностей, накрыла богатый, насколько было возможно в то время, стол. Смотрю на маму и не могу понять: что с ней происходит? Ходит, ходит кругами… Такое впечатление, что она чего-то стесняется.

— Мама, чего ты мнешься? Хочешь что-то спросить — спроси: здесь все свои!

— Армен Борисович, — нерешительно проговорила мама. — Может, снимете пиджак, я его вам поглажу!

Только тут я обратил внимание, что его пиджак действительно сильно помят.

— Ой, мамуля! — расхохотался Армен. — Этот пиджак для съемок, и я его специально разнашиваю: иногда даже сплю в нем!..

Милая моя мама с тех пор часто вспоминает эту историю и каждый раз смущенно краснеет, заканчивая следующими словами:

— Вот глупая… Как я могла подумать, что у ТАКОГО артиста может быть что-то не в порядке…

* * * Упаковка макета близилась к завершению, когда мне позвонил директор картины Борис Криштул и сказал, что съемки в Париже под угрозой срыва из-за того, что Георгий Жженов, играющий одну из главных ролей, находится во Владивостоке на гастролях с театром. И выяснилось это только что. Естественно, спрашиваю:

— А я при чем?

— Только ты можешь спасти съемки!

— Каким образом?

— Дело в том, что съемки в Париже, в аэропорту Шарль де Голль, начинаются послезавтра, а его спектакль тоже идет послезавтра! Перенести съемки в Париже нельзя: будет такая неустойка, что фильм придется остановить…

— Значит, нужно отменять спектакль! — резонно заметил я.

— В том-то и проблема: спектакль идет в честь празднования дня Военно-морского флота! Директор театра и слышать не хочет о замене. И его можно понять: первый секретарь Приморского крайкома к Брежневу заходит, открывая дверь ногой!

— А что я могу сделать? — Я уже догадывался, куда клонит Криштул: зная мои пробивные качества, меня часто кидали на задания, требовавшие общения с важными персонами.

Кстати, еще в подготовительный период Криштул как-то входит в режиссерскую мрачнее тучи.

— Что случилось? — спрашиваю.

— Сцена встречи нашего героя с космической капсулой под угрозой срыва!

— Почему?

— Шаталов отказывается визировать сценарий… даже вернул его…

— Кто отвозил сценарий?

— Мой зам…

— Понятно. — Я помрачнел: его зам был настолько косноязычен, что часто получал отказы даже там, где уже все было согласовано. — Давай машину, сам повезу…

Созваниваюсь, с трудом договариваюсь о встрече. Приезжаю.

— Владимир Александрович, очень прошу вас прочитайте его, — кладу сценарий перед ним.

— Чего его читать? Я уже просмотрел… — Он покачал головой. — Ну и накрутили вы там… Так же не может быть!

— Владимир Александрович, я оставлю его вам, а через недельку загляну с большой надеждой, что вы измените свое мнение и подпишите…

— Оставьте… — Он пожал плечами. — Но не надейтесь!

Я вышел в совершенной уверенности, что на этот раз у меня все сорвалось. Вернулся и доложил Криштулу, что мне нужно было в первый раз ехать, но я упросил его подумать недельку.

За следующую неделю произошли события, заставившие Шаталова, руководителя Центра управления полетами, изменить свою точку зрения. Сначала американский «боинг», одного класса с ТУ-154, на высоте десять тысяч метров теряет часть обшивки, и летчику, резко снизившемуся до минимальной высоты, удалось не только избежать катастрофы, но и не обморозить никого из пассажиров. В эти же дни у нашего космонавта произошла нештатная ситуация: во время работы космонавта в открытом космосе у станции оторвалась двадцатитонная антенна. И если бы не мгновенная реакция космонавта, успевшего толкнуть ее в открытый космос, она упала бы на Землю, и никто не мог знать, какой ущерб она бы причинила…