Ленин. Социально-теоретическая реконструкция

В уже упомянутом письме Ленина Молотову для членов Политбюро, [841] скрывавшемся в советскую эпоху, намечены контуры акции ГПУ, соответствующсй указанной выше политической стратегии. [842] Официально Ленин поручил руководство акцией председателю ВЦИК М. И. Калинину, который должен был стать единственным «источником информации» для прессы. В действительности же руководство было поручено Троцкому, причем Ленин отмстил, что это должно держаться в строгом секрете, так как еврейское происхождение Троцкого дало бы новый «материал» для антисемитской пропаганды белогвардейцев и церкви. [843] (Еврейское происхождение Троцкого вызвало проблемы уже при назначении его наркомом.) В письме Ленина расправа с церковью обосновывается несколькими причинами. Главной мотивацией, конечно, было преодоление ожидаемого сопротивления изъятию церковных ценностей. В этой связи нужно сказать, что Ленин (благодаря Троцкому) многократно переоценил объем и ценность подлежавшего конфискации имущества [844] и одновременно недооценил инстинкт самозащиты церкви, то есть тот факт, что церковные ценности уже ранее были укрыты в «надежном месте». Несмотря на то что Ленин считал православную церковь «последним оплотом белогвардейской черносотенной контрреволюции», «изъятие ценностей», конечно, одинаково распространялось на все вероисповедания.

Военный стиль ленинского письма, выражения вроде «решающее сражение», «разбить неприятеля» и т. д. показывают, что Ленин действительно готовился к решающей схватке. Далее, он принял во внимание, что, вопреки первоначальным планам, население очень медленно переходило к активной поддержке нового режима, и ему казалось, что определенную роль в этом играет и церковь. Главным образом от большевиков отдалились средние и зажиточные слои крестьянства, недовольные порядками времен гражданской войны и военного коммунизма. Церковь могла стать политическим союзником именно этих слоев. С этими фактами связана приводимая ниже самая жестокая, устрашающая мысль письма (хотя свою роль здесь играет и чувство мести, значение которого часто преувеличивается в модной ныне интерпретации): «Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше.

Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». [845]

В действительности речь шла о реализации побед, достигнутых на фронтах гражданской войны, в области политики, чего нельзя было добиться без применения террора. Несомненно, что Ленин все еще находился под влиянием психологии «кто кого», характерной для гражданской войны, без учета этого факта невозможно понять серию репрессий 1922 г. При чтении обзоров ГПУ создается впечатление, что этот психоз овладел и аппаратом новой власти. Уже весной Ленин получил из крупных городов много известий о различных формах сопротивления, оказываемого церковью. В различных местах страны проходили и демонстрации рабочих, в этих случаях было бы трудно доказать наличие организованных призывов со стороны церкви. [846] В упомянутом выше письме Ленин ссылался на сообщение Российского телеграфного агентства о «подготовляющемся черносотенцами в Питере сопротивлении» декрету об изъятии церковных ценностей (23 февраля 1922 г.). Он считал, что «черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение», но делает это в неблагоприятный для него момент, совершая «громадную стратегическую ошибку». [847] Нет никаких оснований утверждать, что события в Шуе [848] были исходным пунктом для осуществления какого-либо плана сопротивления. В свете документов ныне можно утверждать, что там произошло скорее местное выступление.

Под влиянием ожидаемых событий Ленин предложил усилить «секретнополицейский» характер сбора церковных ценностей. [849] Шуйский протест, сопровождавшийся беспорядками, пришелся кстати: «…Для нас именно в данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления». [850] Таким образом, Ленин был уверен в том, что большинство крестьянства в данный момент не поддержит духовенство, если оно будет сопротивляться декрету советской власти. Ссылаясь на «одного умного писателя», под которым он имел в виду Макиавелли, он писал, что народные массы не вынесут длительного применения жестокостей, поэтому жестокости нужно осуществлять «самым энергичным образом и в самый краткий срок». [851]

Ленин надеялся получить от изъятия прибыль в несколько сотен миллионов золотых рублей, [852] часть которой предполагалось обратить на ликвидацию голода, а другую часть — сосредоточить в государственном фонде, обеспечивающем государственную деятельность и хозяйственное строительство. Ленин — ошибочно — придавал важное политическое значение созданию такого фонда в период подготовки к Генуэзской конференции, обещавшей восстановление экономических связей с Западом, в то время как сотрудники дипломатической службы считали неактуальным с внешнеполитической точки зрения радикальное выступление против церкви. В отличие от них, Ленин смотрел на дело исходя из того, что великие державы понимают лишь язык силы, поэтому он оценивал акцию против церкви и в качестве своего рода демонстрации силы.

Видя в церкви лишь «придаток» белогвардейщины и черносотенства, Ленин, несомненно, недооценил ее социальные корни. Социально-политическая роль православной церкви не исчерпывалась этим, хотя характер ее участия в гражданской войне послужил главной причиной того, что ее влияние на общество и моральный авторитет резко ослабли и в итоге она была политически дискредитирована. С другой стороны, представление Ленина об «уничтожении» церкви также необходимо сопоставить с действительностью. Было бы ошибкой понимать под этим действительное, физическое уничтожение православной церкви или хотя бы такое намерение. [853] В конце концов выступление против церкви не привело к насильственным акциям протеста в широких слоях населения. Это выясняется из обзоров ГПУ, предназначенных для информирования высшего руководства. По логике аппарата власти, меры по устрашению считались «успешными». [854]

6.3.2. Высылка интеллигенции

Среди других «не знающих моральных границ» политических шагов Ленина, проявлений его антигуманной террористической политики упоминается тот факт, что в 1922 г., почти одновременно с антицерковной кампанией, он выступил с инициативой высылки из Советской России 228 известных представителей русской интеллигенции (от Н. А. Бердяева до П. А. Сорокина и членов редакции журнала «Экономист»). [855] Ссылка, являвшаяся традиционной частью русской политической культуры, входила и в ленинскую «традицию». Как и в случае с духовенством, Ленин не пользовался специальными теоретическими аргументами, теоретическим оправданием и при высылке оппозиционной интеллигенции, однако и в этом случае есть возможность проникнуть во внутренние «тайны» его политического мышления.