Ленин. Социально-теоретическая реконструкция

Быть может, наиболее авторитетный и известный руководитель партии, А. Р. Гоц, в длинной речи, произнесенной в качестве «последнего слова», заявил: «Мы признательны вам за то, что вы дали нам возможность этот ответ высказать полностью, и если эта наша исповедь, которую мы здесь высказали, волею судеб явится нашим завещанием, то мы считаем, все-таки, что мы свой долг выполняем до конца и выполним его до самого последнего конца, так, как подобает его выполнить революционерам. И что бы вы нам сейчас не судили, мы, если вы нас осудите, мы умрем как революционеры мужественно, глядя смерти в глаза. Если нам суждена жизнь, то мы будем жить как социалисты, работая во имя социализма, как мы работали до сих пор и как мы этот социализм понимаем». [871]

Хотя под давлением международной социал-демократии смертные приговоры были заменены лишением свободы, Ленин и другие руководители большевиков убедились в том, что политическая оппозиция не примирится с диктатурой большевистской партии. А между тем настоящей ставкой в этом процессе было как раз демонстративное завершение административной ликвидации «антисоветских политических партий». [872]

Ныне уже не вызывает сомнений, что такой пренебрегающий правовыми процедурами способ удаления политической и идеологической оппозиции был не просто «плохим примером» на будущее, но и прокладывал путь применению таких мер, следствием которых стала бесконтрольность всего процесса изоляции политических противников. Ленин и большевистское руководство воздвигли для своих политических противников и, как выяснилось позже, для свободы мысли в целом полицейские преграды, не поставив перед собой конкретно вопроса о возможности ликвидации этих преград. Главным остался вопрос, поднятый еще в октябре 1917 г.: «Удержат ли большевики государственную власть?»

До сих пор мы старались показать сложное отношение Ленина к политическому принуждению, к насилию и террору, следуя логике определенной цепи событий. Однако, по всей видимости, картина будет более полной, если мы рассмотрим эту проблему и ход мысли Ленина на примере процесса, затронувшего иные, более широкие массы. Если мы хотим разобраться в проблеме насилия и террора в русской революции и на заре советской истории, то едва ли не самой пригодной для этого будет тема судьбы российских евреев, которой уделяется не слишком много внимания в новейших обобщающих трудах по истории революции. [873] При рассмотрении «еврейского вопроса» ярче вырисовывается непосредственное столкновение Ленина с террором, насилием, антисемитизмом и расизмом и мотивы его подхода к этим явлениям.

6.4. Ленин и погромы

6.4.1. Так называемый еврейский вопрос: корень проблемы

Среди первых друзей и соратников Ленина, в том числе и в редакции «Искры», было много евреев или революционеров еврейского происхождения, наиболее известными из которых были Мартов и Троцкий, будущие политические ученики Каменев и Зиновьев, партийные борцы-нелегалы Таратута и Розалия Землячка, Свердлов и Урицкий, Литвинов, а также историк Ярославский. [874] В то же время немало евреев можно найти и среди его противников, вспомним, например, Фанни Каплан, совершившую на него покушение. Хотя в партии большевиков было меньше революционеров-евреев, чем среди меньшевиков, Ленин имел возможность достаточно хорошо изучить способности и привычки еврейских революционных интеллигентов, их образ жизни и мышление.

Хотя Ленин и не вел самостоятельных исследований по «еврейской тематике», из его многочисленных высказываний вырисовываются контуры связной, хотя и подверженной внутренним изменениям и уточнениям теоретической и политической позиции. Как выясняется из его ранних работ, он уже в молодости познакомился с посвященной евреям интеллигентской литературой и данными официальной статистики. Статистические ежегодники стали важными источниками его исследований уже с 1890-х гг. Прежде всего он, конечно, знал данные переписи населения 1897 г., которые указали на некоторые важные особенности развития российского еврейства, на своеобразие характерной для него структуры разделения труда. Также он получил широкую информацию по этому вопросу в результате систематического изучения ведущих журналов того времени, не говоря уже о его знакомстве с наиболее значительными марксистскими трудами по еврейскому вопросу, прежде всего с работами Каутского (хотя статья Маркса о еврейском вопросе и была частью российского социал-демократического дискурса, Ленин не откликнулся на нее, не проявил к ней интереса, зато ее высоко ценил Луначарский). [875] В то же время, даже несмотря на свои симпатии к евреям, он совершенно не интересовался еврейской философской и религиозно-мессианской традицией, не занимался и ее специфическими марксистскими тенденциями. [876]

Как известно, одной из составных частей «еврейского вопроса» как исторической, политической и теоретической проблемы была та особенность, что в России еврейство было единственным многочисленным народом, который как до, так и после революции мог считаться т. н. экстерриториальной национальностью. [877] На рубеже столетий половина 10–11 миллионного еврейства жила в царской империи, подавляющее большинство — в т. н. черте оседлости на западной окраине империи благодаря антисемитскому законодательству, многочисленным предписаниям государственного антисемитизма и сотням законодательных ограничений. [878] Как будет видно ниже, Ленина сильно занимал тот факт, что накануне мировой войны, в 1914 г., около трети (600 тыс. чел.) экономически активного еврейского населения принадлежало к пролетариату. [879]

С еврейской проблематикой Ленин столкнулся относительно рано, в начале своей политической карьеры, причем, конечно, в связи с состоянием рабочего движения. В сентябре 1903 г. в кругу редакторов «Искры» Плеханов вспылил из-за Бунда и «еврейского шовинизма», настаивая на удалении бундовцев из РСДРП. Ленин, в принципе тоже выступавший против «сепаратизма» Бунда, решительно отверг «нетерпимость» Плеханова и его грубый и с организационной точки зрения бесплодный подход к этому вопросу. [880] Впервые Ленин опубликовал статью о евреях в «Искре» в феврале 1903 г. В статье шла речь о борьбе с антисемитизмом и об условиях этой борьбы в связи со спором между екатеринославским комитетом партии и Бундом. Уже тогда он представлял себе эффективную борьбу с антисемитизмом только в сотрудничестве с русскими рабочими и отвергал сепаратистскую позицию Бунда, считавшего себя единственным представителем еврейских рабочих. [881] Хотя, как представляется ныне, Ленин несколько недооценил значение тех групп русского рабочего класса, которые были заражены антисемитскими предрассудками, вряд ли можно найти убедительные аргументы против целесообразности совместной, национально не разделенной борьбы «еврейских» и «христианских» рабочих с антисемитизмом.