Реплика в зал. Записки действующего лица
Реплика в зал. Записки действующего лица читать книгу онлайн
Даль Константинович Орлов - выпускник филологического факультета Московского университета (1957), заслуженный деятель искусств РФ (1984), член союзов писателей, кинематографистов, журналистов, театральных деятелей. Автор пьес, сценариев, статей и книг о кино и театре, вел популярную в свое время телепередачу "Кинопанорама". В спектакле по его пьесе "Ясная Поляна" впервые на русской сцене был выведен образ Льва Толстого - памятная работа Омской академической драмы и народного артиста СССР Александра Щеголева. В шестидесятые-восьмидесятые годы Даль Орлов заведовал отделом литературы и искусства в газете "Труд", был заместителем главного редактора журнала "Искусство кино", главным редактором Госкино СССР, главным редактором "Советского экрана" - в те времена самый массовый в мире журнал по искусству. Словом, автору есть, что вспомнить. Он и вспоминает - эмоционально, с выразительными деталями, с юмором. На страницах книги оживут картины недавней литературной, театральной и кинематографической жизни. Последней посвящены особо драматические страницы. Ведь они - о том периоде отечественного кино, когда оно было еще "государственным", а также о том, когда оно переставало таковым быть... Среди "действующих лиц" "Реплики в зал" - Сергей Герасимов, Никита Михалков, Луис Бунюэль, Габриэль Гарсиа Маркес, Ролан Быков, Элем Климов, Эльдар Рязанов, Вячеслав Тихонов, Роман Кармен, Иван Переверзев, Евгений Матвеев, Ирина Купченко, Андрей Тарковский, Станислав Ростоцкий, Владимир Высоцкий, Юлиан Семенов, многие другие деятели как нашей, так и зарубежной культуры.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В курсах валют я разбираюсь медленно. Вообще есть особая порода людей, которые не умеют считать деньги. Не только чужие, но и свои. Сколько раз пересчитывают, столько раз сумма не сходится. Я из таких.
Во мне, как в истинном представителе социализма, всегда жило простодушное, но твердое убеждение, что в капиталистической загранице не обманывают. Поэтому всю имеющуюся наличность я вручил смуглому рябому господину шулерского вида, а полученную взамен пачку местных банкнот сунул в карман не считая - все равно не знаю, сколько должно быть. Но только, довольный, вернулся к вещам, как рябой оказался рядом, что-то лопоча, он явно требовал пачку обратно. Дал, конечно: не хватало здесь конфликтовать!
Он выхватил несколько купюр, остальные вернул и уто?пал в свой скворечник.
- Что он тут бегает? - вскричал Геннадий, который увидел финал сцены, стремительно приблизившись в своем непродуваемом пальто, будучи при этом сопровождаем юной малайкой, которую он крепко держал за предплечье.
- Не знаю. Ошибся, наверное, передал лишку.
- Он нас ограбил!
- Спокойно... Он может быть из мафии! У нас осталось довольно много. - Я похлопал себя по карману. - Кого это ты привел?
- Сейчас она выпишет нам гостиницу и такси!
Твердо ставя свою простреленную на войне ногу, Геннадий, не выпуская спутницу, поспешил с нею дальше.
В душном мраке у выхода из аэропорта стояли такси.
Быстрый мужичок аккуратно уложил наши чемоданы в багажник, и мы поехали.
- Я так понял, - сообщал по дороге Геннадий, - что гостиницу и такси оплачивает авиакомпания... Приедем - позвоню ребятам, может, подойдут, поздновато, правда...
Про такси он понял с точностью до наоборот. В Москве мне перевели памятку, полученную Геннадием вместе с другими необходимыми бумагами. После любезных слов "Дорогой гость, добро пожаловать в Сингапур!" в ней четко излагалось, что полагается платить 80 центов за первую милю поездки и по 20 - за каждые следующие полмили. А за каждое место багажа - 10 центов. Но, как говорится, иди обо всем этом догадайся!
Не заплатив ничего, мы потащили чемоданы в отель мимо человека в форменном камзоле и в полусапожках на высоких каблуках. Он распахнул двери и явно остолбенел, обнаружив перед собой гостей, одетых так не по сезону.
Все наши бумаги мы выложили перед дежурной.
Но тут явился наш таксист, о котором мы уже и думать забыли. Он принялся что-то канючить на своем сингапурском, обращаясь преимущественно к Геннадию. Начальника видно сразу.
- Чего он хочет? - пугаясь, поинтересовался я, снова после обмена денег жалея о решении на сутки задержаться в этом бананово-лимонном. Сингапуром больше, Сингапуром меньше - что бы это в жизни меняло? А так - не имела баба хлопот!
- Может, ему за пользование багажником надо было заплатить?
- А кто его знает! - Геннадий тоже нервничал, но держал себя в руках.
Таксист не унимался. Мы отворачивались, всем своим видом показывали, что у нас тут важные дела, что отвлекать не хорошо, но он не уходил.
Дальше произошло чудо.
Геннадий Шолохов, ветеран, как нынче говорят, ВОВ, замечательный организатор советского кинопроизводства, повернулся к ненавистному частнику и рявкнул так, что было слышно на экваторе, благо он лежал недалеко:
- Иди на ...!
Но это еще не было чудом. В конце концов, какой русский не любит ясной словесной игры. Настоящим чудом стало то, что таксист понял и ушел.
Мы поднялись на лифте и разошлись по своим номерам. Но только я забросил шапку в шкаф, как ворвался Геннадий:
- Я не буду спать в том номере! Не буду! Там следят!
- Кто?!
-Только вошел - в другую дверь человек выскочил!..
Час от часу не легче.
- Точно? Может, показалось?
- Выскочил! В другую дверь! Я - за ним, а он захлопнул!
- Пойдем посмотрим.
Действительно, в номере, который достался Геннадию, кроме входной, была еще одна дверь, ведущая неизвестно куда. Она была заперта. Обстановка накалялась.
- Что ж, будем ночевать у меня. Кровать вон: как степь, хоть вчетвером.
Взяли вещи, вернулись в мой номер.
-Надо ребятам звонить, - к Геннадию возвращалось его прежнее деятельное состояние. - Может, подъедут. Тут вообще неизвестно чего - Сингапур, твою... Вхожу, а он выскакивает, черный, в лаковых ботинках...
Попытались прозвониться из номера. Не получилось.
- Пойду вниз, пусть объяснят, как у них тут, позвоню оттуда.
- Лучше вместе. Не стоит одному.
- Да ты что?! А сюда припрутся? Вещи перероют...
Он мужественно ушел, я мужественно остался его ждать.
Минут через сорок гробовую тишину номера, затянутого коврами и портьерами, разорвал телефонный звонок. В тот момент я уже лихорадочно продумывал аварийный вариант действий в случае пропажи без вести в юго-восточной Азии начальника производственного главка Госкино СССР.
Геннадий говорил отрывисто и глухо, очевидно прикрывая рукой трубку:
- Ребята пока не отвечают... Тот, на каблуках, пристал с обезьяной...
- - С какой еще обезьяной?
- На цепи... Буду дозваниваться.
Вернулся Геннадий еще минут через тридцать, сказал, что дозвонился, что сегодня ребята не приедут, а завтра в девять будут и повозят по городу.
- А что за обезьяна?
-Да на каблуках, портье, гад, пристал: у него там, рядом садик и сидит обезьяна на цепочке. Он, значит, показывает лопухам вроде меня и за это деньги берет. Я же не знал, что за деньги. Пошел смотреть.
- И заплатил?
- Еще чего! Деньги-то у тебя.
- А он?
- А он, говорит, можно девочек организовать.
- Как ты понял?..
- Ну, шесть-то слов я знаю!..
Перед сном мы проверили запоры, теснее сдвинули портьеры, тяжелым креслом перегородили проем входной двери. Но пасаран!
В голове было мутно. Сколько временеи по-московски, сколько по-веллингтонски, не сообразил бы и академик Ландау. Ясно было одно - ночь.
Полез за эуноктином, предложил Геннадию.
- Снотворное не принимаю, никогда, - сказал он.
- А я в таких случаях делаю исключение, чтобы уснуть наверняка. - Заглотнул для верности две облатки, и мы улеглись на обширной кровати, вдалеке друг от друга и параллельно. Отключился сразу.
Проснулся в полном мраке.
Было так темно и так тихо, что если бы не реальная мысль о возникшем малом ночном желании, то не понял бы, что проснулся. Стал вспоминать, в какой стороне туалет. Свет не зажег, опасаясь разбудить товарища, который ровно дышал где-то в отдалении.
Вспомнил. Мысленно проложил предстоящий маршрут и осторожно встал. От снотворного шатало, как под ветром, но, вытянув вперед руки, я вполне благополучно достиг цели.
А вот как возвращаться - забыл. Стоял во мраке, пошатываясь, и не знал куда сдвинуться. И где выключатель - неизвестно.
Постепенно созрел план: сильно присев и выдвинув вперед ладони, я попытался нащупать край нашей необъятной кровати. И - о, радость! - нашел.
Дальше - только логика. Поскольку Геннадий лежит на той половине кровати, что ближе к туалету, то, нащупывая нижнюю кромку ложа, чтобы не дай бог, не задеть спящего, надо найти угол кровати, повернуть на 90 градусов, не спеша миновать торец, повернуть еще на 90 градусов и можно будет ложиться - там мое место.
Пошел. Со стороны моя поза выглядела, конечно, странной, но со стороны смотреть было некому. Главным было не потерять равновесие и не оторваться от путеводной нижней кромки.
Сделав нужное количество поворотов, я вздохнул с облегчением, наконец можно было присесть и - сел на Геннадия. Значит, где-то все-таки ошибся...
Я с ужасом ощутил под собой живого человека. Человек этот взвыл, как поднятый из берлоги медведь. Его всегда прямая после ранения нога оказалось налитой неимоверной силой. Она буквально подбросила меня и снова вернула на паркет.
Зато теперь я понял, где нахожусь, и мгновенно этим воспользовался. Но стоило мне лечь, как я представил, какие мысли могли возникнуть у Геннадия в момент такого экстравагантного его пробуждения, и принялся хохотать: вдруг он решил, что я не только потерял ориентацию в пространстве, а вообще сменил? Смеялся долго и с каким-то даже облегчением: от мысли, что Сингапур, будь он неладен, - это уже целая половина пути до дома, что отсюда до Москвы всего-то ничего.