Реплика в зал. Записки действующего лица

Тем более, что путь в Новую Зеландию проложен был задолго до нас, еще когда Пушкин заканчивал свою известную поэму "Руслан и Людмила". Именно в те годы русский путешественник адмирал Фаддей Беллинсгаузен привел свои шлюпы "Восток" и "Мирный" к далеким островам, открытым Куком. Привел, передохнул и вскоре сам открыл Антарктиду.

Мы не пошли и не поплыли к той же цели, а полетели: через Дели и Сингапур. Дальше "Аэрофлот" не вез, и надо было пересаживаться на английский "Боинг", что почему-то не огорчало.

Пересадку нам помог осуществить знакомый Геннадия, работавший в Сингапуре в каком-то нашем учреждении, кажется, в Русском банке. Он и посоветовал нам запастись соответствующими визами, чтобы на обратной дороге сутки провести в Сингапуре. В кои веки еще соберешься!

Далее последовали посадки в Перте, Сиднее, Окленде и, наконец, в Веллингтоне. Я прикинул: получилось, что, несясь со скоростью около тысячи километров в час, мы только в воздухе пробыли больше суток. Не слабо!

Главное, я не страдал от безъязычья, шести слов Геннадия каждый раз оказывалось вполне достаточно. Так, например, на таможне в Окленде смуглый квадратный мужик в несколько цирковой форме, лицом напоминающий наших якутов, но с более грубыми чертами, местный, видимо, маори, скомандовал, глянув на услужливо придвинутый мною чемодан, "Опен!", я повернулся своим лицом сценариста к лицу друга-полиглота: чего это мужик от меня хочет?

- Открывай-открывай! - перевел Шолохов, не без некоторого злорадства, как мне показалось.

Вы тоже, наверное, заметили, что человек, владеющий другим языком, редко скрывает свое презрение к невладеющему...

Чемодан я открыл, одновременно недоумевая: по статусу обладателя зеленого, то есть дипломатического, паспорта я вроде бы не должен был подвергаться досмотру. Но отстоять свою дипломатическую девственность я мог бы только по-русски. По-английски - никак! Тем более в столь боевитой стране, которая по населению хоть и меньше в пять раз Москвы с областью, но в 39 году объявила войну фашистской Германии, а два года спустя еще и милитаристской Японии. И обе, как известно, выиграла.

Поэтому я смолчал и чемодан открыл.

Там поверх сорочек и краткого содержания будущего фильма лежали несколько буханок черного хлеба - дарить посольским, колбасные круги, прозрачный пакет с вареными яйцами и сосредоточенные в другом пакете баночки с черной икрой - русский менталитет.

Коротким жестом защитник новозеландских рубежей выхватил сначала мой хлеб и швырнул его в ящик у своих ног. Потом то же самое он проделал с колбасой и яйцами. А вот икру не бросил, а шмякнул рядом с чемоданом на стойку.

Я был тогда моложе и импровизировал быстрее. Как бы повторяя пластику якута, похожего на маори, я, как глухой в истерике, сцапал бесценную для меня пайку икры и шваркнул ее обратно - в чемодан. Результат превзошел ожидания.

- О, кей! - согласился насильник и жестом разрешил проследовать на территорию страны. С икрой.

Оттуда, с безопасных новозеландских просторов, теперь уже я сполна насладился зрелищем того, как делал "опен" своему чемодану другой член советской делегации, тот, чья фамилия совпадала с фамилией классика из станицы, ставшего Нобелевским лауреатом по литературе. Ах, как славно пролетали в ящик самые ценные части его багажа!

Шутки шутками, но жратву, как выяснилось, новозеландцы на своей территории разрешают употреблять только новозеландскую. Эпидемии и отравления им не нужны. Потом нам рассказывали в подтверждение того же, что недавно, мол, выбросили хлеб даже из чемодана жены нашего посла. Во!

Или, скажем, такой факт. Когда наш самолет замер на посадочной полосе в Окленде, вы, думаете, пассажиры встали и направились к выходу? Ничуть, было велено сидеть. Далее в салоне нарисовались элегантные мужчины в малиновых пиджаках и с лунатической отрешенностью во взорах обрызгали всех неким розоватым дезодорантом - без запаха, но мокрого. Только после этого позволили выйти.

Какую заразу они из нас тогда вытравили, не знаю, но тень обиды за проявленное недоверие в душе осталось. Прошла она, помню, только тогда, когда по телевизору показали, как какой-то новозеландский вольнодумец попытался так же вот обрызгать приехавшего к ним с визитом английского принца Чарльза, который уже тогда был не в ладах с Дианой. А он для них почти начальник! Да еще в момент официального осмотра яхт! Обида за Чарльза погасила обиду за себя.

Держать дистанцию между собой и остальным миром новозеландцы умеют. У них, говорят, даже английский язык чище и правильнее, чем у обитателей Альбиона. Они тогда принципиально ограничивали иммиграцию, размножаясь, и успешно, за счет внутренних ресурсов. Не развивают у себя никакой химии, металлургии, что надо - привозят. Зато по количеству экологически чистых баранов на душу населения - первые в мире. И каких баранов! Впрочем, о баранах речь будет впереди...

Над сценарием мы начали работать сразу, как только поселились в 9-этажном мотеле, в номере, состоящем из спальни на двоих, гостиной, кухни с посудой и прихожей с просторными полатями для чемоданов.

Геннадий наотрез отказался занимать место на спаренной кровати, заявив, что спать будет именно на вышеупомянутых полатях. Почему, я так и не понял: то ли не хотел мешать соседу храпом, то ли не был уверен в его сексуальной ориентации. Однажды, тем не менее, география размещения наших тел в пространстве изменилась, но об этом тоже позже...

Наша творческая команда теперь выглядела так: мы с Геннадием - это понятно. Затем - новозеландский продюсер, глава кинокомпании "Пасифик-фильм" Джон О? Шея, человек лет пятидесяти, худой и тихий, со странно синим носом, который он гримировал тоном и запудривал. Затем - молодой человек по имени Майкл Николаиди, в майке с иностранными текстами, мой соавтор по будущему сценарию. Другой молодой человек - Крэйг Уолтерс, младший сотрудник нашего продюсера. Он тогда на работе напился первым и пел народные новозеландские, наверное, песни. Еще он уверял, что любит заснеженную Россию. А наше общее взаимопонимание обеспечивал громогласный, растрепанный, большетелый, мгновенно переводящий "туда" и "обратно" корреспондент АПН в Новой Зеландии Олег Бенюх. Сегодня вряд ли надо объяснять, что такое корреспондент Агентства печати "Новости" в стране. В этом деле кадры решают все!

Двенадцать страниц моего либретто он прочитал сразу вслух и сразу по-английски, переводя с листа и, видимо, переводя блестяще, ибо наши партнеры, в тот момент еще трезвые, пришли в восторг, тут же сообщив, что будут придерживаться только советской версии будущего фильма.

Коротко скажу, что вообще от начала и дальше результативность проработки сценария удовлетворяла все стороны. Трудность обнаружилась в другом.

На следующее утро оказалось, что мы с Геннадием хотим есть. А есть нечего: все отобрал тот таможенник, похожий на якута, а переводя на язык суверенитетов, на соха. Метать же в себя икру мы не могли, - она предназначалась на сувениры.

Объясняю дальше: Джон О? Шея, к которому мы прибыли сотрудничать, по заведенному для подобных случаев порядку должен был выдать нам суточные. А когда бы он приехал в Москву, то его бы содержала наша сторона. Мы бы здесь не голодали, а он бы там. Такой был проверенный порядок. Беда же заключалась в том, что О╢Шея даже не подозревал о его существовании. Он просто каждый день появлялся перед нами с коробочкой пастилы: интеллигентный человек не может прийти в дом с пустыми руками! О том, что надо работникам платить, ему не приходило в голову. Но скоро мы стали подозревать, что платить ему как бы и нечем...

Несколько дней мы терпели, в конце концов, съели сувенирную икру. А вот сказать хозяину, что есть хочется, что надо хоть по мелочи отстегнуть от будущей сметы фильма, согласно порядку, язык не поворачивался. Воспитание не позволяло. Знали, что ляпнешь вот так и не заметишь, как уронишь советскую честь в глазах мировой общественности.