Реплика в зал. Записки действующего лица

И тут открылась дверь, и появился сам классик - с Золотой Звездой Героя на лацкане - Сергей Владимирович Михалков. Папа пришел поддержать сына в трудную минуту.

- Отец, уйди! - замахал руками Никита. - Все нормально! Сами договоримся! Подожди там!..

Михалков-старший скрылся.

Так вот запросто удалить из своего кабинета самого Сергей Михалкова, мне бы никогда не пришло в голову. А тут случилось, причем на совершенно мне не подвластном семейном уровне: подожди там! Во всем этом было нечто очень трогательное: посодействовать своему младшенькому, хотя младшенький уже и без содействия мог постоять за себя, прежде всего собственным талантом. Он уже был крупной личностью - отличной от отца, но тоже несравненной.

Мы быстро завершили собеседование, и Никита ушел. А я выглянул из кабинета: вдруг Сергей Владимирович все еще в приемной? Его уже не было. Значит, действительно приходил ради сына...

В том кабинете довелось пообщаться со многими славными. Они приходили, конечно, не ко мне лично, а к должностному лицу. Шли не потому, что мечтали увидеться со мной, грешным, а понуждаемые только собственными творческими проблемами, которые надеялись здесь решить. Ни дать ни взять, комната в "Сталкере". Хотя со стороны это выглядело, конечно, странно: за ними - авторитет сделанного в искусстве, за мною - не очень понятно что... Государство? Партия? Власть, основанная на призрачном знании того, "что требуется"?

Могу, пожалуй, только тешить себя тем предположением, что они удивлялись, обнаружив в кабинете существо, способное выражаться вполне грамотно и не являть в разговоре профессиональных глупостей. Я же должен повториться: с мэтрами общаться всегда оказывалось проще и легче, чем с графоманами. Были, конечно, исключения, но в целом это было так.

Дважды приходил Анатолий Эфрос, подарил свою книжку с доброй надписью. Жест ритуальный, а все равно было приятно. Он готовился снимать "В четверг и больше никогда" по сценарию Андрея Битова. Во второй раз они пришли вдвоем, чтобы выслушать соображения по сценарию. Помню, высказался в том духе, что наряду с персонажами, выписанными зримо и убедительно, два - второстепенных - получились, мол, не очень. "Если среди всех персонажей каких-то два не получились - ничего нет страшного. Всего-то два...Могут быть...", - заметил Битов.

Со столь здравым соображением глупо было бы спорить. Посмеялись и оставили "неудавшихся" в покое.

Никогда, скорее всего, не увидел бы, как говорится, живьем Сергея Урусевского, оператора-гения, а тут он появился, когда решил в качестве режиссера снимать фильм о Есенине "Пой песню, поэт". Пришел пояснить замысел своей непростой постановки, прокомментировать особенности их с Геннадием Шпаликовым сценария.

Приходил Константин Симонов, убеждал, что его новый сценарий об экипаже боевого танка должен сниматься не в цветном, а в черно-белом варианте. Именно таким, говорил он, видит будущий фильм "Экипаж" и Алексей Герман, для которого сценарий создается.. Он тоже считает, что не надо показывать войну в цвете, она ему видится в черно-белом изображении.

Не могу сказать, что при разговаре с Симоновым меня посещали мысли, не имеющие отношения к теме встречи, а тем более, чтобы являлись воспоминания. Чего не было, того не было. А могли бы и нахлынуть.

...На первом курсе, будучи избранным культоргом, придумал позвать к нам на филологический для коллективного разговора писателя Константина Симонова. Направил ему официальное письмо от деканата и стал вылавливать, чтобы узнать ответ. В дневнике тех лет обнаружил запись, воскресившую некоторые детали, запечатленные со всей непосредственностью школярской корявости: "25 февраля 1953 года. ...Ушел с тренировки немного раньше, переоделся в костюм с галстуком и побежал в Дом журналистов (у Арбата). Встал у входа ждать появления Симонова, чтобы сразу переговорить о встрече с нашими студентами... В коридоре на первом этаже столкнулся с Сашей Аскольдовым (он с 3-го курса, как и я, член спортсовета). Пошли вместе.

(Комментарий из сегодня. Александр Аскольдов после университета закончил высшие режиссерские курсы на "Мосфильме" и поставил знаменитый фильм "Комиссар". Лента была положена на полку, а Аскольдову запретили снимать. Творческая судьба была сломана. Более трагической биографии в советском кино, пожалуй, не было. На факультетских соревнованиях высокий и поджарый Саша неплохо бегал на 400 метров).

Увидели приоткрытую дверь с надписью "Правление". Вошли туда. Комната полна народа, сидят на диванах вдоль стен. В середине выделяется рослый Симонов. Саша, как видно, не знал его в лицо, прошел мимо, сказал мне, обернувшись: "Его здесь нет". "Подожди!" глухо прошипел я и встал у Симонова за спиной.

- Ну, спрашивай! - раза два подтолкнул меня Саша.

- Константин Михайлович! Можно вас отвлечь на минутку!

- Да, пожалуйста! - он обернулся к нам.

Тут Саша с опозданием произнес "здравствуйте".

- Вы читали письмо с филологического факультета, которое мы вам передали?

- Да, читал.

- Ну, что вы можете ответить?

- Я согласен.

- В какой день и час?

Он мгновение подумал:

- Давайте в следующий вторник. Какое это будет число?

Пока мы с Сашей высчитывали, сколько дней остается в феврале, а сколько придется на март, он сообразил первым:

- Третье! Давайте 3 марта. Во сколько вам удобно?

- В восемь вечера.

- Давайте в восемь. Где это будет?

- В Коммунистической аудитории.

- Ну и хорошо. - И уточнили снова: - Значит, 3-го в восемь.

- Да, - ответил он, - а вы звоните, звоните домой. - И быстро назвал номер телефона. Саша карандашом на пригласительном билете записал".

Вот такую обнаружил запись. Симонову в тот момент было 38. Мне, восемнадцатилетнему, он казался почти стариком.

Потом были проверочные звонки, писатель подтверждал, что у него ничего не меняется. Но в назначенный день и срок не пришел. Да и всем уже было не до того. Газеты публиковали сообщения о болезни Сталина, у которого с 1 на 2 марта "произошло кровоизлияние в мозг".

О тех днях Костантин Симонов подробно рассказал в книге "Глазами человека моего поколения". О несостоявшейся встрече со студентами-филологами в ней, конечно, ничего нет.

Но встреча все-таки состоялась! Я снова возник перед Симоновым, проникнув после утренней планерки в его кабинет в "Литгазете". На этот раз меня сопровождали самые эффектные красотки нашего курса - для вящей завлекательности. Осенью 1954 года в переполненной Коммунистической аудитории встреча, наконец, произошла.

Симонов вряд ли запомнил некоего юношу, настырно звавшего его в университет, да и ту встречу в Коммунистической мог забыть, - сколько подобных у него было! И вот разговариваем в Госкино. Мне теперь - почти столько же, сколько ему было тогда. Он, понятно, по-прежнему на двадцать лет старше. Объясняю, что весь сыр-бор из-за цвета устроили прокатчики, которые утверждают, что цветные фильмы посещаются зрителями лучше, чем черно-белые. Почему руководство и настаивает на цвете.

Тем разговором дело не ограничилось. Через некоторое время он прислал мне длинное письмо, в котором снова обосновывал свою позицию.

Симонов не успел написать сценарий "Экипаж", а вот его письмо через несколько лет довелось перечитать.

Случилось это в середине восьмидесятых, когда завершилось издание 10-томного собрания его сочинений. Составители решили выпустить дополнительный - одиннадцатый том, целиком собранный из писем. И вот получаю послание от секретаря комиссии по литнаследию К.М. Симонова М.Келлермана. К посланию приложена копия того симоновского письма. Меня спрашивают: как посмотрю на то, что письмо ко мне будет включено в новый том? Согласен или не согласен?

Интеллигентные, согласитесь, все-таки были нравы!..