Реплика в зал. Записки действующего лица

У балюстрады обзорной площадки притихли еще несколько человек, тоже, видимо, осознавших, что есть на свете вещи посильнее, чем "Фауст" Гете.

Слева тихо лежал именно он, Тихий океан, внизу под нами показывал себя пролив Кука, а справа отдыхало Тасманово море. От самих названий хотелось снова обратиться в давний возраст, чтобы жадными руками открыть книжки про парусники, бриги и шлюпы, про Магелланов, Куков, Лазаревых и Беллинсгаузенов.

Показались бегуны, сопровождаемые "Божьей коровкой", майки стали темными от пота. Парни описали дугу по площадке и покатили под уклон, обратно, даже не покосившись на морское диво.

Привыкнуть можно и к любимой женщине, что ж говорить про Тихий океан! Ребята привыкли.

Следующий визит-знакомство был задуман хозяевами хитро. Нас повезли на ферму, что в сельскохозяйственной стране было логично. А хитро выбрали персону фермера...

Километрах в сорока от Веллингтона мы съехали с неширокого и чистого, будто подметенного, шоссе, которое бежало между зелеными холмами, усыпанными клубочками пасущихся в траве бесчисленных баранчиков. Остановились перед домом приготовленного для знакомства фермера. Рядом стоял другой дом, а между ними поблескивал плавательный бассейн. Оба вместительных эти строения были по-новозеландски легки, пестры и игривы..

За домами проскакал всадник. Потом всадник, уже без коня и в плавках, оказался на бортике бассейна, нырнул, вынырнул и заспешил куда-то в сторону, будто бы не ведая, что гости прибыли.

Поскольку, кроме вышедшей к нам женщины со следами былой красоты на лице, никого вокруг не было видно, то оставалось предположить, что мелькает там и тут сам хозяин.

- Выпендривается, - предположил Геннадий, - хочет нам показать, что бассейн имеет. Западный образ жизни... Они нам тут агитпункт устраивают.

Конечно, он был прав. Экспонатами того же агитпункта выглядели и пять моторов, сгруппированных у дома на самом виду: два легковых автомобиля, крытый пикап, открытый грузовичок и алого колера ладный тракторишко. Поневоле возникала мысль: вот так живет рядовой новозеландский фермер.

Но наш оказался все-таки не простым.

Он появился свеженький, с приглаженными мокрыми волосами, в бабочке. Его обнаженные тяжелые руки явно были налиты нешуточной силой, причем не той, что дает спорт, штанга, скажем, а силой физического работника, привычного к нагрузкам большим и долгим. По годам ему полагалось быть седым, но он седым не был. Появилась и дочка, отроковица со здоровым цветом лица, с восторгом в глазах от нагрянувшей экзотики и двумя частоколами зубов, нагло торчащих наружу.

Слово за слово, обед и всякие любезности, выясняется: наш хозяин на самом-то деле - режиссер, известный на островах и даже в Австралии. В год ставит по два-три спектакля на телевидении. Иногда в театре. А жена его - актриса, давненько уже разменявшая возраст Нины Заречной. Разговор закрутился вокруг Чехова, системы Станиславского, системы актерской оплаты, системы кинопроката. Не касались только политических систем. Правда, своего премьер-министра со странной для русского уха фамилией Молдун режиссер один раз упомянул. Оказывается, вчера глава кабинета министров заявил, выступая в парламенте, что, как стало ему известно, ракеты Советского Союза с недавних пор нацелены на Новую Зеландию! Услышав такое, парламентарии очень удивились. "Молдун у нас уже совсем того..." - режиссер покрутил пальцем у виска.

Затем нам показывали ферму. Второй дом, оказывается, - для детей: как бы квартира в том же подъезде. Для нашей знакомой зубастенькой и ее старшего брата, вечно болтающегося в городе, на регби.

В конюшне стояли лошади. Было предложено на них сесть и продолжить осмотр верхами. Поскольку Геннадий свое отвоевал, он отказался. Из солидарности хозяева тоже не попрыгали в седла. Я же соблазнился. Уточнив, какая из кобыл самая смирная, сел на нее.

В теплой дружеской обстановке компания двинулась пешком, я ступал рядом, в седле, как бы буденновец.

Произведя своей мускулистой рукой плавный охватный жест и обращая, таким образом, наши взоры на приволье зеленых холмов, хозяин произнес:

- Это все земля моя.

Так скромно и естественно произнес, что мне на коне вдруг живо вспомнилась сцена из давнего мхатовского спектакля "Мертвые души" по Гоголю. Там Ноздрев-Ливанов своим неповторимым ликующим баритоном сообщал Чичикову-Топоркову: "Все, что ни видишь по эту сторону, все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и все, что за лесом, все мое".

- А все, что за холмами? - как бы на проверку подступился я.

- И там мое. Отсюда не видно, надо подняться, хотите?

- Зачем, - сказали мы, - и так уже хорошо. А вот те барашки, что по склонам рассыпаны, чьи?

- Чьи же здесь могут быть?! Мои, конечно.

- А сколько их у вас?

- Вообще мы много не держим, - признался режиссер-постановщик, - капитал не наращиваем. Только чтобы на жизнь хватало.

- Ну, понятно. Но все-таки...

- Да... - он помялся, видимо, огорчаясь, что вынужден огласить цифру скромнее, чем полагалось бы ему по рангу. - Шестьдесят две тысячи.

Я умышленно написал эту сумму прописью, как в платежной ведомости, дабы читатель не предположил, что тут вкралась опечатка.

- Шестьдесят две тысячи?! Но их же выгуливать надо, пасти, стричь!..

- Зачем выгуливать? Они сами гуляют, самостоятельно. Два раза в году сгоняем их и стрижем. Беру тогда помощника. Вдвоем управляемся. - Он ловко изобразил руками, как запускают машинку под баранью шерсть.

На холмах Новой Зеландии прекрасной меня вдруг озарило шальное допущение: вот если бы у другого рыцаря Чехова, тоже режиссера, у Олега Ефремова в годы его расцвета было 62 тыс. баранов?! Или у Галины Волчек?!

Я медленно сполз с лошади.

На обратной дороге с фермы в город наша делегация пребывала в задумчивости. Полученные впечатления подавляли. Не знаю, о чем размышлял Геннадий, может быть, о провокативном бассейне, а у меня в глазах роились стриженые бараны и наплывом возникало лицо зубастой девушки, впервые увидевшей живых русских. И тут я обратил, наконец, внимание на едущую перед нами странную кавалькаду: легковое авто изысканного дизайна влекло за собою прицеп на четырех колесиках, а на нем под выгнутой крышей стояла лошадь: мордой вперед, хвостом к нам.

- Легковой машиной лошадь перевозят? - удивился я, в те времена еще не приобретший и свои первые "Жигули".

- Человек отдыхает, - пояснил Крэйг, сидящий за нашим рулем. - Едет-едет, выберет место, где понравится, остановится, сядет верхом и поскачет. Потом лошадь заведет в прицеп и - домой.

Мы окончательно поняли, что со страной, где бегуны стаптывают в неделею три пары кроссовок, где театральные режиссеры сами стригут баранов, а лошадей возят с собой, как зубные щетки, дело иметь можно.

При большом стечении журналистов был подписан договор о намерении создать совместный новозеландско-советский фильм. По этому случаю состоялась пресс-конференция, мы дали интервью для разных программ телевидения.

Оставалось добраться до дома.

Добираться было далеко и, как оказалось, небезопасно.

Чудеса в Сингапуре

В Сингапур прилетели к ночи. К ночи, естественно, тропической.

Поскольку две недели назад, когда мы пускались в путь, в Москве был еще март ("март?к - надевай двое порток" - рус. пословица), то на мне была меховая ушанка, а на Геннадии хоть и кепка, зато еще и толстое пальто, которое он не снимал, чтобы не забыть. Однако в помещении аэропорта действовали кондиционеры.

Геннадий, оставаясь в пальто, ринулся выяснять, где мы будем жить и как туда попасть. Надо было торопиться - рабочий день заканчивался.

Я остался у вещей. Крутя на пальце шапку, неподалеку обнаружил скворешню с курсами валют на фасаде - обменный пункт. А нас предупреждали, что завтра здесь какой-то праздник и банки будут закрыты. Сразу пришло решение воспользоваться паузой и обменять наши немногочисленные новозеландские доллары на местные, сингапурские. Благо, деньги Геннадия тоже были при мне.