Наше послевоенное (СИ)
Наше послевоенное (СИ) читать книгу онлайн
Эта книга - рассказ о моем послевоенном детстве, похожем на детство миллионов детей, родившихся в конце сороковых, в начале пятидесятых годов. Для современного молодого поколения середина прошлого века доисторический период: у нас не было компьютеров и DVD плееров, мы не смотрели мультиков по телевизору, да и телевизоров не было. Не было не только памперсов, но и колготок, а собственная ванна и телефон (простой, не сотовый) имелись только в привилегированных семьях. Но технический прогресс не изменил души ребенка, и то, что казалось обидно тогда, обидно и сейчас, и если мы радовались стакану газировки, то сейчас дети радуются бутылочке кока-колы, и думается мне, что название напитка, вкупе со всем остальным, не важно. В моем детстве необычна только география места жительства нашей семьи: от Владивостока до Батуми.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
...я позвала к себе и Тому. Мы поиграли немножко и потом она пошла домой.
Я читала книгу и легла спать.
В новом классе я присматриваюсь к девочкам, выискиваю подруг. Внимание мое, кроме Томки, привлекают две девочки. Одна из них дочка маминой коллеги, Крохина Люда. Она крепкая и сильная и очень самостоятельная девочка. Ее внешняя грубоватость и прямолинейность меня отталкивают. К нашей дружбе мы идем медленно и осторожно, как в темноте на ощупь.
Я поглядываю и на Надю Шумских, девочку с огромными и серо-зелеными глазами и некрасивым унылым носом, из-за которого она очень переживает. Она необыкновенно начитана, пишет прекрасные сочинения, и как окажется позже, пишет стихи, и хорошие стихи. Она отличница, хотя математику и не любит. Подруг у нее в классе нет, я ей нравлюсь, но она, в принципе, очень замкнута и может быть, вообще не способна сходиться с людьми так коротко и близко, как я. Я большая пересмешница, задира и командирша, возможно, это ее отпугивает.
Люда дружит с мальчиком, Вовкой Жовнюк. Девчонки про них сплетничают, что первое время меня сильно настораживает.
Весь четвертый класс, несмотря на кучу новых знакомств, на первом месте у меня остается Оля Решетникова, с которой мы проводим вместе много времени, обсуждаем массу проблем и которая сочинила про меня ехидные стихи. В них были такие слова "...тихо бровью повела и сказала - я права"...
Я сильно злюсь, когда она в очередном споре вместо разумных доводов приводит это двустишие (придумано было больше, но сохранилось на слуху лишь эти строчки), но не могу не чувствовать определенную долю правды, которая отражена в стишках, я очень, ну очень редко признаю свою неправоту.
Мне трудно утвердиться в глазах Ольги, ведь я на год моложе, отстою на целый класс и она никогда со мной вместе не училась. Уважение тех, с кем я учусь, мне легко завоевать своей способностью решать трудные задачки по арифметике.
Мы сидим у Ольги, дома никого нет. Оля нашла в мамы в сумке презерватив и мы разглядываем его упаковку, достаточно плохо представляя себе его назначение и способ использования.
- Я слышала, это связано с детьми, - говорит Оля. - Сколько этих штучек, столько и детей.
И она торопится положить его обратно, чтобы ее мама не заметила, что мы его брали
Я у Ольги на кухне и жду ее, чтобы вместе пойти гулять. Она моет посуду. Моет она не так, как я, я не столько мою, сколько совершаю обряд омовения, нисколько не интересуясь достигнутым результатом.
Оля просматривает каждую вилочку и если видит между зубьями присохшую еду, то тщательно ее выцарапывает оттуда. Я чувствую, что сейчас умру от тоски ожидания. Но Ольгу не своротишь. Мы идем только тогда, когда она аккуратно вытерла полотенцем всю посуду.
В новом классе очень недолго училась с нами девочка из Азербайджана. Она похожа на меня, худенькая, черненькая, только в очках. Довольно противная девочка, во всяком случае очень надоедливая и приставучая. Ее часто обижали в классе, впрочем нравы в нашем классе оставляли желать лучшего (среди девочек тоже). Однажды, когда мы возвращались из школы, она чем-то сильно меня донимала, дразнила и сильно обидела, а потом, ехидно посмеиваясь, пошла вперед, а мы с Людой шли сзади. Я смотрела на ее спину и злилась, чувствуя, что она уже забыла про меня, обидела и идет себе, как ни в чем не бывало.
Обида требовала выхода и я вдруг разбежалась и сильно толкнула ее портфелем между лопатками. Она оказалась значительно легче, чем я ожидала, удар был очень сильным, она упала, разбила себе коленки, встала и не оглядываясь, вся сжавшись и сгорбившись, побежала с громким плачем домой.
Мне было ее жалко и очень стыдно, я до сих пор помню, как с силой бью по легким детским лопаткам. Возникло чувство, что я обидела маленького ребенка. Никакого удовлетворения месть мне не принесла.
-Я не ожидала, что она так упадет и сильно разобьется, - стараясь оправдаться, сказала я Люде, которая молча присутствовала при этой сцене
- Да - сказала Люда, - ты, конечно, не рассчитала, но не переживай сильно. Она ведь первая начала дразниться, ты ее не трогала.
Люда умела спокойно видеть ситуацию со стороны, замечая детали, которые не видела ни я, ни Оля. Эти свойства ее характера, полностью отсутствующие во мне, особенно когда я горячилась (вся в отца!), очень меня привлекали.
Люда жила с мамой и отчимом, целые дни была одна, и привыкла сама принимать решения, в то время как я всегда была под контролем бабушки.Люда чувствовала разницу между моей избалованностью и ее самостоятельностью, но не в пример многим знакомым девчонкам никогда не ставила мне это в укор.
Тут же, в Карталах, жила ее бабушка, но Люда не была к ней привязана и слушалась ее меньше, чем я свою. Будучи столь сильно несхожи по характеру и образу жизни, мы с Людой, сдружаясь, ссорились друг с другом гораздо меньше, чем я с Олей. Люда на мелочи не обращала внимания, а серьезных разногласий у нас не возникало.
9 (неизвестно какого месяца и года, 9 и все тут)
Я встала рано в 6 часов. Потом поругалась с бабой из-за Ситникова (Ситы). Приготовила себе завтрак и поела. Баба со мной не разговаривала. Немного погодя пришла Анна Демитриевна (орфография сохранена). Она после долгих уговоров села за стол. Я со скуки взяла томик Пушкина и стала его перелистовать. Но стихи не лезли в голову. Пушкина пришлось оставить в покое. Я позвонила Ольге и позвала ее к себе. Она пришла, и мы поиграли. Потом пошли в сад отделения милиции.
Ольгин отец работал в МВД и был каким-то начальником, тихий, склонный к полноте мужчина. Оля проходила через охрану под тем предлогом, что идет к отцу, а я с ней. Но его темный кабинет с кожаными казенными диванами и креслами мы не посещали, а ходили в садик возле отделения, где росли ранетки, мелкие, сильно вяжущие, но мы их с удовольствием ели, обрывая с веток и пытаясь достать те плоды, которые висели повыше.
Вскоре такое времяпрепровождение нам надоело и мы, обнаружив, после тщательного исследования, в здании отделения большой заброшенный чердак, стали организовывать там штаб.
Военизированность наша была просто устрашающая. Мы все читали горы книг про войну, постоянно играли в войну, в разведчиков, и две девочки, 10 и 11 лет, найдя заброшенный запыленный чердак с мебелью, начинают устраивать там не дом, не салон для приема гостей, а штаб своей организации, состоящей из них двоих!
Правда, штаб мы делали скорее как салон, натащили туда еще мебели.
Помню как мы корячась волокли по лестнице бесхозный диван и какой-то полковник безушпешно пытался нам помешать, а потом махнув рукой, положил на пол свои бумаги и помог нам занести диван на наш чердак.
Когда мы, наконец, устроились и стали думать, что делать дальше, как хватились этот самый диван, который просто временно стоял на лестнице, обнаружили наш чердак и Олин папа запретил нам ходить туда.Думаю, тут не обошлось без того самого полковника, который помог нам затащить диван.
Но запрещение это в будущем, а пока мы ходим в отделение довольно часто.
Продолжение дневника:
Там вымазались в краске и пришлось отмывать керосином. Разошлись мы с Олей по домам. После обеда я взяла книги, зашла к Ольге и мы пошли в библиотеку. Ходила к Ольге и играла. Потом почитала и заснула.
Начиная с третьего класса, я читаю книжки сама. Начинаю читать Дюма, Жюль Верна, Майн Рида. Читаю и по программе, не помню что. Читаю запоем, вечером не гашу свет, мама гонит меня на кухню, я мешаю спать. Я сижу на кухне и читаю, поджав замерзшие голые ноги под себя.
У маминых знакомых хорошая библиотека и мне разрешили брать книжки. Я читаю собрание сочинений Майн-Рида один том за другим и скоро чувствую, что он мне надоел. У него главный герой любит все время блондинок с голубыми глазами и золотыми волосами, а брюнетки либо злодейки, либо просто несчастливо любят главного героя.
Будучи темненькой девочкой, не брюнеткой в полном смысле слова, но совершенно точно не блондинкой, я обиделась на Майн-Рида за такую цветовую дискриминацию женщин, я чувствовала себя достаточно красивой, чтобы в меня мог влюбиться главный герой.