Биография отца Бешеного

Не дожидаясь своей очереди и не обращая внимания на возмущение будущих солдат, я нагло вошел в кабинет и увидел седоватого полковника с очень усталым лицом.

— Мы же тоже стоим! — донеслось из-за моей спины.

— Здравия желаю, товарищ полковник! — не обращая внимания на то, что творится за порогом, четко поздоровался я с хозяином кабинета.

Полковник недоуменно взглянул на меня. Видимо, то, что я был намного старше призывников, да еще и с бородой, заинтриговало его, и он вопросил:

— Слушаю вас?

В те дни на экраны вышел фильм, в котором я снимался в небольшом эпизоде (в таком малюсеньком, что заметить мое присутствие на экране можно было только с посторонней помощью: «Вон! Вон, видишь, я стою справа, прямо за Мишей Козаковым!»). Но в тот момент я был в ударе, — помните у Ильфа и Петрова: «Остапа несло».

— Не узнаете, товарищ полковник?

Он вглядывался в меня несколько минут, явно перебирая в памяти лица, но, конечно же, «не узнавал». Но в силу осторожности старого службиста на всякий случай неуверенно произнес:

— Что-то знакомое… Но точно не припоминаю…

Фу, облегченно вздохнул я, достиг желаемого: он меня не выставил из кабинета. Сделав «морду кирпичом», я подошел к полковнику и протянул руку:

— Виктор Доценко, Василий Иванович! — с некоторой долей фамильярности произнес я. (Как его звали на самом деле, я, к большому сожалению, забыл.) Все еще пребывая в недоумении, Василий Иванович ответил на рукопожатие, и я полез в портфель, достал пачку фотографий и протянул ему.

Он стал рассматривать и мгновенно оживился. На мое счастье, полковник оказался страстным поклонником кинематографа.

— Господи, конечно же, узнаю! — чуть смущенно произнес он и, восхищенно причмокивая языком, похлопал меня по плечу. — Какими судьбами в наших краях, Виктор…

— Можно просто — Виктор! О делах потом… — нахально отмахнулся я. — Может быть, за знакомство? — И вытащил коньяк. — Или… не положено?

Трудно сказать, то ли он был охоч до «зеленого змия», то ли ему действительно импонировало знакомство со «столичным актером», а может, я ему просто понравился.

— По граммульке можно… — улыбнулся военком. — Только… — Он подмигнул, вышел из-за стола и запер дверь на задвижку.

— «Чтобы в деканате не услышали»? — подхватил я.

— Вот именно! — Полковник достал из сейфа два стакана, плавленый сырок «Дружба» и смущенно добавил: — Вся закусь…

— Не голодные! — Я налил ему полстакана, плеснул чуток себе. — Больше не могу — съемки вечером! — соврал я. — За знакомство!..

— За приятное знакомство! — уточнил полковник.

Выпили. Закусили.

— Ты извини, Виктор, но у меня народ ждет… — с сожалением взглянув на бутылку, со вздохом проговорил он.

— Да, конечно… Я не займу много времени… Вы возьмите: потом выпьете за мое здоровье! — кивнул я на бутылку, которая мгновенно исчезла в сейфе вместе с остатками сырка и стаканами.

— Чем могу служить? — дружелюбно спросил военком.

— Я учился в МГУ, где, как вы знаете, есть военная кафедра, а с четвертого курса мне пришлось уехать в Болгарию на два года… — И, не вдаваясь в подробности, добавил: — По обмену!

— Значит, тебя могут призвать на офицерские трехмесячные сборы… — задумчиво проговорил он, уже догадываясь, о чем будет просьба.

— Я не успел получить звание: госэкзамен сдал, а в лагерях не был…

— Тебе сколько лет?

— Двадцать пять…

— Маловато… — задумчиво покачал головой полковник, — На год могут призвать…

— Мне ж диплом скоро защищать! Да и фильм большой намечается… — Я старался скрыть отчаяние.

— Документ о сдаче госэкзамена по военной подготовке есть? — немного подумав, спросил он.

— Конечно! — воскликнул я, радуясь своей предусмотрительности: когда профессор Солодков отказал мне в восстановлении, я зашел на военную кафедру и взял справку, которая гласила, что я сдал госэкзамен, но звание не получил в связи с «выбытием» за границу.

— Это уже нечто… — задумчиво проговорил полковник, потом весело добавил, — Что ж, попробуем!

Опущу наш дальнейший разговор, а изложу суть. Военком написал в Министерство обороны прошение от своего военкомата о представлении меня к офицерскому званию, подробно доложив все вышесказанное. Отослав документы, Василий Иванович выдал мне взамен воинского билета рядового «временный офицерский билет», в котором в графе «воинское звание» значилось — «без звания».

Более года из МО СССР не было ответа, наконец он пришел, и какой!.. В пакете, запечатанном внушительными сургучными печатями, находилось послание моего военкома, в конце которого, после слов «Ходатайствуем о присвоении Доценко В.Н. звания лейтенанта» стоял жирный вопрос и ничего более. Никаких приписок или пояснений.

Когда мне позвонил военком и сказал, что пришел ответ, я мигом примчался к нему, в надежде, что стал офицером. Увидев, что ничего не сдвинулось с места, я растерянно взглянул на полковника.

— Отлично! Сработало! — Военком не скрывал своего удовлетворения: кажется, он заранее знал, что придет именно такой ответ.

— Что сработало? — не понял я.

— Представляю, по скольким кабинетам потаскалось мое послание… — усмехнулся он: бумага действительно выглядела весьма потертой. — Мы посылали эту бумагу в надежде, что нам объяснят, как поступить с тобой, но нам объяснений не дали. Следовательно, — он хитро прищурился, — мы вновь направим наше ходатайство…

Только через год, когда мне исполнилось двадцать семь лет и я вышел из призывного возраста, пришел ответ из МО СССР, который был весьма лаконичен: «Отказать!»

Так и вышло, что я более двух лет был единственным офицером Советской Армии без звания…

Прописка имелась, в армию не призывали, и я с еще большей энергией принялся искать пути завершения высшего образования, подрабатывая на московских киностудиях и в качестве помощника режиссера, и в качестве актера на эпизодические роли, и в качестве «актера окружения»…

Поделившись с кем-то из сотрудников киностудии своей бедой и печалью по поводу отсутствия диплома, я получил совет обратиться за помощью к Алешечкину Г. М. — начальнику Управления кадров Госкино СССР. А чтобы он не прогнал меня с порога, а выслушал, меня должным образом проинструктировали.

О, первый поход к Г. М. Алешечкину я никогда не забуду: эта была целая симфония…

До встречи с ним следовало обзавестись ходатайствами известных деятелей советского киноискусства. И я опять обратился к Г. В. Александрову и О. Н. Ефремову. И вновь мэтры мне не отказали.

Вооружившись ходатайствами, я зарядил портфель «крупнокалиберными снарядами» и с дрожью в ногах явился пред светлы очи Г. М. Алешечкина.

Поздоровавшись, я трясущейся рукой протянул ему ходатайства Великих. Не поднимая глаз, он бегло прочел обе бумаги, потом хмуро взглянул на меня.

— И что? — спросил он.

— Георгий Михайлович, добрые люди сказали мне, что только вы можете мне помочь! — чуть не плача, начал я. — Я очень люблю кино и уже несколько лет отдаю ему свои силы и знания… Помогите мне, я очень хочу учиться во ВГИКе…

— Господи, всем нужен Алешечкин… — Он всплеснул руками. — Чуть что — Алешечкин, помоги, Алешечкин, спаси! — Он выразительно покачал головой.

Тут я подумал, что настала пора «крупнокалиберных».

— Георгий Михайлович! — воскликнул я, — Чуть не забыл, я ж только что из Болгарии вернулся и вам в подарок привез… прямо с завода… — Я вытащил из портфеля две бутылки болгарского коньяка «Слънчев бряг» и поставил перед ним.

— Та-а-ак, — протянул он, и в его глазах промелькнул веселый огонек. — Никогда не пробовал… — Встал из-за стола, подошел к дверям, выглянул в приемную. — Наденька, ни с кем не соединяй: я занят с товарищем по очень важному делу! — Затем закрыл дверь, повернул ключ и вернулся на свое место.

Я уже откручивал пробку. На соседнем столе увидел графин с водой и стаканы. Взяв один, поставил перед хозяином кабинета и принялся наливать. Алешечкин не проронил ни слова до тех пор, пока до края стакана не осталось чуть менее пальца.