Необыкновенные собеседники

Вся страна с нетерпением ждала выхода нашего «Малыгина» в море. Товарищи привезли мне вышедшую после моего отъезда газету. На первой полосе жирным шрифтом сообщалось, что я выехал в Архангельск, чтобы принять участие в спасательной экспедиции, и что редакция застраховала мою жизнь в Госстрахе на десять тысяч рублей. Последнее было для меня ново. Оказалось, что жизни всех корреспондентов, получивших мандаты Комитета помощи Нобиле, страховались в Госстрахе. Путешествие в Арктику в те времена казалось еще слишком опасным.

Не помню, когда мы спали. Да спали ли мы вообще! Несомненно, что мы, шестеро журналистов, впервые в жизни собравшихся в Арктику, были возбуждены куда больше, чем начальник экспедиции и его помощники. Один А. С. Яковлев сохранял относительное спокойствие, не только потому, что он был уже весьма пожилым человеком, но и потому, что бывал на Севере, хотя, разумеется, и не в глубинах Арктики, куда собрался «Малыгин».

С ним-то мы и пошли однажды вдвоем по Архангельску. Александр Степанович вывел меня за город специально, чтобы показать кусок настоящей тундры,..... .. ....... .......

Профессору Визе очень доставалось от донимавших его молодых журналистов. В предисловии к нашему общему сборнику «Записки о необыкновенном», вышедшем в 1929 году уже после экспедиции «Красина» и «Малыгина», он вспоминал об этом с доброй и очень милой дружелюбной улыбкой. Если малы-гинским журналистам не повезло в том смысле, что не их «Малыгин» нашел и спас аэронавтов «Италии», то им повезло в том смысле, что начальник их был очаровательный человек.

Те несколько дней, что мне пришлось с ним общаться в Архангельске, на всю жизнь запечатлели в памяти образ не только мягкого, улыбчивого, душевно тончайшего человека, но и человека поразительно многогранного, каким только и может быть очень большой, настоящий ученый.

У Владимира Юльевича Визе —- завидная биография участника исторической экспедиции капитана Седова к Северному яолюсу в 1912 году. Его имя запомнилось мне с гимназических лет, когда я зачитывался известной книгой Пинегина об экспедиции Георгия Седова на корабле «Святой Фока». Не мне оценивать научные заслуги Визе — этого выдающегося русского исследователя Арктики. Но уже в пору моего с ним знакомства— после обеих экспедиций на «Красине» и «Малыгине», когда Визе часто бывал в Москве,— им было сделано одно из замечательнейших открытий. Не выходя из своего кабинета, изучив Направление морских течений в восточном секторе Арктики, Владимир Юльевич совершенно точно определил местонахождение неизвестного арктического острова. Сейчас этот остров назван островом Визе по имени открывателя. Визе сделал это открытие, как некогда русский ученый и знаменитый революционер Петр Кропоткин, изучив направление морских течений ж западном секторе Арктики, определил местонахождение Земли Франца-Иосифа (тогда еще неизвестной). .....

Во время очередного плавания в Арктике Визе достиг места, гДё, по его представлениям, должен был находиться неизвестный остров, Остров оказался на месте, занесен был на карту иод именем острова Визе, а несколько месяцев спустя в Москве Владимир Юльевйч шутливо жаловался: .

— Знаете, как волновался, пробираясь во льдах к своему Петрову!.. Представляете себе? Скалы, покрытые льдом! Ни одного живого существа! Ни одной птицы! Нечего сказать — обзавелся землей на старости лет!

Он был худой, в очках, с двумя глубокими складками на лице. Как ни был он занят в суматошные дни подготовки к походу, не было ни одной ночи, когда бы Владимир Юльевич не

Ж

отводил бы душу в беседах с нами о литературе, о живописи, театре и музыке. Музыку он очень любил и превосходно играл. В гостинице в его большом номере стояло довольно расстроенное пианино. Он несколько раз пытался играть на нем, но всякий раз, не доиграв, бросал:

—- Невозможно. Уж очень расстроено.

В предисловии к сборнику «Записки о необыкновенном» Визе дал поразительно точную и тонкую характеристику одному из участников малыгинской экспедиции — блестяще талантливому журналисту Алексею Николаевичу Гарри.

Он написал, что Гарри «своеобразно сочетает в себе феноменальный цинизм с деликатностью хрупкого скрябинского прелюда».

Нельзя было лучше определить ныне покойного Алексея Гарри.

Пожалуй, еще никому не удавалось так глубоко поэтично и так образно описать Арктику, как сделал это Гарри в своих превосходных очерках похода «Малыгина».

Это он сравнил ледяную гору с Зеленым Граалем. Это он буквально зачаровал читателей своими описаниями льдов, моря, быта на корабле и прежде всего людей малыгинской экспедиции. Это были умные, поэтичные и вместе с тем полные прелестного юмора описания. К сожалению, Гарри написал в своей жизни очень немного и не оставил после себя всего, что мог бы оставить.

Это был человек глубокой культуры, многих знаний, большого таланта и, увы, того феноменального цинизма, который, как писал Визе, «так своеобразно сочетался в нем с деликатностью хрупкого скрябинского прелюда».

Вместе с тем этот небольшого роста, живой и веселый человек был человеком немалого мужества.

В юности Гарри служил адъютантом Котовского. Котовский его очень любил, а старые котовцы навсегда сохранили и уважение и любовь к своему молодому храброму сподвижнику в годы гражданской войны.

Когда экспедиция «Малыгина» достигла Земли Короля Карла и на оледенелой Земле малыгинцами был устроен склад бензина для летчика Бабушкина, Гарри вызвался в одиночестве охранять этот склад. Он умолял Визе разрешить ему остаться здесь сторожем — единственным жителем оледенелого острова.

Визе потом писал, вспоминая эту, разумеется, отвергнутую им просьбу Гарри:

«Желание это было бессмысленно,— но что скрывать,— я и т

сам был бы не прочь выкинуть нечто вроде этого. Кто живет, не делая безрассудств, не так умен, как он думает!» (Визе приводил французскую поговорку.)

Безрассудств в жизни Гарри было более чем достаточно.

Кое-какие из безрассудств Гарри в Архангельске едва не лишили его возможности участвовать в экспедиции. В белые ночи винные магазины в этом северном городе были открыты всю ночь. Гарри ходил с фляжкой на ремне через плечо... И когда фляжка пустела, забегал в магазин пополнить ее...

Из Архангельска полетели телеграфные жалобы на Гарри в редакцию газеты «Известия». Визе собрал нас и показал телеграмму редактора «Известий» Степанова-Скворцова: «Гарри в экспедицию отнюдь не брать».

Бедный Гарри был в совершенном отчаянии.

Мы, пятеро друзей Гарри, хором клялись Визе, что «Гарри больше не будет». Мы умоляли профессора простить Гарри и, несмотря на телеграмму Степанова-Скворцова, взять Гарри в поход.

Потом Гарри беседовал с Визе наедине.

И Визе сдался на просьбы. Он взял Гарри в поход. И никогда не жалел об этом. Не жалел об этом и Степанов-Скворцов.

В ночь накануне выхода «Малыгина» в море пришла телеграмма. Комитет помощи Нобиле отправлял на розыски еще один ледокол — «Красин», в то время самый мощный ледокол в мире. «Малыгин» шел восточным рейсом — через Белое море, к острову Надежды. «Красина» предполагали пустить западным рейсом — через Балтику, Северным морем, морем Баренца, мимо Медвежьего острова, в обход архипелага Шпицберген.

В. М. Суханову и мне Комитет помощи Нобиле предлагал немедленно выехать из Архангельска в Ленинград и принять участие в экспедиции на ледоколе «Красин».

Поздно ночью в мой номер гостиницы вошел Владимир Юльевич Визе.

— До встречи... может быть, на Шпицбергене.

— Вы, Владимир Юльевич, считаете такую встречу возможной? «Малыгин» может встретиться с «Красиным»?

— Считаю возможным. «Малыгин» идет с востока на запад. «Красин» с запада на восток.

Я спросил, нет ли новых вестей с «Персея».

—«Персей» в очень тяжелых условиях борется с непроходимыми льдами. Не забывайте, что полярное лето еще не наступило. Видимо, не «Персею» суждено разыскать итальянцев.