Григорий Шелихов

мгновение, чтобы проверить впечатление своей речи на сибирском

миллионщике, и, пуская в ход для вящей убедительности европейскую

колониальную терминологию, эффектно заключил: - Для вицероя*

российской Америки ничтожная цена. Сто тысяч рублей и мне куртаж пять

тысяч... (* Вице-короля.)

- Не подойдет, Симон...

- Атанасович! - важно подсказал Альтести.

- Не по моему капиталу, Симон Атанасович! - решительно заключил

Шелихов. - На приобретение в столице дома для Анны Григорьевны и моего

зятя, господина Резанова, положил я двадцать... ну, от силы тридцать

тысяч рублей - на все обзаведение...

- Если куртаж - пять тысяч остаются за мною, - без малейшего

смущения отозвался Альтести, - глебовский дом ваш, господин Шелихов,

за тридцать тысяч со всем, что в нем есть... Осмотреть в натуре хоть

сейчас можно...

- По рукам, Симон Атанасович! - согласился Григорий Иванович. -

На смотрины завтра поедем. Сейчас я на дом к графу Воронцову,

Александру Романовичу, собрался. Не хочу откладывать. Закончу дела

компанейские, домашним черед придет.

- Так, очень хорошо-с, - понимающе закивал Альтести, - я, как

Фигаро, мной помянутый, всегда на месте, всегда вовремя. Вот, извольте

получить! - картинно изогнувшись, чему немало мешал благоприобретенный

на русских вольных хлебах живот, Альтести подал мореходу свернутый в

трубку зубовский указ о пожаловании золотой медалью на владимирской

ленте правителя российских американских колоний, приписанного к

якутским третьей гильдии купцам из каргопольских государственных

крестьян Александра Андреева Баранова. - Не забыл я вашего

ходатайства, господин Шелихов, и хотя Баранов оный посажен на место

моего друга Евстратия Деларова, каждодневным напоминанием Платону

Александровичу так наскучил, что... Вот каков Альтести-Фигаро!

Прикинув в уме, во сколько следует оценить улыбку удовлетворения,

появившуюся на лице морехода, Альтести вкрадчиво добавил:

- Полагаю, что не ошибусь, Григорий Иваныч, положив на ваше

усмотрение за бумажку сию шесть бобров морских на шубу себе и жене

моей двадцать лис огневок...

- Ладно! На этом не постоим, Симон Атанасович, - царскими мехами

ублаготворю, - добродушно согласился Шелихов, восхищенный ловкостью и

отважной наглостью стамбульского деляги. - Вот, выбирай сам, по своему

разумению, какие понравятся! - показал мореход на стоящие в углу

кожаные мешки с мягкой рухлядью.

Не ожидая такой сговорчивой щедрости, Альтести решил до конца

использовать благоприятный случай.

- Браво, брависсимо, мой американский благодетель. Дозвольте

Симону Альтести быть до конца бесчестным... Господин Бомарше

прямехонько в меня метил, когда сказал: "Если от слуги требовать

честности, то много ли найдется вельмож, достойных стать лакеями?!"

Держава российская на вельможах стоит, возможно ли перевести столь

драгоценную породу через разведение честных слуг? Избави бог! А посему

дозвольте просить еще двадцать песцов серебряных на халат зимний -

никак к холодам здешним после солнечного Стамбула не приспособлюсь...

И не подумайте, что задаром прошу, не послужив вашему интересу... Вот!

Альтести жестом доброго волшебника протянул Шелихову второй указ

и на этот раз уже председателю адмиралтейств-коллегий суровому

шотландцу адмиралу Самуилу Грейгу. Этим указом американской компании

Шелихова предоставлялось право вербовать на свою службу волонтерами

офицеров русского военного флота, с сохранением за ними мундира,

сроков службы и права на пенсию.

- Довольны?!

- Бери песцов, Симон Атанасович, бери чего надо! - коротко

ответил Шелихов, понимая, на какую крепкую ногу становится дело

новоустраиваемых колоний. В военном флоте было немало знающих, сильных

в своем деле и отважных командиров, закаленных в непрерывных войнах с

Турцией, Швецией, Пруссией. - По вашим большим знакомствам, Симон

Атанасович, вы всех и вас все в столице знают, укажите, где

кораблестроителей и штурманов нужных в Охотское и Америку искать... В

долгу не останусь...

Альтести, несказанно довольный русской, помноженной на сибирский

размах щедростью морехода, отбирая добротных песцов на халат, с

величайшей готовностью ответил:

- Чего не сделаешь для хорошего человека! Десять червонцев с

головы - и через три дня завербую вам десяток охотников на Америку...

Подходит?

- Голова на американских берегах червонцев стоит, Симон

Атанасович... в Петербурге контрактов десять подмахнут, подъемные и

поверстные получат, до Охотского пятеро доедет, а увижу ли кого в

Америке?.. Матросов, промышленных, рукомесленных и сошных вербовать

доводилось и чем удержать знаю, а господ офицеров, да еще из дворян...

- Не сладка Америка, господин Колумбус, в вашем рассуждении, -

расхохотался Альтести. - Но мы дезертирство отсечем - вы заплатите мне

десять червонцев в Петербурге за добровольную голову, сданную компании

высочайшим указом по адмиралтейству: "Сим повелеваем для пользы

отечественной откомандировать с сохранением..." За таким ордером

господам волонтерам, - вы им, конечно, предоставите двойной оклад по

чину и паевой интерес, - за таким ордером податься некуда, кроме как

по разжаловании рядовым в сибирские полки... Я не вельможа - посулами

торговать... Слово Альтести - дело чести! - самодовольно сказал грек.

- Быть по-вашему, Симон Атанасович. Плачу против указа! -

согласился Шелихов, уверовав в ловкость и всемогущество пролазы, столь

третируемого Зубовым.

Такая запродажа людей казалась мореходу обыкновенной торговой

сделкой, а оговоренная гарантия придавала ей характер государственной

поддержки и необходимой солидности. Вербовка - он знал, что такое

вербовка! Завербованные в Охотском промышленные, получив задатки и все

пропив в кабаках, отказывались грузиться, выбегали голыми на мороз,

шумствовали. Приходилось охотского коменданта Готлиба Коха просить

оправдать подписи. На пропойцу наденут компанейское казенное платье,

завяжут в мешок либо закуют в оковы, загонят на корабль - и плыви,

куда деньги брал. Коменданта даром не побеспокоишь, с головы тоже

платить приходилось.

- Сорок червонцев за вами уже сосчитал! - уверенно сказал

Альтести; он находил еще менее предосудительной заключенную сделку. -

Лейтенант Быкадоров и мичман Дубяга, два славных Аякса балтийского

флота, храбрецы и преотчаянные дебоширы. Сколько они галер шведских

брандерами в шхерах пожгли - за этих людей, что в Америку уйдут, и со

шведов взять не грех! В долгах они по уши. Эти хоть завтра репорты на

Америку подадут, - Альтести загнул два пальца на руке. - Теперь мичман

Талин - три! Наплавков, провиантмейстер, человека кулаком убивает, но

поедет - под следствием он, с господином Шешковским политические

неприятности. Это уже четыре! А то есть еще вице-адмирал - Мордвинов,

Николай Семенович, кораблестроитель...* Этот для вашего дела пятерых

стоит... Аккуратный, чисто англиц, и в Англии учился! Уволили его за

попустительство матросне и мастеровщине. А корабли строить хочет по

своим прожектам - быстроходные, многопушечные, да ходу ему нет в

адмиралтействе. Кроме Грейга, все адмиралы в подрядчики пошли, потому

и флот наш, как государыня на кронштадтском смотру изволила сказать,

только для ловли сельдей пригоден... Мордвинов золотой человек, за

него, чтобы сманить к вам, Григорий Иваныч, - уговор дороже денег, -

меньше пятидесяти червонных согласиться невозможно... (* Видный в

дальнейшем, в царствование Александра I, государственный деятель,